Блудный брат - Дембский Еугениуш (Евгений) - Страница 25

• Предыдущая
• 25/82
• Следующая

— Ну и нюх у вас! — констатировал я, ставя на стол источающий аппетитный аромат котелок.

— На твой плов, папа, у нас всегда нюх, — заверил меня Фил. — А мы сегодня в баксетбол выиграли!

— Мама готовит не хуже, — бросил я. — В баскетбол?

— Угу! — согласился он. Пима рассмеялась.

— Фил, ведь папа это сказал для того, чтобы услышать, как ты ему возражаешь.

— Угу… Знаю… Ммм… — промычало неблагодарное дитя, обжигая рот первой порцией горячего риса.

Некоторое время слышалось лишь шипение и быстрое дыхание. На верху лестницы появилась Феба, посмотрела на нас и, изображая всем своим видом страдание, пошла в кухню за порцией своих питательных хлопьев с молоком.

— Фил, ты же знаешь, что мы не любим подобных звуковых эффектов…

Он оторвался от тарелки и укоризненно посмотрел на меня:

— Ведь ты же говорил когда-то, что если человек знает, что нельзя есть рыбу ножом, то он может ее есть ножом. А я знаю, что, когда ешь, нельзя чавкать…

— Во-первых, это я говорил не тебе, а Дугу…

— Во-вторых, — перебил он меня, — ты говорил это Джеку, а кроме того, не говорил, что ко мне это не относится…

— В-третьих, если даже человек знает, что перебивать говорящего не является признаком хорошего тона…

— … то он не должен перебивать! Знаю. — Он принялся за еду, исчерпав тему.

Будда покачал головой, но от комментариев воздержался.

— Пальчики оближешь, — решила заполнить паузу Пима. — Кто тебя так разозлил?

Даже не пытаясь притворяться, я махнул рукой.

— Компьютерный сервис, — признался я.

— Ничего страшного, — пояснила Будде Пима. — Когда он зол, по-настоящему зол, он готовит гениальные блюда. И притом настолько острые, что потом дыхание прожигает дыры в подушках.

— Сегодня даже лучше, чем когда тебя вызывали в школу, — поддакнул Фил.

Я украдкой окинул взглядом комнату, но нигде не заметил даже следа дурного настроения.

— То есть, когда отец в хорошем настроении, он готовит манную кашу? — спросил Будда Фила.

— Что ты! В хорошем настроении папа вообще не готовит, а кроме того, как можно готовить кашу за пивом?

— За пивом? В смысле — на пиве?

— Нет. Папа на кухне отмеряет время по тому, сколько выпьет пива, вроде как там слишком сухой воздух, но мама никогда не…

— Ладно, умник, не выдавай кухонные тайны.

— Или альковные. — Он набил рот рисом. — Что такое альков?

— Не прикидывайся. Я знаю, что ты знаешь, — погасила его пыл Пима.

— Знаю.

— Ну и прекрасно, мы тоже знаем, так что хвастаться тебе нечем. Кому добавки?

Все трое отрицательно покачали головами.

— Отлично. — Я первым встал из-за стола. — Поговорим, когда закончишь, — сказал я Будде. — Звонил Крабин, — добавил я, увидев вопрос в его взгляде.

Он появился в гостиной быстрее, чем я предполагал, закурил и вопросительно посмотрел на меня.

— На основе сведений, полученных от нашего знакомого детектива из Тралсы, я пришел к некоторым выводам, но меня преследует мысль, что это не будет для тебя новостью.

Я замолчал. Будда затянулся и выпустил дым изо рта, глядя на конец сигареты. Я сделал то же самое. Краем глаза я заметил, что он перестал вглядываться в тлеющий кончик и смотрит на меня.

— Красински перешел на ту сторону, — сказал он, вопросительной интонацией подчеркнув слово «ту».

Я кивнул.

— Все об этом говорит. И теперь я в этом уже почти уверен — твое предположение плюс то, что сказала Мадлен.

— Что она сказала?

— Что он читал в качестве руководства «Ту сторону мира»…

— А поскольку при мне нашли именно эту повесть…

— И поскольку ты явился с пустячным делом именно ко мне, а не в агентство, что было бы разумно…

— Ты сделал вывод, что я уже раньше знал о действующем проходе?

— Да. А теперь ты расскажешь об этом мне, в точности и со всеми подробностями.

— Конечно, — согласился он с таким выражением лица, словно по крайней мере неделю несколько раз в день безуспешно пытался рассказать мне обо всем, что знал. Но на меня он при этом не смотрел. Взгляд его нервно пробежался по комнате и наконец остановился на баре. — На этот раз, наверное, попрошу… — Он поколебался, не зная, как лучше закончить фразу. — Думаю, мне это поможет…

— «Слишком много пьют в этих твоих повестях», — подчеркнуто язвительным тоном процитировал я. Не потому, что я настолько злораден, а просто мне хотелось вывести Будду из замешательства, в котором он пребывал. Может, это и неприятный, но всегда действенный метод, вот только никто меня после не благодарит. Я подошел к бару и, повозившись возле него некоторое время, протянул Будде стакан с чертовски крепкой смесью водки со льдом плюс по паре капель того, другого и третьего. Себе я на этот раз налил почти чистого тоника. Я был на работе. — Выпей и рассказывай.

Он поблагодарил, несколько раз качнув головой, словно дрессированный конь в цирке, выпил, снова несколько раз кивнул, но, похоже, не собирался в ближайшем будущем выполнять вторую часть просьбы. Я не торопил его, сейчас мне от него требовались искренность и откровенность. Я выпил тоника — он показался мне невкусным, но вполне подходящим для моих целей, поскольку я машинально поморщился, словно хлебнув чистого спирта. В дверях кухни появилась Пима, но, встретившись со мной взглядом, сразу же удалилась; минуту спустя я услышал, как она зовет Фила и они вместе отправляются в гости к тете ЭДэри. Будда решился еще на один глоток, которым почти полностью опорожнил стакан. Я вовсе не собирался вскакивать с места и услужливо наполнять его еще раз.

— Красински и некий Мануэль Ласкацио… — начал он, но у него перехватило горло; он откашлялся и прополоскал рот остатками водки. Идя к бару, а затем наполняя стакан джином, он продолжал, все так же не глядя на меня: — Это были двое неразлучных друзей, во всех отношениях. Абсолютно во всех, — уточнил он, особо подчеркивая эти слова. У бара он сразу же выпил половину порции, со второй же вернулся к креслу и сел; казалось, будто он хочет меня убедить, что разговаривает как бы сам с собой, но впечатление это нарушал его застывший взгляд. — Ласкацио получил пулю, несколько пуль, и сдох на грязной мостовой в Спокейне. У полиции были сложности с опознанием трупа, так как при нем не было никаких документов и он был чужим в этом городе. Естественно, личность его удалось установить по отпечаткам, сетчатке глаза и прочему, вот только обладатель этих отпечатков сидел в камере на другом конце Штатов, в Акроне. Не было никаких сомнений — Мануэль Ласкацио ждал суда за неудачную кражу, и одновременно Мануэль Ласкацио лежал в морге. Полиция билась в судорогах. У меня был оплаченный информатор среди них… — В конце концов он поднял взгляд и посмотрел на меня. — Сперва он охотно взял деньги за информацию, потом, по мере того как дело становилось все более запутанным, у него появлялось все больше возражений, но отказаться он уже не мог — я начал угрожать, что донесу на него, — зато без зазрения совести повышал ставку. Впрочем, это нормально… Но к делу — Мануэлей оказалось двое, полиция с воодушевлением принялась проверять версию о близнецах, хотя специалисты объясняли, что даже у близнецов не бывает идентичных отпечатков, не говоря уже о шрамах. Естественно, эта версия провалилась достаточно скоро, а новых уже не было.

Алчно влив в себя остатки джина, он опустил руку со стаканом между колен и стал им покачивать, наблюдая, как капли спиртного перекатываются по влажному дну. Я тихо дышал, чтобы не спугнуть его вдохновение, но это сделала Феба. Видимо, она уже накормила щенков и решила не лишать нас слишком надолго своего общества. Несколько секунд она смотрела на нас сверху, затем резво сбежала по лестнице, подскочила ко мне и положила морду на колени. Будда посмотрел на нее, затем на меня. Вдохновение вдруг куда-то улетучилось.

— Подожди, — попросил я.

Я пошел на кухню и, найдя в холодильнике аппетитный кусок говядины, которым тут же занялась Феба, вернулся в комнату.

• Предыдущая
• 25/82
• Следующая