Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 71

Кроули переглянулся с Азирафелем.

Честно сказать, последний раз они сытно обедали ещё в Петербурге. На почтовых станциях ничего приличного не подавали, а припасы, захваченные в дорогу, служили им не для удовольствия, а для утоления голода. В долгом пути дорожная еда никогда не бывает впрок.

Азирафель встал, коротко кивнул:

— Миссис Вознесенская, я полагаю?

— Ой, что вы! — та разулыбалась, протянула ему ручку. — Благодарю усердно!

— Авдотья Михайловна, — с облегчением представил её хозяин, — имею удовольствие приходиться ей законным супругом.

— Прошу покорно, — та взмахнула рукой, раскрыла двойные двери в столовую, — не побрезгуйте.

— Благодарю за приглашение, — Азирафель вежливо поклонился хозяйке. — Сочтём за честь.

В столовой зажгли свечи, десятки золотых огоньков рассыпались по хрустальным бокалам, тарелкам и зеркалам. В комнате стоял полумрак, а за окнами всё было белым: и земля, и небо.

Дочери господина Вознесенского шуршали платьями и шушукались, поглядывая на гостей. Наташенька, Машенька и Дашенька оказались миловидными девицами, воспитанными в лучшем фасоне. Для их душевного и умственного образования господин Вознесенский не пожалел никаких средств: нянькой им была немка, гувернанткой — француженка, компаньонкой — англичанка. По уверениям родителей, все три девицы были большие искусницы: одна большая музыкантша, другая — художница, а третья поёт, как ангел, и все вместе щебечут по-французски чуть ли не свободнее, чем на родном языке.

— А что ж вы ренское не пьёте, господин Кроули? — спросила Авдотья Михайловна.

Муж шикнул на неё, сделал страшные глаза. В его представлении Кроули являлся кем-то не меньше мастера масонской ложи, и обращение к нему как к простому смертному было кощунственным.

— Да хоть прикушайте, — предложила хозяйка, ничего не заметив. — Порадуйте душеньку. Иной раз, так за обедом полчарочки, в чулане стаканчик водки — и на всё глядеть веселее.

Кроули выпил стакан вина, не поморщившись и не улыбнувшись. Его забавляло внушать хозяину суеверный ужас. Азирафель кидал на него сердитые взгляды, и это тоже было довольно забавно.

Господин Вознесенский дёрнул супругу за рукав, изобразил всем лицом, что ей не следует отвлекать важного гостя своими мирскими разговорами. Близняшки Наташенька и Машенька, наклонившись друг к другу, смущённо хихикали в платочек, поглядывая на Азирафеля. Тот бегло улыбался в ответ, вызывая у них новые приступы шёпота и хихиканья. Младшая Дашенька, опустив темноволосую головку, убранную цветами, сидела бледная и глаз не поднимала.

После второй перемены блюд хозяин, расстегнув последнюю пуговицу на сюртуке, сел свободнее.

— Книга, что вы ищете — большая сейчас редкость, — со значением сказал он.

— Я слышал, она вышла большим тиражом, — живо возразил Азирафель, обрадованный возвращением к главной теме.

— Выйти-то вышла, — согласился хозяин. — Но матушка наша царица её невзлюбила. Книгу по её личному указу запретили, а тираж сожгли.

У Азирафеля в глазах блеснул азарт. Кроули молча ухмыльнулся. Для ангела не было ничего привлекательнее запрещённой книги, особенно если это была книга пророчеств — чтобы заполучить такую, он был готов на многое. Кроули всегда было интересно, как далеко может зайти ангел, чтобы заполучить вожделенную рукопись. Хозяину же этот раритет явно жёг руки, но он боялся, что расставание с ней уронит его в глазах собратьев-масонов, которыми он уже назначил Кроули и (в некоторой степени) Азирафеля.

— Как она уцелела у вас? — с любопытством спросил Азирафель.

— Экземпляр из личной коллекции графа, — понизив голос, ответил хозяин. — С собственноручной дарственной подписью. Он оставил его у меня, покидая Россию.

— Уж как мы боялись! — воскликнула Авдотья Михайловна. — А как я его уговаривала эту проклятую рукопись сжечь!..

— Сжечь! — возмутился господин Вознесенский. — Это же не книга, это наследие самого графа! Из его собственных рук! А ты — сжечь! Бесценный экземпляр, о его стоимости подумать страшно!..

— Любая книга имеет свою цену, — с намёком заметил Азирафель.

Он явно едва сдерживался, чтобы не начать торг прямо сейчас. Пророчества, предсказания и откровения были его настоящей страстью, его вожделением. Кроули никогда не понимал, что именно Азирафель пытается отыскать в чужих фантазиях о далёком будущем. Иногда у него мелькало смутное подозрение, что Азирафель ищет в них какой-то знак, но эти мысли никогда не превращались во что-то связное, оставаясь тревожной тенью, не поддающейся осмыслению.

— Позволите её пролистать? — спросил Азирафель, механически покачивая в пальцах ложечку.

— Христос с вами, листайте, — гордо предложил хозяин и крикнул в переднюю: — Терентий! Поди в библиотеку, разбойник, да отопри шкаф, который с розанами. Возьми с верхней полки пятую книгу, которая в сафьяновом переплёте, и принеси мне!

Дашенька впервые за всё время подняла глаза, робко заметила:

— Вы же, папенька, изволили оставить её в городе.

— Что оставить! Как оставить! — возмутился господин Вознесенский. — Как же я мог её оставить, если я её на днях перечитывал?

— Вы, папенька, тогда ещё приказали сломать стенку в погребце, а книгу спрятать, — подхватили близняшки.

— Всё-то вы романы читаете, фантазируете, — с упрёком ответил отец.

— Нет, душенька, я тоже припоминаю, — поддержала Авдотья Михайловна. — Как же забыть — сколько шуму было, а пыли-то напустилось — страх!

— Что вы мне голову морочите! — рассердился хозяин, бросив салфетку на пол. — Третьего дня в руках держал! Терентий! — опять крикнул он. — Что ты копаешься! Живо принеси книгу господина Калиостро!

Азирафель, скрывая беспокойство, приложился к вину. Кроули качнулся в его сторону:

— А книга у него не экзистирует. Кто бы мог это предвидеть?..

Азирафель бросил на него расстроенный и раздражённый взгляд.

Терентий в лакейском сюртуке принёс книгу — как оказалось, пятым на верхней полке в шкафу с розанами стоял ботанический атлас. Господин Вознесенский вскочил из-за стола, негодуя, что его никто не слушает и никто ему не подчиняется, и отправился за книгой сам. Хозяйка бросилась его успокаивать, Азирафель тоже не усидел на месте, так что в маленькую библиотеку друг за другом переместились и гости, и домочадцы.

Пересмотрев все шкафы, господин Вознесенский убедился, что книги Калиостро не было ни на верхней, ни на нижней полке, ни в шкафу с розанами, ни любом другом шкафу.

— Что ж вы со мной делаете, — сказал он, упав в кресло и потирая лоб. — Совсем голову заморочили.

— Прикажи, батюшка, в город послать, — сочувственно предложила Авдотья Михайловна. — Ты, друг мой, запамятовал. Как мы уезжали, всё говорил, что расстаться с ней никак невозможно, но и с собой везти морока — если найдут, что тогда делать? В камин бросать?

— Книгу магистра — в камин?! — Вознесенский вскочил, нервно прошёлся по библиотеке. Дочери и супруга расступались перед ним и снова смыкались платьями, как льдины на реке.

Кроули следил за душевными терзаниями Азирафеля, привалившись плечом к дверному косяку. Наблюдать за ангелом было одно удовольствие: он нервно покусывал губы, сплетал и расплетал пальцы, шаря глазами по полкам, заставленным книгами. Ему были не чужды эти муки — осознавать, что предмет вожделения одновременно и близок, и далёк. Существует, но недосягаем. Кажется, протяни руку — и обретёшь. Но обрести не можешь, и это сводит с ума.

— И мы тащились сотню вёрст в эту глушь, — вполголоса сказал он Азирафелю из-за плеча, — чтобы найти шиш с маслом. Не знаю, как ты, а я возвращаюсь.

— Не знаю, как ты, — вполголоса ответил тот, — а я не сдаюсь так быстро.

— Это я быстро сдаюсь? — Кроули едва не уронил очки от такого оскорбления.

— Терпение тебе определённо неведомо.

— Ещё бы! Добродетели не по моей части!

— Очевидно.

— Я быстро сдаюсь?! — громко переспросил Кроули. Он даже не мог найти слов, чтобы выразить своё презрение к такой постановке вопроса. Азирафель недовольно отодвинулся от него. Кашлянул, привлекая внимание господина Вознесенского, который в позе, полной отчаяния, прикрыв глаза рукой, лежал в кресле.