Следящий за горизонтом (СИ) - Сапрыков Николай - Страница 5

Все разработки, что велись данной структурой и с которыми соприкасался Майкл, были направлены на достижения благих целей: излечение рака, регенерации всевозможных клеток, более эффективные способы борьбы с широко известными заболеваниями и т. д. Из последнего — работы по исправлению «ошибок» иммунитета, снижение гиперчувствительности организма на отдельные вещества. Майкл не так давно обрабатывал данные с результатами очередных экспериментов.

Спрятав книгу в выдвижной ящик своего стола, Майкл вышел из архива, заперев за собой дверь, двинулся вверх по пролёту лестницы. Чтобы дойти до ближайшей уборной из подвальной части помещения, нужно было подняться на второй этаж, пройти по коридору налево и, минуя конференц-зал, свернуть ещё раз налево. «Неужели нельзя было соорудить хотя бы одиночный санузел на уровне подвальных помещений», — размышлял Майкл. Помимо архива тут располагались и склады, и дебаркадер, и гардеробы. И всему персоналу этого уровня нужно было тащиться на второй этаж.

Поднявшись по пролёту комплекса, Майкл уловил восклицания местных лаборантов. В одном из помещений вёлся оживлённый спор. Уставившись в самую дальнюю точку коридора, в том самом месте, где располагался следующий указатель, Майкл начал непроизвольно прислушиваться. Спор, как ни странно, был не о результатах очередных исследований, не о придурке начальнике и даже не о смысле жизни.

Мораль современного общества, вот о чём шла речь. Все участники дискуссии, а судя по голосам, их было не меньше четырёх, приводили всё новые и новые доводы в пользу устаканившихся правил жизни, моральных принципов и человечности. Говоря обо всём этом, один из них раз за разом обращал внимание на «испорченность» отдельных каст, и о невозможности исправления этой испорченности, которая проявлялась в невежестве и необразованности. Тон дискуссии поднимался с каждым новым доводом и перечисление факторов влияния продолжалось.

Майкл сдержался, чтобы не засмеяться в полный голос. Как же его веселила подобная вера во все эти термины. Мораль и человечность — ещё пара словечек, которые идеализируют и тут и там, совершенно не понимая ложность их интерпретаций. Да хотя бы то, что человеческий вид, это вид, который не так давно самоистреблялся по каждому надуманному поводу, говорит о несостоятельности подобных суждений. Люди убивали ради прихоти невидимых богов, ради сохранения чистоты расы, насиловали и пытали себе подобных в угоду причисления себя к некой «сильной группе».

Мораль. Человечность. Дерьмо на палке. Красота этой жизни в её неоднозначности, в её постоянном тяготении к аморальным компромиссам, умении оставлять на плаву тех, кто приспосабливается. «Если бы этих моралистов да запереть в пустом подвале, сколько понадобится времени, чтобы они забыли о своих высоких принципах? Совсем немного», — подумал Майкл.

— Мы тоже проявляем определённое невежество, если вы понимаете, что я имею в виду. И мы так же готовы убить, под влиянием определённых факторов! Так что не будем скромничать, Маркез, всем кастам присуще подобное поведение! — восклицал один из участников разговора.

— Судя по тону, ты намекаешь на что-то конкретное?

— О, ты очень точно это определил.

До последнего момента Майкл не обращал внимания на сиплые тембры теперь уже знакомых голосов. Не обратил он внимания так же на табличку конференц-зала, которая возвещала о совещании и запрете входить внутрь. До Майкла начало потихоньку доходить, что по ту сторону двери находились отнюдь не лаборанты. Оглядевшись по сторонам, и не обнаружив движения во всём коридоре, он подошёл ближе.

— Это та ситуация, в которой необходимо пренебречь… правилами, ради достижения большей цели.

— Ты заговорил на языке необразованных, или мне показалось? Энцу, ты начинаешь забывать, что любая жизнь важна. И это всё, всё, что тут возведено, ради продления и улучшения жизни, а не ради убийства.

— Чёрт, что? — Майкла передёрнуло.

— Я с самого первого дня работаю ради людей и общества. И, да, я взял на себя ответственность, уже заключив договорённости с местной администрацией на использование Эрбы. У тебя, Волков, всегда найдётся тысяча причин откладывать этот вопрос до бесконечности.

— Ты что сделал? — сторонний голос ввязался в диалог.

— Зачистим всё близь долины Путука и прилегающей территории. Сделаем это аккуратно, и, возможно даже, не будет никаких доказательств нашей прямой причастности. Скорее всего, мы и мегаполис зацепим, так что будьте готовы.

— Это бесчеловечно, чёрт возьми! Это вирус, а не хлопушка с детского праздника, — прохрипел новый голос.

— Выбора у нас уже нет, мы подписались господа. Я это сделал от имени нас всех. И сейчас это всё неважно, договорённость достигнута ещё неделю назад. И всё готово для немедленного внедрения. Посмотрим на результат. Сегодня первый раз мы испробуем Эрбу.

— Ты с ума сошёл, Маркез?!

— Спокойствие, господа. Сдержать препарат в определённой зоне труда не составит, у нас имеются все нужные инструменты. Выносить этот вопрос на общее обсуждение времени не было, мы терпим убытки.

Мурашки пробежали по всему телу Майкла. «Эрба, вирус, внедряется сегодня. Что это, чёрт возьми, всё значит?! Это же байки, всё это байки…» — Майкл попятился.

Он больше не мог разобрать ни слова, из-за учащённого сердцебиения закладывало уши. Уклад размеренной жизни дал сбой, глаза Майкла забегали. Дойдя на автомате до туалета, он упёрся руками в раковину. Лишь только через несколько минут у Майкла получилось успокоить своё бушующее воображение и снова начать думать.

Все эти чёртовы домыслы, небылицы с разработкой биологического оружия, неужели это могло быть правдой? Как часто Майклу приходилось слышать и отметать подобные теории, но что если он ошибался? Тут же в памяти всплыл сегодняшний диалог с Миславом. Все размышления вели к одному: упоминания об Эрбе не могли пройти мимо архива, и Майклу следует всё проверить, перед тем, как додумывать самостоятельно.

В глазах слегка помутнело, Майкл сильнее вцепился в раковину обеими руками, чтобы сохранить равновесие. Кто-то окликнул его, но обернувшись, он никого не увидел.

…4.1

Майклу было шестнадцать, когда отец умер от хронической обструктивной болезни лёгких. Ничего не предвещало подобного стечения обстоятельств, отец Майкла не курил, никогда не работал с вредными для лёгких веществами. Честно говоря, Майкл уже и не помнил, кем именно работал его отец. От силы в их семье об этом упоминалось раза два, но интереса к этой информации у Майкла по каким-то причинам не было ни тогда, ни сейчас.

Отец был для него носителем жизненной позиции, которую он впитал, но не более того. С течением времени Майкл с уверенностью мог заявить — семейного уюта, любви и немого понимания в их семье не было никогда. Он уважал, но не любил отца. Они скорей просто существовали в одной квартире, замечая друг друга только тогда, когда у отца проходило похмелье и ему хотелось закинуть порцию философии в неокрепший ум Майкла. Сам Майкл ценил эти моменты больше всего в своём однообразном быту, и с большим удовольствием впитывал нравоучения, потому как эти редкие моменты были единственными в их семейном общении.

Когда однажды после уроков Майклу позвонили и сообщили о госпитализации отца, он, не слишком торопясь, выдвинулся в сторону больницы. Ощущение возможной потери не терзало его, чувство утраты не подступало к сердцу. В этом возрасте Майкл испытывал минимум искренних, сильных эмоций, с самого юношества считая это огромным преимуществом перед остальными людьми. Так, собственно, говорил ему отец.

В приёмной больницы в тот день его встретила толстая медсестра с необычным именем Альбертина. Он никогда не слышал такого имени раньше, о чём без задней мысли сообщил ей. Из двери в дверь сновали люди в халатах, куда-то катили пустое инвалидное кресло, Майкл отчётливо слышал чей-то стон.

— Молодой человек, у вас есть ещё родные? — спросила сестра Альбертина.