Любовь не с первого взгляда (СИ) - Берестова Мария - Страница 79

Не иначе, как спросонья, он честно ответил:

— Вас ждал.

Королева удивилась.

Огорчилась.

Устыдилась.

— Совсем не обязательно было дожидаться меня здесь, — тихо отметила она.

Он услышал в её голосе смущение, встал и ответил:

— Да, вы правы. Простите. Пойду к себе.

— Стойте, — она взяла его за руку.

Они оба вздрогнули от этого прикосновения.

Она сделала шаг назад, увлекая его за собой.

— Ваше… — попытался воспротивиться он, но запнулся, встретившись с нею взглядом.

Она молча завела его в свою спальню, прикрыла дверь, поставила свечу на её место на столе. Вернулась к нему и слегка лукаво — в темноте не было видно, но в голосе читалось — напомнила:

— За мной остался поцелуй, ведь так?

— Вот как? — с тихим смешком наклонил он голову набок, пытаясь разглядеть её лицо. — Теперь, стало быть, я снова желанен?

Ей послышалась в его голосе обида — скорее придуманная ею, чем настоящая, — и она огорчённо переспросила:

— Я вас сильно обидела, да?

От смущения она не озвучила вторую часть своих страхов — что из-за ссоры, возможно, ему нежеланны супружеские отношения с нею, — но он по заминке в её голосе угадал её переживания и улыбнулся, вполне явственно даже на взгляд и вполне отчётливо в голосе:

— Ба! Дорогая, если бы вы могли заглянуть в мою голову, вы бы увидели не обиды, а только многочисленные картины того, как я снимаю с вас это кружевное безобразие, — кивнул он на её откровенный ночной наряд.

К его удивлению, она быстро подняла руки к завязкам — и спустя секунду кружево ночной рубашки скользнуло к её ногам.

С мягким смехом она сделала шаг к нему:

— Так кто там из нас мечтал о поцелуе русалки и охотника?..

Наутро Канлар с удивлением изучал составленный ею ночью анализ страхов.

— Впечатляет, — присвистнул он где-то на второй странице, где Кая боялась мужа, который в будущем настроит против неё детей и подобьёт их свергнуть её с престола. — Вот так фантазия, — пробормотал он на четвёртой странице, где описывался харизматичный муж, вовлекающий королеву в групповые любовные связи. — Нда, с этим будет сложно разобраться! — признал он, дочитывая пятую страницу. — Возможно, вам просто нужно больше времени, чтобы научиться доверять мне?

Кая молча ткнула пальцем в седьмую страницу, где как раз шли случаи «вот только научишься ему доверять — и тут-то он тебя и!»

Канлар с растерянным видом почесал щёку. Таких проблем он никак не ожидал. У него самого, конечно, затесалась парочка страхов, связанных с этим браком, но до полномасштабных ужасов, прописанных королевой, там явно было далеко.

— Давайте пойдём от обратного? — воодушевился вдруг идеей он, осознав, что опровергать каждый страх бесполезно и бесперспективно. — Предположим, всё самое дурное осуществится: вот он я, предатель и бунтовщик, все страхи воплотились в жизнь. Ну и что, собственного, страшного произойдёт? Арестуете меня, казните, в конце концов, и дело закрыто. Ну, пострадаете немного на почве предательства, но так ведь вы умная женщина, и сильно по предателю убиваться не станете, — резюмировал он. — И ничего страшного, видите? — попытался он ободрить её улыбкой.

Но она в ответ не улыбнулась; посмотрела строго и холодно и возразила:

— Я люблю вас.

Это было совсем не похоже на признание в любви; сухая, суровая реплика без тени тепла в тоне или во взгляде, но всё-таки он слегка вздрогнул, и сердце его ярко отозвалось на эту фразу.

Беспечно пожав плечами, он безмятежно подвёл итог:

— Так ведь тогда бояться уже поздно.

К его неожиданности, она рассмеялась.

— И в самом деле, — ответила она на его вопросительный взгляд. — Разве ж я теперь могу что-то с этим поделать?

— Это всё ваша мания всё контролировать, — объяснил он ей её собственные порывы.

Тихо улыбнувшись, она признала:

— Вы правы.

Вернувшись к листкам, он оптимистично продолжил:

— Ба, по крайней мере, я могу пообещать вам не подглядывать за тем, как вы рисуете!

Страх, что он увидит её за этим занятием, смотрелся крайне чужеродно и нелепо в ряду всех остальных ужастиков, но, во всяком случае, выглядел достаточно поддающимся разрешению.

Кая невольно бросила взгляд в сторону пустого мольберта и тихо улыбнулась:

— Крайне любезно с вашей стороны, — согласилась она.

Канлар тоже посмотрел на мольберт, хмыкнул и признал:

— Ну вот, вы изрядно раззадорили моё любопытство.

По выражению его лица было очевидно, что он представляет упражнения в стиле Айде-Лин.

Королева покраснела и поспешила опровергнуть догадки, которые, как ей показалось, он обдумывал:

— Я просто очень плохо рисую, — призналась она и покраснела ещё сильнее.

— Уж точно не хуже меня! — рассмеялся Канлар. — Спросите как-нибудь госпожу Се-Ньяр, я самый безнадёжный её ученик! — припомнил он свои давние опыты в этом искусстве.

Кая с живым любопытством заглянула ему в лицо:

— А она даёт уроки?.. — прозвучал её робкий вопрос.

С выражением тихого восторга на лице Канлар прижал её к себе:

— Я вас сведу на днях.

Как только график королевы позволил, он и впрямь привёл её в министерство, где у госпожи Се-Ньяр была оборудована небольшая светлая комната как раз для художественных опытов. Выпроводив Канлара заниматься делами, дамы принялись живо обсуждать интересующий их вопрос. Кая даже принесла давнишнее красное безобразие — единственный свой несожжённый рисунок.

— Вы напрасно переживаете, ваше величество, — рассмеялась госпожа Се-Ньяр, разглядывая пурпурные небеса. — Рэн прав, он рисует гораздо хуже вашего!

«Рэн?» — чуть не переспросила Кая и сразу же слегка покраснела, осознав две немаловажные вещи: у её мужа, во-первых, есть имя, и во-вторых, что вполне естественно, близкие ему люди это имя сокращают.

Сколько себя помнила, Кая слышала о нём только и исключительно как о «господине Канларе», и в её окружении никто не называл его иначе — ну разве что если используя титул. Конечно, она знала его имя, но совершенно не ассоциировала его с ним. А тут, извольте, кто-то зовёт его этим самым Рэном, словно всю жизнь так и было — да ведь для госпожи Се-Ньяр, действительно, так и было.

— Это самый удачный из моих рисунков, — призналась королева. — Обычно получается куда как хуже.

Зорким взглядом выискивая в полотне те или иные одной ей знакомые черты и приметы, госпожа Се-Ньяр живо переспросила:

— А что вы хотели сказать этой картиной?

Кая в недоумении замерла.

Она никогда и ничего не хотела сказать своими рисунками. Она просто рисовала, как приходило на ум, не задумываясь, как это должны увидеть другие — да ведь и не предполагалось, что кто-то это когда-то увидит.

— Мне кажется, — не дождавшись ответа, принялась фантазировать художница, — здесь что-то про победу чувства и воображения над обыденностью, да? Смотрите, вот эти строгие силуэты зданий словно сгорают в алых солнечных лучах! — во восторге стала изобретать она толкование. — И цветы, цветы! Чувство, которое сильнее оков и рамок!

С недоумением королева припомнила, как, пока она пыталась обдумать кандидатуры на роль вице-канцлера, ей в голову упрямо лезли мысли о поцелуях. Неужели это и впрямь так легко читается с готового рисунка? Точно нужно сжигать всё, без исключений, это же ужас какой-то, любой, что ли, сможет вот так залезть ей в голову?

— Погодите, мне тут Джер-Лирэ подарил… — госпожа Се-Ньяр вернула королеве её холст и закопалась куда-то в ворох набросков. — Смотрите! — торжествующе воскликнула она, выхватив оттуда нужный лист. — Здесь та же тема, но решено иначе…

И королева незаметно для себя оказалась втянута в многословный и яркий разговор об искусстве, который занял несколько часов — конечно, за это время было сделано без счёта набросков, и, к её неожиданности, несколько из них Кае даже понравились.

Вечером того дня, вышивая, пока муж занимался какими-то бумагами, она вдруг решилась позвать его этим, нынче услышанным, именем: