Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс - Страница 56

— Передай, что я собираюсь гореть в Аду, — сказал Кроули.

Лондон, 19 мая 1630 AD

Сидя в кресле и закинув ноги на подоконник, Кроули в сотый раз листал пьесу, заложенную розовой лентой, повторял про себя выученные наизусть строки до тех пор, пока вдруг не споткнулся на давно известных словах.

А чего он ждал?..

Нет, чего же он ждал от ангела?..

Что бы он мог получить в ответ?

Азирафель никогда не сможет принять его чувств. Единственным разумным ответом будет отказ. Ведь, приняв их, он будет вынужден ответить на них — что невозможно. Поэтому он должен будет ему отказать. А сделав это, Азирафель откажется от всего, что происходило с ними за ширмой умолчаний и недоговорок, за притворством «мы ведь друзья», и даже за притворством «ты демон, я ангел, между нами нет ничего общего».

Их отношения были реальны — возможны — только пока они оба делали вид, что их не существует. Лишь пока всё это — все эти чувства, слова и желания — оставалось неизъяснимым. Как этот грёбаный мать его План, не поддающийся облечению в слова!..

Кроули вздрогнул от шокирующего осознания. Потом выдохнул — нет, это не могло быть связано между собой — План, не облекаемый в слова, и чувства, не смеющие себя назвать…

В полуденном небе за окном полыхнуло. Кроули, щурясь от яркого света, глянул.

Там сияла звезда.

В ярко-голубом небе, белая, лучистая.

— Кассиопея, — пробормотал Кроули, узнав сверхновую. — Бахнула всё-таки.

И замер на месте, не смея пошевелиться.

Нет, это было бы чересчур.

Нет, это было бы уже слишком.

Кроули, прищурившись, с подозрением посмотрел на небо.

— Да ты издеваешься, — сказал он.

Звезда сияла.

P.S.

После возвращения в Англию Уолтер Роули по требованию Филиппа III был казнён за нападение на Санто-Томе. Это не помогло спасти отношения между Англией и Испанией. Война между ними была объявлена в 1624 году.

Примечания

Марс — площадка на вершине мачты для работы с парусами и наблюдения за морем.

Фальшборт — ограждение по краям палубы корабля.

Квартердек — приподнятая до линии фальшбортов кормовая палуба.

Планшир — планка (брус), ограничивающая фальшборт по верхней кромке.

Кильватерная струя — полоса воды, остающаяся за кормой идущего корабля.

Полубак — носовая надстройка на баке корабля.

Грот-мачта — средняя мачта на трехмачтовом судне.

Грот-бом-брам-рея — четвертая снизу рея (поперечная балка на мачте, к которой крепится парус) на грот-мачте.

Рангоут — собирательное слово для обозначения всех деревянных частей корабля: мачт, стеньг, рей и т. д.

Такелаж — совокупность снастей для крепления и управления рангоутом и парусами.

Ванты — канатные растяжки между мачтами и бортом парусного судна, служащие для придания мачтам устойчивого вертикального положения.

========== Париж, 1745 AD ==========

Комментарий к Париж, 1745 AD

В каком великолепнейшем дворце

Соблазнам низким ты даешь приют!

Под маскою прекрасной на лице,

В наряде пышном их не узнают.

Сонет №95

Дымный воздух плавал под потолком, душный от амбры и мускуса. Тяжёлые шторы скрывали окна, запрещая дневному свету пробиваться в маленький зал. На диванчиках, расставленных тут и там, разгороженных ширмами, вполголоса разговаривали, хихикали, целовались. Полуголые девицы в нижних юбках, разгоняя табачный дым веерами, прохаживались мимо, качая бёдрами. Среди них были и опытные матроны, раскрашенные на манер ярмарочных игрушек, и свеженькие девицы из предместий Парижа, стеснявшиеся выпустить маленькую грудь из корсажа. За ними волочились господа с нарумяненными лицами, в напудренных париках и туфлях с каблуками, которые, по всеобщему представлению, делали мужчину стройнее и выше.

Кроули находил странное неприятное очарование в подобных местах. Было в этих человеческих муравейниках что-то по-домашнему уютное — или, вернее, было бы, если б Кроули мог назвать Ад приятным местечком. Однако Ад по самому своему замыслу являлся местом неприятным во всех отношениях — для демонов так же, как и для грешников. Но если бы Кроули хотел вообразить себе более подходящий Ад, то он вообразил бы его таким: с дешёвым вином, картами, девицами в нижнем белье и с растрёпанными причёсками, с весёлым визгом и топотом каблуков, когда очередной молодящийся Аполлон преследовал пьяную нимфу.

Кроули заглядывал сюда, чтобы побыть в одиночестве и отдохнуть. Люди никогда не мешали его одиночеству — наоборот, в их компании он всегда ощущал его особенно остро. Они сгинут, как дым, превратятся в прах. Сегодня живые, смеющиеся — завтра исчезнут.

У него на колене сидела крашеная рыжеволосая девица, пила вино, которое он заказал, и болтала с подружкой о чём-то своём, человеческом и приземлённом. Кроули слушал их голоса, откинув затылок на спинку дивана. Он чувствовал себя уставшим.

В последнее время он часто чувствовал себя уставшим. Приблизительно последние лет сто. Столько же, сколько он не виделся с Азирафелем. Он мастерски избегал встреч — помогало выработавшееся за тысячелетия умение чувствовать, когда ангел оказывался где-то поблизости. Даже если им приходилось по долгу службы находиться в одном городе, Кроули делал всё, чтобы не пересекаться с ангелом. Они словно жили в разных временных потоках, минуя друг друга на день, час, минуту. Кроули порой даже приходилось манипулировать временем, чтобы не сталкиваться с Азирафелем.

Возможно, его усталость была вызвана ещё и этим. А возможно, тем, что они так и не помирились. Впрочем, Кроули был уверен, что примирение невозможно. И даже когда желание увидеться с Азирафелем — или желание увидеть его хотя бы издалека — становилось невыносимым, Кроули в очередной раз напоминал себе, что ангел никогда не простит его — и смирялся с тем, что они больше не встретятся.

Конечно, он скучал. Они так часто общались в последние две тысячи лет, что Кроули привык к его обществу, к его виду и смеху. Ему не хватало возможности поделиться с Азирафелем последними сплетнями, разделить его энтузиазм от нового рецепта, посидеть с ним в красивом месте и поболтать о земных делах. Жизнь как будто лишилась половины своей прелести. Странно это всё, думал Кроули. Как может быть так, что радость, разделённая пополам, на самом деле умножается вдвое? А радость, доступная целиком одному, уменьшается вдесятеро? Это была какая-то хитрая математическая загадка.

Люди всегда говорили, что время лечит. Кроули было любопытно, какое количество времени нужно употребить, чтобы оно наконец подействовало. Да и действует ли вообще это средство? Может, это типичное человеческое шарлатанство?

Кроули закрыл глаза. Возможно, ему стоило бы просто лечь спать и проспать до самого Страшного суда, чтобы всё уже кончилось и можно было разойтись по домам: одному — в небесные выси, другому — на адские муки. По крайней мере, в этом была бы хоть какая-то определённость.

Кроули понимал, что просто-напросто прячется от Азирафеля. Едва тот приехал в Париж, Кроули залёг на дно. А где лучше всего скрываться от ангела?.. Разумеется, в одном из борделей. Кроули был уверен, что никакие дела не приведут сюда Азирафеля — его обычно посылали к более важным особам, к королям и их приближённым, а не к проституткам, студентам и буржуа.

Кроули невольно представил Азирафеля одетым по последней моде, в сливочного цвета камзол с золотой вышивкой и белые чулки. Поморщился, встряхнул головой, отгоняя видение. Азирафель точно придёт в восторг от новой моды. А уж в каком восторге от него будут в Версале — сейчас ценят как раз таких, с округлым лицом, светловолосых, с полными бёдрами и мягкими руками…

Кроули тяжело вздохнул. Стоило подумать об Азирафеле, как фантазии и видения атаковали его, будто свора адских гончих. Чтобы избавиться от них, ему бы стоило отправиться куда-то в Австралию, если не дальше.

Занятый выбором места, географически максимально удалённого от Парижа, Кроули пропустил момент, когда в окружающей его реальности произошло кардинальное изменение. Оно сопровождалось тихим колокольчиковым звоном — с таким обычно являлся Азирафель, когда не утруждал себя перемещениями традиционным способом, а просто возникал там, где ему требовалось.