Atem (СИ) - "Ankaris" - Страница 63

— Утром, — из пересохшего горла вырвался натужный ответ.

Эли опять с чем-то не согласилась, то ли отрицательно, то ли осуждающее мотнув головой. И, взяв мою ладонь, сбивчиво прошептала: «Послушай…». Но кроме её сердца, безнадёжно пытающегося пробиться сквозь рёбра, я не услышал больше ничего. «Штэф, non, c’est un crime». Протяжно выдыхая, она всё упорно не соглашается с чем-то, однако, притягивая меня за плечи, целует куда-то мимо губ, в щёку. Лучший её диссонанс. Теперь даже если все мои мысли и окажутся сошедшими со своих железных дорог, то уже, верно, проложат под колёсами новые рельсы из огненной лавы долины смертной тени.

— Я не остановлюсь, если ты сама не… — но окончание фразы рвётся в потрёпанные лохмотья хрипа, и Эли с жадностью впивается в мой рот. В своих мыслях или, как говорит Евангелие, в сердце, я прелюбодействовал… к чёрту! отымел её десятки раз, но ни один из тех бесстыдных сценариев не был похож на разыгрывающийся сейчас. Я представлял нас в библиотеке за плотно заставленными книгами стеллажами, на Эли было то платье с воротничком-мотыльком; я представлял нас в тёмной пропахшей макулатурой подсобке; я представлял нас в номере отеля Бохума, в отеле Мюнхена, в поезде из Бохума, в поезде в Мюнхен, в её кухне, в её спальне, во всех моих комнатах и студии, во всех её платьях и туфлях. Я стаскивал с неё чулки руками, а в другой раз делал это зубами. Но никогда в тех фантазиях она не представала в моих же штанах и тельняшке. Казалось, что под всей этой нелепой просторной одеждой не было ничего, кроме воздуха, и только когда мои пальцы коснулись её живота, и она податливо выгнулась мне навстречу, только в ту секунду, под ними возникла тёплая кожа. Ночь комнаты содрогнулась в тихом стоне, накрыв сознание раскаляющимся мраком. И пока я, покусывая мочку её уха, нашёптывал какие-то глупости о проворном французском воришке, стащившим мои любимые штанишки, руки занялись восстановлением справедливости. Из неё вырывается ещё один тягучий сладостный стон, и, спустившись губами по животу к соблазнительно тонкому кружеву, я теряю последние крупицы самоконтроля, повинуясь безусловным природным инстинктам. Ухватываюсь зубами за маленький декоративный бантик, тяну его вниз, но тот и вовсе отрывается. Эли, уже исцарапав всю спину, пытается снять с меня футболку, но безуспешно, и я решаю ей помочь.

«Штэф», — признаться, растянутая в стоне гласная, мне нравится гораздо больше обычного. «Штэф», — повторяет она, упираясь ладонями в мою грудь. — «Защита», — в этот раз уже отталкивает. «Под моей кроватью не прячутся монстры», — не сразу сообразив, о чём она просит, отвечаю я, своевольно запуская ладонь в её трусики. «Стой», — ловко перекатившись в сторону, повторяет она, рассеивая туман моего помрачневшего рассудка. И секунды погодя, я наконец понимаю, чего именно она старается от меня добиться. Я хотел было ответить «нет», но та похоть, которая столь многообещающе смотрела на меня из её сейчас по-особенному тёмных глаз, ясно давала понять — она не намерена отступать. Но я даже не был уверен в том, что где-нибудь в доме вообще мог заваляться хоть один презерватив, последняя пачка закончилась с последней интрижкой несколькими месяцами назад. «В моей сумочке», — Эли кивает куда-то неопределённо в коридор. И, заплетаясь в приспущенных джинсах, я всё же повинуюсь её последнему волеизъявлению. У меня так давно не было секса, что, возможно, это и не самая плохая идея — хотя бы продержусь дольше пяти минут; возвращаясь уже обратно в комнату, в мыслях усмехаюсь я, больно ударяясь ступнёй о дверной косяк. Ещё и фольга предательски не желает разрываться.

— Может, сможем обойтись без него? — спрашиваю, уже начиная разгрызать упаковку.

— У-у, — в ответ звучит её отрицательный стон, — ты же музыкант, — обнажённой грудью прижимается она к моей спине, и я забываю слова речи своего возражения. Это об этом она и сёстры Майера говорили? О моей беспечной жизни и сомнительных связях? Однако это полная чушь. Ко мне подобные шаблоны не имели никакого отношения. Я был гордым исключением из устоявшегося рок-н-рольного правила. Эта колкая ремарка задела меня настолько, что я и не заметил того, как Эли уже оказалась подо мной, а я в ней. Её натужные стоны становились всё громче, и мне казалось, что моя кровь вот-вот закипит. Откликаясь на каждое прикосновение пластичными изгибами, она была точно послушная восковая фигурка, опаляющаяся о меня. Очередной стон превращается в сдавленный крик, и она судорожно хватается за мою шею, словно утопающий, который ещё немного и пойдёт ко дну. «Я делаю тебе больно?» — шепчу ей куда-то мимо уха, когда по комнате проносится надрывный крик. «Это я делаю тебе больно», — повторяет она и опять болезненно стонет.

Наверное, я был слишком эгоистичным в своих порывах, потому как, только когда обессилено свалился рядом с ней, только тогда заметил, что мой живот был перепачкан кровью. Эли же перепугано смотрела то на меня, то на свои ноги, тоже покрытые кровавыми пятнами.

Сперва вытолкав меня в ванную, затем она уже сама, прихватив с собой простыню, закрылась там.

Так прошло около получаса. Я успел заварить чай и доесть блинчики, но она всё не выходила. А потом и меня охватила необъяснимая паника.

— Эли! — настойчиво постучал я в дверь. Ответа не последовало. — Я же вышибу её, если ты не откроешь.

Замок тихонечко щёлкнул, и я вошёл в комнату. Эли стояла в накинутой на плечи простыне, потупив взгляд. И только я протянул к ней руку, как она тотчас упала передо мной на колени, прямо на кафельный пол! Даже моё сердце ёкнуло, ощутив боль от удара. И, схватившись за голову, она горько разрыдалась.

— Прости, — притянул я её ближе, целуя во влажные щёки. — Нужно было предупредить, что у тебя те самые дни, — сказал я, надеясь, что это не мои неосторожные действия стали виной кровоподтёков на её ногах.

— Боже, нет! Что ты такое… — глотая слёзы, нервно выпалила она, уткнувшись лицом мне в грудь. — Нет, это вовсе не… Может у тебя есть… Мне нужно… Может какая-нибудь женщина оставила у тебя…

— Пачку тампонов?! — нервно закончил я её мысль, снова навешивающую на меня ярлыки, в которых отсутствовала какая бы то ни была моральная подоплёка моих поступков. Она утвердительно кивнула. — Я схожу в аптеку, а пока… — Принялся я рвать простыню на клочья, и Эли разрыдалась уже в голос. — Ну скажи, что мне сделать? — потянул я её вверх, но она лишь одёрнула мою руку.

— Ничего, такое иногда бывает, — дрогнул голос.

— Иногда? «Иногда» — это когда?

Со мной это уж точно происходит впервые.

— Когда долго не занимаешься подобным, — говорит она, пряча глаза за волнами волос.

— «Долго» — это сколько? Поедем в больницу? — всё же настаиваю я на первоначальной идее.

— «Долго» — это никогда. — Ловит она мой озадаченный взгляд, добавляя: — Оставь меня ненадолго, пожалуйста. — И, словно находясь в какой-то прострации от услышанного, я выхожу из ванной, прикрыв за собой дверь.

92

— Хочешь что-нибудь? — спросил я её, незаметно появившуюся в своём атласном спальном костюмчике у кухонного стола. Она только отрицательно мотнула головой и села на стул у окна. — Сейчас схожу в аптеку. — И снова возражение.

Мне хотелось расспросить её о многом, но Эли погрязла так глубоко в мыслях, что совершенно не слышала и не видела ничего вокруг себя. А каждый раз, что я смотрел на неё, она отводила взгляд; на мои вопросы следовали только короткие кивки. И всё её поведение было таким, будто это она в чём-то виновата. От этого мои угрызения совести только усиливались. Тогда я предложил поискать какое-нибудь обезболивающее, но она в очередной раз отказалась, ответив, что в нём нет необходимости. Тогда я сказал, что не понимаю её слёз, и она, подойдя ко мне и обняв, стала просить прощения.

— За что ты извиняешься? — заглянул я в её мечущиеся по моему лицу глаза.

— Мне так стыдно… — всхлипывая носом, ёрзала она лбом по моей груди. — Нужно было поговорить раньше…