Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 78

— Кроме начальства, — злобно заметил Хастур. И угрюмо замолчал, глядя прямо перед собой.

Лигур тоже замолк. Неизвестно, откуда Кроули брал все эти идеи, как он убеждал людей, как заставлял вспыхивать войны. Лигур был уверен, что в этом кроется какой-то подвох. Но тон Хастура натолкнул его на одну идею. Все демоны ненавидели друг друга, но Хастур ненавидел Кроули особенно усердно и терпеливо — за то, что этот позёр прохлаждается на Земле, пока они должны работать в Преисподней, выполняя утомительную, нудную и бессмысленную работу — другой ведь в Аду и быть не могло. Если один отдел писал отчёты, второй отдел занимался тем, чтобы перекладывать их с места на место, подшивать в разные папки и распихивать по разным полкам. В то же самое время третий отдел был обязан проверять отчёты после того, как они прошли подобную обработку, а четвёртый — сверять отчёт проверки с первоначальным отчётом. Сотрудники отделов постоянно менялись, и того, кто вчера проверял отчётность, завтра могли отправить кормить адских гончих или красить стены коридоров едкой зелёной краской самого невнятного и унылого цвета, который только можно было вообразить.

— Мы можем этим воспользоваться, — задумчиво заметил Лигур.

— Чем? — мрачно спросил Хастур. Он ненавидел инициативность и нередко лично убивал тех, кто высказывал при нём какие-то предположения.

— Идеями Кроули.

— Хочешь их украсть? — в голосе Хастура послышался интерес. Больше, чем душить инициативность (в буквальном смысле), он любил только устраивать неприятные неожиданности. — Если он делает записи, записи можно украсть.

— В записях придётся разбираться, — Лигур помотал головой, хотя, конечно, мысль о том, что можно лишить Кроули какой-нибудь записной книжки, была приятной, — но он заранее знал, что ему будет лень её читать и думать, как применить прочитанное. — Нет. У него нужно украсть идею. Он постоянно что-то придумывает — нам нужно проследить за ним и дождаться, пока он не придумает что-то новое, вроде гильотины.

— И тогда мы это украдём, — догадался Хастур.

— Когда он доведёт дело до конца, — уточнил Лигур, — мы это украдём. Первыми доложим начальству и припишем себе его заслуги.

Хастур хмыкнул, явно обдумывая эту мысль.

— Мне не нравится, как он развращает людей, — сказал Лигур в неожиданном приступе откровенности. — Он превращает наше низменное искусство в балаган. И развлекается. Он слишком много развлекается, — с осуждением добавил он. — Он не страдает так, как положено демону. Он… наслаждается жизнью, — добавил он вполголоса, будто произносил нечто неприличное.

— Это раздражает, — согласился Хастур.

— Мне кажется, что иногда он даже притворяется человеком.

Зависть цвела в его сердце, и она же подсказывала ему, что сейчас — тот самый удачный момент, когда можно стравить двух соперников, чтобы, пока они возятся, выясняя, кто сильнее, убрать с дороги обоих. И тогда — тогда он мог бы рассчитывать занять место Хастура рядом с Вельзевулом. Это был бы неплохой карьерный рост — и он бы уж точно вытребовал себе право больше не появляться на Земле, а заниматься грешниками, которых в Преисподней, благодаря революции (и усилиям Кроули, угрюмо подумал Лигур) становилось с каждым днём всё больше и больше.

— Он странный демон, — продолжал Лигур, зная, что его слова падают во внимательные уши. — Я всё время чувствую в нём что-то неправильное. Он просто выводит из себя.

— Его нужно поставить на место, — согласился Хастур. — Он слишком много о себе думает. А ведь он даже не Князь.

— Он не Князь, он обычный демон. Я уверен, что он нам завидует. Хотел бы на наше место. Хотел бы себе и власть, и титул.

— А кто бы их не хотел? — усмехнулся Хастур, косо глянув на Лигура. Возможно, у него и промелькнула мысль, что Лигур тоже хотел бы себе и больше власти, и громче титул, но эта мысль была обыкновенной и будничной, а вот возможность навредить Кроули и при этом ещё и возвыситься — свежей и привлекательной, так что Хастур вернулся к ней.

— Кроули нам завидует, — согласился он. — Это очевидно. Поэтому из кожи вон лезет, чтобы его заметили. Устраивает все эти штуки, — Хастур пренебрежительно махнул рукой, указывая на мертвецов.

— А на самом деле они ничего не стоят, — тут же добавил Лигур. — Любой дурак может взять и убить человека. Для этого даже не надо быть демоном. Можно быть собакой. Или кирпичом. Или пирожком с ядом.

— Или дизентерией, — добавил Хастур.

— То, что он делает — это не мастерство, — настойчиво продолжал Лигур. — Это сплошной обман. Я бы не засчитал ему эти души. Есть наши традиции, есть правила. Если ты от них отступаешь — какой же ты тогда демон?

— От традиций нельзя отступать, — мрачно согласился Хастур.

— Настоящее искусство совращения душ — в том, чтобы делать это долго, трудно и медленно. Если ты получаешь десяток душ щелчком пальцев — это обман.

— Я не удивлюсь, — сказал Хастур, — если этих душ вообще не существует. Он их выдумал. Просто пишет в отчётах случайные цифры, думая, что никто не проверит.

— Не на тех напал, — уверенно сказал Лигур. — Мы проверим.

— Выдаёт себя за настоящего демона, а сам… — Хастур распалялся медленно, но, распалившись, действовал решительно и прямо. К сожалению, возможности его воображения исчерпались куда быстрее, чем взятый им разгон, так что Хастур был вынужден прерваться, подыскивая подходящее, достаточно оскорбительное противопоставление понятию «демон».

— Он просто не умеет развращать людей по-настоящему, — сказал Лигур, когда понял, что Хастур способен ещё долго так стоять и подбирать слова. — Поэтому выдумывает все эти гильотины, инквизиции, войны.

— Люди умирают и попадают в Ад после гильотины, — заметил Хастур, не зная, как приложить этот факт к своему доказательству бесполезности и никчёмности Кроули.

— Совпадение! — уверенно сказал Лигур. — Ему просто везёт. На самом деле он бы не смог развратить даже священника. По-настоящему смутить душу, а не вот так, — он кивнул на телегу обезглавленных тел. — С гильотиной любой бес-недоумок наведёт страху на город. Но у этого нет настоящей ценности, — проникновенно сказал он. — Сразу видно, что это фальшивка. Он просто старается произвести впечатление — но нас не проведёшь.

— Будем за ним следить, — решил Хастур. — За каждым его шагом. Однажды он совершит ошибку, и мы об этом узнаем.

— И все узнают, что на самом деле он и его идеи ничего не стоят.

— А потом мы присвоим его идеи, и за это нас наградят.

Робеспьер был маленьким, сухим человечком с огромной головой, которая казалась вдвое больше естественного размера из-за объёмного белого парика. Он пудрил лицо и подводил губы кармином. Кроули всё время мерещилось, что это не рот, а порез бритвой, и из него по белому подбородку на белый шейный платок вот-вот хлынет кровь.

Ему не нравился Робеспьер. Он был холодным, жестоким и умным. И опасным — не для Кроули, разумеется, а для своих же собратьев. Для людей.

Глядя на него, Кроули отвлечённо размышлял о том, что, окажись такой деятельный и упрямый человек на месте любого из князей Ада — он бы наверняка сумел изменить Преисподнюю до неузнаваемости. Навёл бы железный порядок, приструнил древних демонов вроде Шуб-Ниггурат, запретив тащить в рот каждого, кто плохо лежит. Нашёл бы общий язык с Люцифером, подвинул бы Вельзевула — а там, глядишь, недолго бы оставалось и до победоносной войны с Раем. Нет, всё-таки хорошо, что он был всего лишь человеком. Хорошо, что князья Ада были консервативными и держались за старые порядки, не замечая, как стремительно меняется мир людей. Если бы они, забыв о гордыне, хоть чему-нибудь научились у них, последствия были бы катастрофическими. Потому что жестокость людей росла вместе с их изобретательностью, и Кроули уже давным-давно не прикладывал рук к их делам — люди справлялись сами. Кроули только и оставалось, что слать отчёты, докладывая о своих успехах.

Как, например, установление режима Террора.