Дорога мёртвых (СИ) - Фир Мария - Страница 16

У крыльца клиники только-только стаял снег, дороги развезло вдрызг, грязь и лужи блестели под яростным весенним солнцем, испуская пар, когда в дверь постучал грязный с ног до головы путник. Лиза, помогавшая матери в приготовлении растворов, побежала открыть, да так и отшатнулась, наткнувшись на тёмный взгляд гостя, спряталась за дверь. Впрочем, странный посетитель и не подумал заходить, лишь попросил у Сонии простое снадобье из вытяжки подорожника и водяного перца да пару широких бинтов.

— Платить мне нечем, хозяюшка, — хрипло сказал он. — На вашу землю я пришёл с долгами расплатиться, а как расплатился, так ничего и не осталось. Спасибо тебе за доброту.

Поклонился и ушёл. И ничего больше не случилось бы странного или примечательного в тот день, если бы Сония случайно не услышала разговоры старших детей на заднем дворе, где они тренировались в заклинаниях, мучая ударами молний и огня видавшую виды закопчённую деревянную колоду.

— Точно знаю, это был не простой нищий, и не в рваной и грязной одежде было дело, — голос Лизы казался необычно взволнованным, дрожащим. — Его словно тень окутывала с ног до головы, холодная и липкая тень, с которой ни солнечный свет, ни тепло сделать ничего не могли. И это была не злоба и не страх, а куда сильнее и неотвратимее. Я думаю, он недавно убил кого-то, Фред, и всё это были следы той недавней смерти. Особенно — на его руках.

— Если он говорил о долгах, то вполне мог и убить кого-то из-за этих долгов, — предположил брат, сидевший на бревне. — И закопать где-нибудь, оттого и грязным таким был.

— Этого мы уже никак не узнаем, — ответила Лиза. — Я только знаю, что тот, убитый, не оставит его в покое.

— Откуда знаешь? — вскинул голову Фред.

— Не могу объяснить, чувствую и всё. Привязана эта смерть к нему, как собака на поводке, что ли. Быть может, их клятва связывала какая-нибудь, или родственниками они были.

Они помолчали, после чего брат соскочил на землю и заглянул Лизе в глаза:

— Я как-то раз у профессора на столе книжку одну видел, так там говорилось, что все маги, которые вот эту гадость насчёт мертвяков или призраков чувствуют, не просто мистики, а некроманты. Хочешь, попросим её у Сморчка? Я сам могу попросить, если боишься! Её самый известный в мире инквизитор написал, генерал Гвинта. Помнишь, что нам про него рассказывали?

— Принеси! — тут же отозвалась Лиза. — А если не позволит взять, то мы у дедушки спросим, где такую раздобыть. Только вот неправда это всё про некромантию: все мистики улавливают злые или добрые намерения, а для общения с мёртвыми этого недостаточно, должен быть тёмный дар в крови. Особенная кровь, которой в нашем роду неоткуда взяться!

И так искренне и уверенно говорила Лиза, что Сония только и смогла, что прикрыть ладонями рот, прислонившись к дровяной стене сарая, чтобы не выдать своего присутствия. Все слова, что примеряла и готовила женщина на тот случай, если у дочери пробудится дар, обратились в бессмыслицу. Как ей сказать? Как?..

Сейчас Сония понимала, что должна была вмешаться, запретить Лизе изучать труды этого проклятущего инквизитора, в каждом маге подозревающего тёмное начало, в каждом мистическом заклинании усматривающего злой умысел. Благодаря усилиям генерала Гвинты, из обращения официальных магов и целителей было изъято несколько десятков крайне полезных магических формул, которые Орден вдруг начал относить к запрещённым.

Благодаря его книгам, в особенности двум учебникам для начинающих искателей, с каждым днём Лизабет всё больше и больше убеждалась в том, что её дар отличается от других. Она говорила об этом только с Фредом, который — на удивление — оказался ещё более скрытным и под пытками бы не признался в своём участии в безумных экспериментах, проводимых со старшей сестрой. Подтвердить или опровергнуть наличие тёмного дара можно было только одним-единственным способом: начать его использовать. Получится — ответ "да", не получится — очевидно, всё фантазии и опасения, неоткуда взяться в их чистой и светлой семье подобному проклятию. Как назло, случившееся впоследствии походило на тронувшийся лёд, неизбежно увлекаемый движением реки: сама действительность, подкрепляемая теоретическими знаниями, предоставила Лизе шанс убедиться в наличии тёмного дара. И случилось это в тот же год, после того, как юные мистики углубились в изучение учебников Вольдемара Гвинты.

У мелкого купчишки, промышляющего торговлей белками и нутриями, утопилась восемнадцатилетняя дочь. "Любовь, — злобно отвечал на расспросы сочувствующих односельчан купец, — любовь до добра не доводит!" Мать погибшей девушки, поседевшая и побелевшая в одну ночь, молча сжимала губы и бесконечно тёрла сухим платком сухие же красные глаза.

За лекарем послали, само собой, для соблюдения формальностей и протокола — подтвердить, что "смерть наступила по причине невозможности человека дышать при заполнении лёгких водой". Эдвин Сандберг пошёл без особого настроения — дел с дознавателями и следствием он предпочитал не иметь, а к любым бумажным документам относился с презрением. К тому же, не было для целителя более печального зрелища, чем пациент, которому уже никак нельзя помочь.

Лиза и Фред увязались следом. По распоряжению властей юным мистикам дозволялось наблюдать и за рождением новой жизни, и за отхождением душ в мир иной, дабы набираться мистического опыта и впечатлений. Лекарь вошёл в дом, хмуро откинул полотно с посиневшего тела, одетого в одну лишь тонкую нижнюю рубашку. Лиза держалась за плечо брата, не решаясь подойти ближе, но смотрела она вовсе не на распластанную на столе утопленницу… она смотрела на тонкую занавеску, отделяющую комнату от кухни. Там, едва различимый на белом ситце, колыхался в воздухе полупрозрачный силуэт. Эдвин проследил за взглядом дочери, многозначительно посмотрел на обоих детей, накрыл дочь купца полотном и вышел во двор. Лишь на дороге, остановившись, резко взял Лизу за плечо и почти по слогам произнёс:

— Никому ни слова о том, что видела.

— Да, отец, — пролепетала она испуганно.

Тайны не вышло — недели не прошло, как к крыльцу лекарей сбежались деревенские бабы, наперебой крича о призраке на реке. Эдвин вышел к ним, прочитал успокаивающие заклинания, велел жене раздать всем сердечных капель и отправил стиральщиц восвояси. Понятное дело, все эти действия возымели только временный эффект, а на привидение не могли повлиять никоим образом. Дочь купца (в виде своей призрачной копии) появлялась на улицах, заходила в трактир (отчего повар упал в котелок со свежей закваской и застрял в нём задницей), прогуливалась у речки, пугая купающихся детей и их стирающих мамок, стояла на своей могиле — словом, всячески досаждала посёлку Фоллинге одним фактом своего посмертного существования. Дело быстро дошло до настоятеля церкви, однако отряженные на дело святые братья и сёстры раз за разом возвращались ни с чем — при их появлении хитрое привидение моментально исчезало, а все доносчики тут же начинали сомневаться и путаться в собственных показаниях.

В прежние времена подобными делами занимались некроманты — даже начинающий некромант знает, как справиться с такой напастью как привидение или встающий по ночам покойник, да вот только прежние времена давно прошли. Три десятилетия назад, когда государство раскололось натрое и следом грянула война с соседями-эльфами, раскололась и магическая наука. С виду всё стало простым и понятным: чёрное-белое, тёмное-светлое, к радости простого народа и к неудовольствию злоупотреблявших властью и оттого распоясавшихся магов. Один только Вольдемар Гвинта собственноручно изловил и предал огню сотню, если не больше, некромантов и колдунов, а сколько изничтожили его преданные последователи — никто бы не взялся считать.

— Ничего не понятно, — услышала однажды Сония голос сына за прикрытой дверью каморки. Лиза и Фред готовили уроки по заданию господина Ильсена, и мать поднялась к ним, чтобы угостить свежеиспечённым пирогом.