Нас с тобой трое (СИ) - "tapatunya" - Страница 33

Приходила мама, долго молчала.

Что-то витало в воздухе, но у Тимура не было сил выяснять, что.

Он звонил и писал Лизе, но её телефон был выключен.

Зато Анфиса взяла трубку.

— Ну что, мой раненый воин, — сказала она довольно бодро, — лежишь?

— Лежу.

— А я уже на костылях шкандыбаю, — похвасталась она.

— Тогда шкандыбайте на этаж выше, — пригласил её Тимур.

— А и прышкандыбаю, — охотно откликнулась она.

И она действительно пришла совсем скоро — часа через два.

— Ждала, пока Лиза пойдет в магазин, — сказала она, с трудом перемещаясь на своих костылях.

— Как она?

— Терзается. Собирается догрызть себя до состояния скелета, совсем есть перестала.

— А со мной почему не разговаривает?

Опираясь на медсестру, Анфиса села на стул и прислонила костыли к его тумбочке.

— А ты еще не знаешь? — спросила она.

У неё были такие старые, такие усталые глаза, что Тимуру действительно стало страшно.

— Она это сделала, да? — только и спросил он.

— Да, сделала. И уже призналась. Моя дочь, Наталья Скамьина, убила Руслана.

— А чего вы еще хотели? — сердито спросил её Тимур. — Вы же однажды спустили своей дочери с рук убийство. С чего бы ей не убить кого-то снова? Жаль, на этот раз Лизу не удалось в тюрьму посадить. Было бы комбо.

Анфиса промолчала, продолжая разглядывать Тимура.

Наверное, он давно все понял про отца, потому что сейчас не ощущал злости или боли, а только очень волновался за Лизу.

Из-под этих руин она уже может не выбраться.

Кто бы выбрался.

— Попросите её подняться ко мне, — попросил он, — пожалуйста.

Анфиса кивнула.

Позвонила Нинель.

— Мой дорогой мальчик, — сказала фотограф, далекая от всех драм, — я тут подумала, а не устроить ли мне выставку с фотографиями твоего отца.

— Теми самыми, из журнала для взрослых?

— Возможно, отчасти, — лукаво отозвалась Нинель.

— Почему бы и нет, — неожиданно для самого себя поддержал её Тимур. — Мой отец был бабником и напыщенным павлином, но он умер из-за любви. Это так странно, правда?

— Нормально, — отозвалась Нинель.

Лиза появилась вечером, после отбоя.

Прошла мимо кровати Тимура, не глядя в его сторону, остановилась у окна. Он видел только контуры её фигуры, очерченные уличным светом.

— Как ты? — спросил Тимур тихо, не зная, что сказать, чтобы она повернулась к нему лицом.

— Лучше, чем ты, — ответила она после паузы.

— Не факт. Я прекрасно себя чувствую. Только ужасно скучаю по тебе.

— Перестань.

— Перестать скучать? Как ты себе это представляешь?

— Будь снова деревянным, как раньше. Когда-то у тебя прекрасно получалось жить без всякого там скучания по кому бы то ни было.

— Нет такого слова — скучание.

— Вот именно.

— Всё будет нормально, Лиза, — сказал Тимур убежденно. — Мы очень постараемся и забудем всё это.

— Она моя мама, — её голос звучал безжизненно и мертво.

— Ну и хрен с ней.

— Она моя мама, — повторила Лиза, как попугай.

Она, наконец, обернулась, и он поразился тому, какими огромными показались ему её глаза и рот на осунувшемся, невыразительном лице.

— Всё будет нормально, — снова сказал Тимур бессильно.

Лиза подошла к нему и села на краешек его кровати.

— Я все время думаю, — зашептала она, — что хорошо бы шагнуть с крыши. Высота магнитит меня, она кажется такой прекрасной, такой освобождающей. По ночам я поднимаюсь на верхний этаж больницы и часами смотрю вниз, как будто просто жду… когда бабушка поправится. Как будто обещаю однажды вернуться.

— Что за бред ты несешь, — выдохнул Тимур в ужасе.

Лиза быстро закатала рукава своей пижамы, обнажая беспорядочные линии порезов, расчертивших её кожу.

— Посмотри на меня, — сказала она, вытягивая перед ним обе руки с едва подсохшими корочками крови. — Видишь? Видишь, как я справляюсь?

— О, господи.

У Тимура болело везде, но он смог потянуться вперед, чтобы прикоснуться губами к порезам на тонкой коже.

Её тело вздрогнуло, когда он поцеловал её раненые руки. Лиза тихо всхлипнула и мягко уложила Тимура опять на по подушку.

— Да не двигайся ты, — сказала она, опуская рукава. — Мало тебе повреждений со всех сторон.

Тимур стиснул её руку в своей.

— Это ничего, — только и сказал он. — Это что-то типа посттравматического синдрома. Любой бы на твоем месте чувствовал себя не в своей тарелке.

Она усмехнулась сквозь слезы.

— Как изящно ты это назвал — не в своей тарелке.

— Я помогу тебе. Мы выберемся.

— Ты уже помог, теперь лежишь весь забинтованный, как мумия.

— Я всегда смогу помочь тебе, — сказал он твердо.

Лиза погладила его по щеке.

— Я не хочу тебя тянуть в эту яму. Тимур, нам лучше расстаться сейчас, потому что я даже не почувствую этого расставания. Хуже чем есть, мне уже не будет, понимаешь?

— Зато мне будет, — он поднес к губам ласкающую его руку. — Я не буду с тобой расставаться ни сейчас, ни потом. Я же тебе уже говорил, помнишь? К твоему великому сожалению тебе достался однолюб, Лиза.

Тихая улыбка появилась на её припухших от частых слез губах.

— У тебя отвратительный вкус.

— Что есть, то есть — такая плакса.

Она засмеялась.

— Можно я останусь здесь на ночь? Рядом с тобой мне спокойнее.

Лиза притащила из угла палаты кушетку и поставила её рядом с кроватью Тимура.

— Знаешь, — сказала она, крепко держа его за руку, — несмотря ни на что… мне все равно жаль её. Нелепая, нелогичная детская любовь к самым ужасным родителям. И где-то может быть вина из-за того, что я была такой плохой дочерью, раз она пошла на такое. Может, мне надо было поговорить с ней, а не игнорировать её все эти годы.

— Знаю, — ответил Тимур. — У меня были сложные отношения с отцом. Не такие как у тебя, конечно, — уточнил он. — Чуть-чуть сложные. Но думаю, что могу понять, о чем ты говоришь.

— Ты тоже отправишь меня на психотерапию, как Руслан?

— Придется, — ответил он с величайшим сожалением. — Такие раны не заживают сами, Лиза. Но я могу ходить с тобой.

— И узнаешь все мои тайны?

— А у тебя еще остались тайны?

— Я колю себе ботокс.

Он засмеялся.

— А теперь, — добавила Лиза, — мне придется вдвое больше его колоть! Молодые любовники — это ужасно утомительно.

— Я хочу тебя даже в этих ужасных ситцевых пижамах, так что на твоем месте я бы не сильно переживал о таких вещах.

— Я привыкла к таким пижамам в колонии, — ответила она спокойно. — У нас там всё почему-то было из ситца, хотя он так легко рвался. Я думаю о том, что если мне было там нормально, то мама тоже справится. Хотя у неё, наверное, будет строгий режим.

Лиза вздохнула, дотянулась пальцами до его волос, пригладила их.

— Не трогай, — попросил Тимур, — я не мыл их несколько дней. Я превращаюсь в огромного вонючку.

— Завтра мы тебя освежим, — утешила его Лиза. — Почему ты не разрешил никому остаться с тобой?

— Ждал тебя.

— Эй! У меня уже есть один пациент! Боливар не вынесет двоих.

— Хоть трубку бери, — попросил Тимур.

— А ты не трезвонь через каждые пять минут!.. Ты знаешь, что мне позвонили первой? — вдруг спросила она совсем другим голосом.

Он сразу понял, о чем она говорит.

— И я очень-очень попросила Скорую привезти тебя именно в эту больницу. Я думала, у меня сердце взорвется! А потом мне пришлось звонить Марине… Твоя мама молодец. Мы поставили её в безумно сложную ситуацию, но она молодец.

Лиза села на своей кушетке и склонилась над Тимуром.

Её волосы коснулись её лица.

— А если я тебя тоже когда-нибудь убью? — спросила она едва слышно. — Вдруг это по наследству передается?

— Тогда я был бы похож на павлина-бабника. Ничего ты мне не сделаешь. Ни мне, ни себе, никому.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что в этой истории больше никто никого не убьет. Все будут жить долго и по возможности счастливо.