Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович - Страница 34

На испытания «Лейтенант Ильин» вышел не только с «откапиталенными» машинами и водотрубными котлами, но также с новыми винтами, каждая из их лопостей была почти вдвое шире, чем у прежних. Итог: 4100 индикаторных сил и ставшая явью недостижимая при рождении корабля в 1888-м году мечта адмирала Шестакова — 22 узла «с хвостиком» на шестичасовом пробеге…

А дальше — понеслось, поехело! Так, что голова пошла кругом. Только за шесть неполных месяцев — с мая по октябрь прошлого года — десять рейсов в Гамбург, Киль, Стокгольм и Копенгаген!

Бензиновые моторы для минных катеров и их американцы-конструкторы. Новые двигатели уже с германского завода, запчасти к ним, срочные бумаги по подводной лодке «Форель». Специалисты-немцы с верфей Ховальда и Круппа в Петербург, наши офицеры, инженеры и ученые — в Германию. Маузеры и шестьсот килограммов патронов. Шведы с подшипниками, датчане с «пулеметным» контрактом, и первая партия их «Мадсенов». Английские дальномеры. Какие-то магниты и разная прочая дефицитная электрика от Сименса и Слаби для беспроволочных телеграфов. Семь тонн новой толовой взрывчатки, пока не принятой на вооружение даже в германском флоте!

Туда — и обратно. Туда — и обратно…

Правда, во всей этой свистопляске были и приятные моменты. Согласитесь, что «Анна» на шею и двухпросветные погоны каперанга «за отличие» из рук Дубасова, причем без войны, за «похвальную распорядительность и безаварийность», — это же здорово! Пусть и с оставлением на мостике посыльного корабля 2-го ранга.

Роль пса, стремглав носящегося за брошеной хозяином палкой, поначалу обижавшая мечтавшего о славных боевых подвигах офицера, даже пришлась Элленбогену по вкусу. В особенности после того, как он сам сумел оценить всю важность сэкономленных с помощью его кораблика и моряков поистине бесценных часов, дней и месяцев на самых важных направлениях оснащения флота и армии новейшими вооружениями.

А когда до Кронштадта дошло известие об итогах атаки катеров под командованием Плотто на японский флот в Сасебо, «Ильину» было доверено начать салют флота в честь славной победы тихоокеанцев. Морской министр и Совет Адмиралтейства не забыли о тех, без кого этот выдающийся успех наших катерников никогда бы не состоялся. В тот вечер, впервые за войну, Михаил Александрович даже позволил себе употребить лишнего.

Однако, долгожданное окончание противостояния на Дальнем Востоке, не положило конец курьерским рейсам «Лейтенанта Ильина». Подготовка к постановке в завод изрядно «подуставшего» пожилого кораблика внезапно была прервана секретным приказом от адмирала Дубасова на имя Элленбогена:

«Вам надлежит срочно следовать в германскую базу Вильгельмсхафен, где принять на борт группу лиц с п/х «Майнц» (порт приписки — Гамбург) по списку, представленному Вам капитаном ИССП В.А. Балком, для срочной доставки его и указанных им лиц в Кронштадт. Особый режим прохода Кильским каналом для «Лейтенанта Ильина» согласован…»

«Хм, кстати, а вот и он, собственной персоной. Господин опричник. И какой только черт дернул замечательного флотского офицера, чьи подвиги уже стали легендой среди моряков, друга самого Великого князя Михаила, вдруг бросить все и перейти в тайную полицию? Хоть режьте меня, но не понимаю я этого. Человек — загадка…»

— Михаил Александрович, простите, я не помешаю?

— Не волнуйтесь, Василий Александрович, уместимся. Поднимайтесь наверх, ко мне. Кстати, может быть, кому-то из Ваших людей захочется подышать? На город Киль и шлюзы Хальтенау посмотреть? Места на верхней палубе достаточно…

Я знаю, — в каютах у вас душновато. Только тут нет нашей вины. Заводские спешили с отоплением и что-то, похоже, не рассчитали с регулировкой: если убавить напор кипятка от котла, сразу холодать станет и сырость замучает. К сожалению, борта у новых кают изнутри обшить не успели. Отпотевать мигом начнут по такой погоде.

— Не беспокойтесь, все прекрасно. Народ у меня не сильно изнеженный. А пар костей не ломит. Наверх же пока никому нельзя, кроме меня. Приказ начальства. В море выйдем, вот там — другое дело.

— Понятно.

— Кстати, Михаил Александрович, позвольте полюбопытствовать, если я правильно понял, часть нашей жилплощади раньше кубриком для нижних чинов была?

— Да.

— А как матросы-то жили у Вас постоянно в сплошном железе? Так — и до чахотки рукой подать.

— Пока мы поднимали флаг только по свободной ото льда воде, а команды зимовали в береговых экипажах, особых затруднений не было. Но сейчас, когда по примеру немцев, русский флот с прошлого года перешел на круглогодичную кампанию, проблем целый ворох насыпался. У нашего «Ильина», как и у многих кораблей старой постройки, за исключением крейсеров, были обшиты деревом лишь офицерские помещения. Только благодаря новой системе центрального отопления и перезимовали, с грехом пополам.

Кронштадские корабельщики к лету обещают у нас все бортовые стенки жилых помещений изнутри покрыть пробковой крошкой. По немецкому патенту. Правда, у меня лично уверенности в этом нет. Вы ведь лучше меня представляете, сколько ремонта на промышленность свалится, когда флот с Дальнего Востока возвращаться начнет…

Кстати, как Ваш больной товарищ? Помощь моего лекаря точно не требуется?

— С ним все будет в порядке, не волнуйтесь. Проспится до завтра, полегчает. Птичья у него болезнь-то…

— Перепелиная? — командир «Ильина» чуть заметно улыбнулся.

— С кем не бывает, — лукаво подмигнул Элленбогену Балк, — Тем паче, что повод для него был извинительным. Кстати, а как германцы приняли Вас в Вильгельмсхафене?

— Прекрасно приняли. С салютом, с визитами. Даже удалось бегло взглянуть на всю их организацию. Честно скажу: впечатлило. Очень. Особенно все, что касается удобства базирования, угольной погрузки и судоремонта. Кажется, вот только-только начали они флот развивать у себя, и уже — пожалуйста: нам у них впору многому поучиться. Завтра я собирался доки осмотреть, а послезавтра — верфь. Уже разрешение начальника над портом получил. Мы ведь думали, что «Майнц» только через три-четыре дня придет. И если бы не ваше утреннее явление, сегодня нас ждал бы прием в Собрании или в Ратуше.

— Получается, обломали мы Вам и Вашим офицерам хороший вечер.

— Получается. Но служба превыше собственных планов и приятных мелочей, так что мы не в обиде. Да и чем ближе к дому, тем лучше. Мы еще неделю назад готовились завершить кампанию и вставать в завод. Молодежь уже планы разные строила на берегу. Но раз надо еще раз сбегать, значит — надо.

Только после — сразу влезаем в док. Слышите, как мерзко погромыхиваем. И масла жрем немерянно. Котлы тоже на последнем издыхании почти. Загнали мы «никлоссов» за год. Да, полегче они, чем «бельвили», но мороки с ними много. Трубки тонкостенные, пригорают, шипят. В море — сразу глушим такие. Иначе обвариться духи могут запросто. Да еще кладка под котлами получилась не ахти. Торопились заводские. С топками — там свои огрехи. Как Вам наш дымок? Не правда ли, впечатляет? Стыдно даже по сторонам смотреть. Благо, что немцы-фотографы в такую погоду по домам сидят…

— Да, сажи дюже богато. Хорошо, что трубы у вас удлинили: и тяга лучше, и грязи на палубе поменьше. Не закоптим мы бюргерам все их свеженькие газоны?

— Дождь проливной, смоет. Тут он — как раз в масть.

— Пожалуй. А по поводу вашей несостоявшейся вечеринки в Вильгельмсхафене: долг за мной. В Питере сочтемся.

— Да, полно Вам, Василий Александрович. Какие тут счеты? Но за предложение — спасибо! Лично я с удовольствием с Вами отвечеряю. Кают-компания, думаю, тоже вряд-ли будет против возможности услышать о подробностях взятия «Кассуги» и «Ниссина» из первых рук, равно как и о штурме форта у Йокосуки.

Только вот до Питера нам еще предстоит дойти: барометр падает. И что-то уж очень быстро. Через полчаса начнем шлюзоваться. А как Кильскую бухту минуем, в открытом море к ночи нас ожидает, похоже, то еще веселье…

Элленбоген озабочено нахмурился и, окинув взглядом мрачное, беспросветное небо, наклонился к амбушюру, вызывая на мостик старшего механика.