Кровавая одержимость (ЛП) - Доун Тесса - Страница 28

Глубокий протест вскипел в горле, но потом Наполеан с ужасом увидел, как испуганный маленький мальчик поймал его взгляд прежде, чем быстро юркнуть в небольшое отверстие под стеной замка и свернуться там калачиком.

— Нет! — предупредил Наполеан. — Не ходи туда!

Мальчик пытался стать невидимым, скрыть саму свою сущность от чего-то ужасного, в то время как симфония резни вокруг него разразилась оглушительным крещендо.

Крики пронзили воздух, как гром бурное небо, и Наполеан закрыл руками уши, стараясь отгородиться от шума, в отчаянной попытке отделить прошлое от настоящего.

Ребенок безудержно дрожал.

Боги, он был в таком ужасе…

Так измучен.

Так одинок!

Наполеан рассеянно схватился за кольцо на своей правой руке и сильно сжал его. Он вспомнил данную много лет назад принцу Джейдону клятву верности. Как он надеялся и молился, глупо верил, что каким-то образом клятва верности благосклонному двойнику уберегло бы от того что приближалось, от «Кровавого проклятия».

Но это ему не помогло. Никому не помогло.

— Боги, выбирайся оттуда! — приказал он ребенку. Его голос стал хриплым, а сердце отчаянно забилось в груди.

Слезы страха жгли глаза мальчика, когда он встретил взгляд Наполеана и отпрянул назад с возрастающей тревогой, отчаянно пытаясь избежать неотвратимого насилия. Когда жестокий, бестелесный смех раздался ближе, разрывая уши мальчика — и Наполеана — прошлое и настоящее внезапно столкнулись.

— Нет. Нет. Нет.

Ребенок начал всхлипывать. Наполеан закричал.

Их вдруг затянуло, и они принялись падать, но не в яму, не в пространственно-временную реальность, а в какую-то огромную, невидимую и кошмарную пустоту — мир, наполненный чистой энергией, и подпитываемый подавляющими, невыносимыми эмоциями.

Ребенок стонал, не переставая, и хотя Наполеану было страшно смотреть, он напряг зрение… и замер. Он хорошо помнил эту сцену.

Слишком хорошо…

Его сердце разрывалось от сопереживания, он чувствовал, как подрагивал мальчик, знал, что у него дрожала каждая косточка в теле. А потом туман приблизился.

Наполеан проглотил горький привкус страха, чуть не подавившись от подкатившей к горлу желчи, а затем начал по-настоящему бороться, стараясь вырваться из пустоты. Он должен был добраться до ребенка. Должен был выбраться из этого кошмара!

— Нет! — яростно запротестовал вампир. Он не переживет этого снова!

Просто не сможет.

Туман закружился, превращаясь в миниатюрный вихрь, приподнялся над землей и вновь опустился вниз, словно у него был глаз, который мог видеть спрятавшегося маленького мальчика.

— Ты думаешь, что можешь сбежать, дитя? — прошипел призрак в унисон с Наполеаном. Он уже не мог отрицать того, что последовало бы дальше. Как и остановить происходящее.

Жуткий смех отразился от стен маленького помещения.

Вихрь окружал и поглощал мальчика, пока Наполеан и ребенок не стали сливаться, став единым целым. Пламя взорвалось в центре темноты, и в последнем отчаянном порыве сопротивления Наполеан создал холодные сосульки вокруг своего тела — тела мальчика — в попытке уменьшить обжигающее пламя.

— Умри, малыш! И переродись в монстра!

Ребенок — Наполеан — кричал, пока не стало казаться, что его уши сейчас лопнут, но туман не исчезал. Наполеан чувствовал, как ломались его кости и преобразовывались внутренние органы, а кожа отслаивалась, словно яблочная кожура. Жилистая, призрачная рука терзала его сердце.

Наполеан открыл рот, чтобы отдать приказ духам — безусловно, боги помогут ему в этот раз — но туман молниеносно проник в рот и заполнил легкие. Он замолчал и попытался вдохнуть воздух.

— Нет! Нет! Нет!

По венам текла кислота! Сама его душа плавилась в огне!

Наполеан смотрел на обжигающие языки пламени, что поглощали его детское тело — несмотря на сосульки, которые он пытался создать — и впервые перестал сопротивляться… полностью.

Приветствуя смерть, он стал ребенком, и они стали погибать вместе. Страдая… молясь… терпя… и преображаясь.

Умирая.

А потом они испытали голод — очень, очень сильный.

Они лакали кровь с собственных рук, словно дикие животные, грызли собственную плоть в безумном стремлении добыть больше… крови.

Им нужно было так много крови.

А потом они вдруг переместились вперед во времени, оказавшись на деревенской площади рядом со знакомым старым каменным колодцем, ошеломленные и сбитые с толку.

«Наполеан!»

Голос отца стучал в голове набатом, отражаясь бесконечным болезненным эхом.

Шатаясь, Наполеан остановился возле колодца и приготовился снова наблюдать за убийством родного отца. Он с ужасом смотрел, как принц Джегер присел на корточки перед его телом и наклонился к горлу. Глаза злого принца были дикими от безумия — знакомое состояние — пока он пил кровь Себастьяна.

Наполеан не мог не задаться вопросом: «Какой сын стал бы бездействовать? Во имя богов, где был его меч? Благословенная Андромеда, почему у него не хватило мужества обнажить оружие и спасти мужчину? Ради всего святого, Себастьян был его отцом!»

Его любимым отцом.

— Отец, — беззвучно произнес Наполеан, так же как и в детстве. Только на этот раз отец его услышал.

Себастьян поднял голову и встретился взглядом с ребенком, отчаянная мольба о милосердии исказила его измученное лицо.

«Спаси меня!»

Наполеан задрожал.

— Я не могу…

«Ты можешь! — В горле отца забулькало, и он подавился своей кровью. А затем выплюнул куски плоти — кусочки своего горла, что застряли во рту, и будучи уже в агонии добавил: — Пожалуйста… сын».

Наполеан больше не мог этого выносить.

Он прожил двадцать восемь сотен лет, вспоминая мучения этого момента — сожалея, пытаясь забыть, мужественно стараясь оправдать себя — и всегда понимал в глубине сердца, что его собственная смерть была бы предпочтительней, чем проявленная тогда трусость.

Хватит.

— Да, отец. Клянусь всеми богами, я спасу тебя или умру, пытаясь. Просто скажи мне каким образом, — пообещал он, и его слова прозвучали торжественной клятвой.

Глаза отца широко распахнулись, и впервые в них промелькнул слабый проблеск надежды.

«Твоя жизнь в обмен на мою. Это единственный способ, сынок».

Наполеан замолчал, на мгновение смутившись, но едва он усомнился в словах отца, принц Джегер вытащил меч, схватил свою жертву за волосы и дернул его голову назад, открывая шею, а затем вскинул блестящий клинок.

Жизнь Наполеана за жизнь его отца?

Он бы с удовольствием совершил такой обмен, но как это осуществить?

Наполеан был бессмертным — вампиром! Единственный способ убить его — отсечь голову и извлечь сердце, но такое самоубийство практически невозможно было совершить.

Однако, мужчина не собирался отступать.

Его голова кружилась от непонимания, но времени обдумывать дальше уже не было. Нужно было обладать невероятной силой, скоростью и непоколебимой концентрацией, чтобы вынуть свое собственное сердце и остаться достаточно сосредоточенным, чтобы затем отсечь себе голову менее чем за одну секунду — прежде чем тело упадет, а сердце перестанет биться.

Но если кто и был способен сделать это, то только Наполеан.

Мышцы на сильной руке принца Джегера напряглись, и он взмахнул мечом, без труда направляя тяжелое железо.

«Помоги мне, сын, — Слова Себастьяна звучали отчаянно и властно, как приказ. — Наполеан… пожалуйста. Сделай это сейчас».

Времени на размышления уже не было. Или сейчас. Или никогда.

Наполеан Мондрагон поместил острие своего кинжала чуть ниже сердца и попытался собраться, концентрируясь для удара. Он должен воткнуть лезвие — сильно, быстро и глубоко — в грудь. Пронзить и вырвать сердце одним — мощным, точным и плавным — движением. Финальным взмахом нужно будет сделать глубокий горизонтальный разрез на горле. Достаточно мощный, чтобы оторвать голову.