Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович - Страница 33

И только при Николае II, с назначением ценившего Дурново-профессионала Д.С. Сипягина в 1899-ом году управляющим МВД, а затем министром, Петр Николаевич стал товарищем министра внутренних дел. В этой должности Дурново остается и после гибели Сипягина, при трех следующих министрах.

Но, как это случается в России, о подлинном потенциале Петра Николаевича вспомнили только тогда, когда по-настоящему припекло. Вершиной государственного служения Дурново (в нашей истории) стала его деятельность на посту министра внутренних дел с октября 1905-го по апрель 1906-го года. Именно на его плечи лег главный груз ответственности за разгром первой русской смуты 20-го столетия. Не отдельных актов террора, а массовой, организованной смуты, от которой оставалась буквально пара шагов до падения власти. Петру Дурново хватило для подавления революции семи месяцев…

В то время, когда почти все растерялись, он напротив воспрял духом и принялся работать с раннего утра до поздней ночи. Он прекратил почтово-телеграфную забастовку, добился ареста Петербургского совета рабочих депутатов, ввел в большинстве областей Империи исключительное положение, уволил ряд нерешительных губернаторов, расширил полномочия полиции и местной администрации. Он рассылал карательные отряды, требовал немедленного введения военно-полевых судов, а на всех правительственных совещаниях твердо отстаивал сохранения всей полноты власти за Самодержцем, решительно выступая против конституционных поползновений отдельных сановников. Личной привязанности к Николаю II он не имел, но считал монархию единственной альтернативой либеральной или социалистической анархии.

В одной из телеграмм губернаторам П.Н. Дурново настоятельно требовал: «Примите самые энергичные меры борьбы с революцией, не останавливайтесь ни перед чем. Помните! Всю ответственность я беру на себя». Обращаясь к командиру Семеновского полка Г.А. Мину, в чью задачу входило подавление мятежа в Москве, Дурново так инструктировал полковника: «Никаких подкреплений Вам не нужно. Нужна только решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3–5 человек. Если отказываются разойтись — немедленно стреляйте. Не останавливайтесь перед применением артиллерии. Пушками громите баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами». «Эти инструкции, — вспоминал позже жандармский генерал А.В. Герасимов, — произвели нужное впечатление, ободрив Мина. Он стал действовать решительно, и скоро мы узнали о начавшемся переломе в Первопрестольной».

«…Маленький, сухонький человек с ясным умом, сильной волей и решимостью вернуть растерявшуюся власть на место, — писал о нем начальник Московского охранного отделения А.П. Мартынов. — Несколько ясных и твердых распоряжений — и сонное царство ожило. Все заработало, машина пошла в ход. Начались аресты, изъяли вожаков, и все стало приходить в норму».

Дурново, по словам В.И. Гурко, «выявил ту последовательность, даже беспощадность, которые должны были внушить народу уверенность, что власть не играет словами и осуществляет принятые ею решению до конца». В итоге «сильная власть главного руководителя сразу почувствовалась ее исполнителями, как столичными, так и провинциальными, и каким-то магнетическим током передалась им».

Решимость Дурново, по его собственному признанию, усиливало то, что в отличие от многих прочих сановников он не заботился о том, как к нему отнесется общественное мнение. После громкого скандала с бразильским дипломатом, превратившего Дурново в объект насмешек и издевательств, ему уже не было дела до того, что напишет о нем пресса. Говоря о революции, он признавался в частном разговоре: «Все власть имущие хотели ее ударить, но не решались; все они с графом Витте во главе опасаются пуще всего общественного мнения, прессы; боятся — вдруг лишат их облика просвещенных государственных деятелей, а мне же — по…, в сущности, мне терять совершенно нечего у прессы. И я фигуру революции ударил прямо в рожу. И другим приказал: бей! Ответственность — на мою голову».

Но, как это у нас обычно водится, когда кризис отступил, пропала надобность и в «боевом» министре. Вновь — Сенат, членство в Госсовете. Почетная отставка. Лидерство у консерваторов. И, наконец, нетленная вершина государственной мысли поистине великого человека и гражданина: Меморандум (записка) царю о пагубности войны с Германией. За полгода до ее начала.

Основные тезисы меморандума видны из названия разделов: 1) Будущая англо-германская война превратится в вооруженное столкновение между двумя группами держав; 2) Трудно уловить какие-либо выгоды для России в результате ее сотрудничества с Англией; 3) Жизненные интересы Германии и России нигде не сталкиваются; 4) В области экономических интересов русские польза и нужды не противоречат германским; 5) Даже победа над Германией сулит России неблагоприятные перспективы; 6) Борьба между Россией и Германией пагубна для обеих сторон, как сводящаяся к ослаблению монархического начала; 7) Мирному сожительству наций более всего угрожает стремление Англии удержать ускользающее от нее господство над морями.

Иначе говоря, в этом документе предсказано всё, что случилось в последующие годы. Предсказаны война и конфигурация держав: с одной стороны, Германия, Австрия, Турция, Болгария, с другой — страны Антанты: Англия, Россия, Франция, Италия, США, Япония. Совершенно точно предсказан ход войны и ее влияние на внутреннее положение в России. А закончится всё это, по убеждению Петра Николаевича, очень плохо: революциями в России и в Германии, причём русская неизбежно примет характер социалистической. Дума, либеральные партии будут сметены, и начнётся анархия, результат которой предугадать невозможно.

Вместо пагубной для России Антанты, Дурново предлагал более устойчивую геополитическую модель мировой безопасности. Будущее, по его утверждению, принадлежало более тесному сближению России, Германии и Франции. По сути, он предлагал реализовать континентальную геополитическую модель. Царь предпочел другой путь. Итог известен. Слава Богу, Петр Николаевич его не увидел. Он умер в 1915-м году.

Глава 6. Не защитники Родины, а ее центральные нападающие.

Кильский канал, Балтийское море, Санкт-Петербург. Апрель — май 1905-го года

Михаил Александрович фон Элленбоген зябко поежился, затягивая потуже воротник дождевика. С полей его зюйдвестки стекали тяжелые капли дождя, покрывшего скачущей рябью всю водную поверхность рукотворной реки и многочисленных, роскошных луж на тянущихся вдоль нее пешеходных дорожках. Мокрая сталь проплывающих над головой массивных металлоконструкций моста Левенсау, гулким эхом отражала стук машин экс-минного крейсера, а ныне посыльного корабля, пробегающего под ним на 15-и узлах. На скорости, вообще-то запрещенной при проходе Кильским каналом, но для «Лейтенанта Ильина» было выправлено особое разрешение администрации. Оборотная сторона сего аусвайса — личная ответственность командира, которому предстояло отстоять на мостике все время, пока его кораблик следует по важнейшей водной артерии Германии…

Потомок чешского рыцаря Карела Элленбогена, младшего сына в многочисленном семействе знаменного латной конницы Пражского града, по причине полного отсутствия видов на наследство, предложившего меч магистру Ливонского ордена, а после пленения в Дерпте московитами Ивана IV, прижившегося под скипетром Грозного Царя, успел уже привыкнуть к гонкам по Балтике. После авральной переборки машин и замены котлов, вместо ожидавшегося ухода с отрядом новейших броненосцев на войну с японцами, таким занятием был без остатка заполнен его истекший год.

Суета эта началась в тот день, когда во время ремонта силовой установки «Ильина» вице-адмирал Дубасов лично осмотрел корабль в Кронштадте и вручил опешевшему командиру приказ министерства о переклассификации минного крейсера в посыльный корабль — авизо, с частичным разоружением.

Согласно распоряжениям начальства, надлежало снять и сдать к порту все семь минных аппаратов, а не только бортовые, отказ от которых был следствием установки трех новых котлов Никлосса вместо шести локомотивных, отслуживших свой век. Водотрубные котлы французской фирмы хоть и имели на треть большую суммарную паропроизводительность, но были существенно выше по габаритам. Поэтому помещения бортовых минных аппаратов и стеллажи их смертоносных снарядов, располагавшиеся уровнем выше, над броневой палубой, стали частью котельных, а сама бронепалуба над ними была заменена противоосколочными гласисами из полудюймовых плит крупповской брони. Были сняты с корабля и четыре 47-миллиметровых пушки. После чего, благодаря уменьшению экипажа, вместо освободившихся матросских кубриков в авральном темпе оборудовали дополнительные каюты и складские помещения.