Замыкание (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 46

— Куда бы ее поставить… О, ротмистр! Давайте поставим печать на вашу мышь! Будет императорской! — Приценился он к спине Лучинки.

— Проволока помешает, ваше сиятельство, — уклонился я.

— Тогда вот, — поставил он оттиск на туалетной бумаге.

— Теперь ей нельзя пользоваться. Имперское преступление.

— Да ну, скучный вы, ротмистр. — погрустнел Давыдов, пряча печать обратно. — Помню дед ваш, князь ДеЛара, поставил себе печать на живот, а через лет десять, когда его повели казнить, нацарапал себе помилование. С тех пор сидит себе в Биене. Все думают, в тюрьме. Прямо как про нас! — Оживился Давыдов. — Точно, мы же в засаде! Ротмистр, когда уже будет потеха?! — Грозно тряхнул он подбородком, и неуклюже перехватил сползающий с плеч мундир.

— Мы кое-кого ждем, ваше сиятельство.

— Вы как-то поторопите их там. — проворчал князь, скинув мундир на топчан и скручивая проволочку с пробки. — Еще немного, и вы потеряете союзника!

— Никак нельзя поторопить, господин полковник.

— Что за важные люди?

— Наши палачи, господин полковник.

— Экие мерзавцы. — Не сразу понял князь.

А потом замер, прислушиваясь к окружающим звукам. Скрежет открываемых камер, отзвуки голосов, шорох спускающихся по лестнице людей.

Князь аккуратно переложил бутылку другим хватом, чтобы удобнее бить по голове, взял другой рукой мундир и на цыпочках, неслышно занял место в углу комнаты, рядом с дверью.

Я же встал по центру камеры, прикрывая Лучинку руками и терпеливо дожидаясь убийц.

— Спрячьтесь, — одними губами с возмущением потребовал Василий Владимирович.

Но я предпочел этого не заметить, глядя только на дверь — приоткрытую, приглашающую. Не нужно даже ключа — просто зайди и убей.

Мелькнул чужой взгляд из коридора. Дверь шевельнулась буквально на пару сантиметров — чтобы впустить ствол дробовика, оглушительно рявкнувшего в замкнутом пространстве. Дробь посекла стены, разнесла в дребезги шампанское в руках Давыдова, обратила в осколки последние три бутылки шампанского. И бессильно застряла в мареве вспыхнувшей вокруг Лучинки артефактной защиты, призванной сохранить живое от мертвого железа.

— Они лишили меня праздника! — Возмущенно проорал Давыдов, пнув дверь и сшибив всех, кто за ней стоял.

В руках его была уже не бутылка, а оружие куда более страшное — острая розочка толстого зеленоватого стекла. Коридор тут же наполнился воплями боли, мольбами о пощаде и гневным рыком князя Давыдова, полуобнаженного и страшного, объявившегося внезапно, словно демон нижнего мира, ради плоти и крови смертных. Я невольно прикрыл глаза Лучинке, чтобы не смотрела, а затем и вовсе убрал ее во внутренний карман мундира.

— Смотрите, ротмистр! — Продемонстрировал мне Василий Владимирович ружье, поднятое с пола. — Эти наглецы пришли меня убивать и не спилили мушку! Зря-я… — Зло протянул он, подхватывая стонущего стрелка за штанину.

— Господин полковник, наши друзья объявили наступление! Нас ждут.

— И вечно такая суета, — недовольно отпустил он чужую ногу. — Ничего не успеваю! Так, а где моя обувь? — принялся он оборачиваться с ружьем в руках.

— Вы оставили у супруги, — деликатно подсказал я.

— Точно! Один момент! — Заспешил Давыдов с ружьем по коридору в дальнюю камеру.

И даже как-то тревожно стало…

— Ротмистр, еще десять минут! — Невозмутимо выглянул Василий Владимирович через секунду, но потом кто-то схватил его за ружье и затащил обратно.

— Господа! — суматошно застучали изнутри из камеры напротив. — Если наверху переворот, готов встать в ваши ряды!

— Там решают, кто будет вас судить. — я склонился к телам и принялся неспешно их обыскивать.

Документы офицеров имперского флота, пропуск, деньги, ключи. Следующий. Документы, патроны, деньги. Последний. Документы, два флакона алого цвета. Подсумок. Запал, шнур, динамит…

— И кто сохранит эту кладку на месте. — Поднялся я и посмотрел на ближайшую замурованную камеру.

Изнутри донесся глухой звук — бессильной и ненавидящей злости.

— Ротмистр! — Объявился возмущенный Давыдов, уже в обуви и отмытый от чужой крови. — Объясните ей, что там действительно переворот! Говорит, что она мне наскучила, и я якобы пытаюсь от нее сбежать! — Всплеснул он руками.

— Вот вам мышь, скажите ей, что поймали ее и собираетесь выпустить наверху.

— А как же заговор?!

— Мышь вы можете показать, господин полковник. А заговор — нет.

Князь хотел было возразить, указав на трупы и оружие. Но потом в одно мгновение посуровел, будто вспомнив нечто из личного опыта.

— Давайте вашу мышь, — тяжело вздохнул Василий Владимирович.

— Не переживайте, господин полковник. Сейчас мы поднимемся, и сделаем так, что она услышит и поверит.

Ременная пряжка скребла по полу, отражаясь от стен коридора тоскливым скулящим звуком, к которому Василий Владимирович был абсолютно равнодушен, продолжая тащить за ногу тело одного нападавших. Того, что был живее остальных и мог дожить до основательного допроса. Остальных двоих сгрузили в мою камеру, заперев на ключ — если повезет, доживут и они.

Мы поднимались наверх распахнутые кем-то двери, с холодной яростью отмечая убитых постовых. Никаких следов борьбы и обороны — к ним подходили, демонстрируя пропуск и полномочия. Затеявший это все не желал свидетелей, и заведомо придумал, на кого списать кровопролитие — камеры дальше по коридору были распахнуты. Обычные, со стальной решеткой, освещаемые общим коридорным светом, на четверо человек. Большая часть — пусты. В остальных — ежились по дальним краям заключенные, с ужасом смотря на открытую дверь.

Их одолевали сомнения и страх; и в торопливых перешептываниях сломанных людей была надежда и рассудочное понимание, чьей волей они сюда заключены. В силах ли они ей противится и могут ли они последовать манящему примеру остальных?…

Но стоило скрежету пряжки поравняться с очередной камерой, как шорохи и шепоты затихали.

— Господа! — Окрикнули нас голосом взволнованным и тусклым.

Справа прижимался к решетке сухонький старичок, с силой, до белых костяшек удерживая руками дверь за прутья — чтобы та не раскрылась.

— Они принесли оружие, и открыли камеры. Но я не бежал! — Блестели надеждой и безумием глаза заключенного. — Беккер честный человек, скажите им!..

Скрежет мерно проследовал дальше.

— Смотрите, там дальше, у стены! — Отчаянно окрикнули нас со спины.

Обращая внимание на раскрытые ранцы с оружием — с россыпью патронов, парой оставленных ножей и тремя пистолетами. В объёмных ранцах, судя по всему, было гораздо больше — и сейчас оно гулко гремело где-то наверху. Заключенные прорывались к подвалам Арсенала.

— Кому-то нужен шум, враг внутри стен, что перетянет на себя внимание. — Прокомментировал я, тронув ранец носком ботинка. — И что можно легко потом задавить.

— Вооружитесь, ротмистр. — Сухо кивнул князь.

Ружье Василий Владимирович оставил у дамы, забрав себе бутылку шампанского, удерживаемую им в походно-боевом положении.

Пистолеты я проигнорировал — плохонькие китайские копии «ТТ» вещью были абсолютно ненадежной. К ножам я был равнодушен, а вот закатившиеся за подкладку две гранаты отлично разместились по карманам, потеснив пригревшуюся Лучинку — ее пришлось взять в руки.

Новый виток коридора вывел к очередному уничтоженному посту и ряду камер за ним. У этих людей было больше времени на сомнение — и даже самые робкие уже выглядывали из камер. Ранцы с оружием наличествовали и тут — возле них шла громкая склока; нерешительные боролись за оставшееся, пытаясь забрать огнестрельное оружие. Кажется, спорить им было важнее и безопаснее, чем идти на прорыв.

— Жандармы! — кто-то заметил наш выход и закричал, указывая в нашу сторону.

Заполошно лязгнули выстрелы, высекая искры по камню стены и пола, оглушая и заполняя коридор дымом от дрянного пороха. Тишина, что последовала за опустошенными обоймами, казалось, была желанна и самими стрелками.