Мускат утешения (ЛП) - О'Брайан Патрик - Страница 75

— Две банки и три склянки, сэр, — ответил Киллик, целясь в дверь. — Две банки, три склянки.

Он сильно ударился о косяк — после подобных обедов он обычно бывал пьян, но в дверь все–таки прошел.

— Что ты хочешь найти на острове Берд?

— Несомненно, там водятся буревестники. Но я не думаю там высаживаться, времени, увы, слишком мало.

— Так зачем ты туда собрался?

— Разве я не должен подобрать Падина?

— Разумеется нет.

— Но, Джек, я тебе говорил, что предупрежу его. Говорил, ещё до того, как мы ушли с Мартином, когда ты сказал, что мы отплываем двадцать четвёртого. Я его предупредил, и он будет ждать нас на берегу.

— Я, наверное, просто тогда не понял. Стивен, у меня бесконечные проблемы с каторжниками, пытающимися бежать. Чиновники меня достают и изводят, среди многих причин, в том числе и из–за этого. Мне урезали поставки и ограничили припасы, и чтобы избежать реальных проблем, мне пришлось отверповаться в бухту, что привело к еще большим задержкам. Когда губернатор вернулся, я отправился на встречу с ним и постарался представить дело как можно лучше — он признал, что обыскивать корабль в моё отсутствие неуместно и спросил, желаю ли я извинений. Я сказал, что нет, и что, если он подтверждает, что подобное не повторится, я, в свою очередь, могу заверить, что ни один каторжник не покинет Сиднейскую бухту на моём корабле, и на этом вопрос закрыт. Он согласился, мы снова встали у причала.

— Мы говорим о нашем товарище, Джек. Я связан обязательством.

— Как и я. И вообще — как ты можешь просить капитана королевского корабля о подобном? Я сделаю все необходимые заявления, чтобы помочь Падину, но не поддержу побег каторжника. Нескольких я уже завернул.

— Мне так Падину и сказать?

— Мои руки связаны. Я дал губернатору слово. Могут решить, что я подрываю свой авторитет пост–капитана и злоупотребляю представительским иммунитетом.

Стивен молча смотрел, раздумывая над ответом — просто дать понять, что услышал, или добавить жалости и презрения, и сильнее уязвить Джека. Он сказал:

— Напрасно ты так.

Отвернувшись, Стивен увидел Киллика с двумя кружками, взял одну, произнёс «Благодарю, Киллик», и понёс кружку вниз.

Дэвидж сидел в кают–компании, он сообщил, что Мартин находится внизу среди образцов, где помещает шкуры птиц в корыто с рассолом и продолжил:

— Клянусь, отвратительный обед. Я уверен, что рассерженный Угрюмый Джек насыпал соль поварешками, а гражданские сидели как на поминках. Я старался как мог, но их было не пронять. Смею сказать, то же самое было и на вашей половине стола. Не удивительно, что вы выглядите расстроенным.

— Мартин, — заговорил Стивен, добравшись до провонявшей перьями кладовой, — похоже, возникло недопонимание, и, кажется, я не смогу взять Падина на борт. Не знаю, что теперь делать. Тем не менее, лодка будет готова в три склянки утренней вахты. Может, ты пойдёшь со мной? Я прошу, потому что за ужином доктор Редферн сказал мне, что местное название утконоса — водяной крот, чего я не знал, когда твой друг Полтон говорил нам, что в реке Вуло–Вуло живут водяные кроты. Возможно, это твой последний шанс увидеть хоть одного.

— Большое спасибо, — Мартин взглянул ему в лицо при свете фонаря и тут же отвёл взгляд. — Буду готов в три склянки.

Стивен попросил помочь ему добраться до своего сундука, извлёк приличную сумму в золоте и банкнотах, снова запер и отдал ключ Мартину со словами:

— Если завтра я не вернусь на корабль, не будешь ли ты так любезен передать это моей жене?

— Конечно, — согласился Мартин.

«Кажется, я никогда в жизни не испытывал таких сильных и противоречивых эмоций», — размышлял Стивен, покидая Сидней по улице Параматта. Он намеревался уменьшить их влияние, идя быстро и далеко. Как он ранее обнаружил, физическая усталость хорошо помогает при побочных аспектах, в данном случае это раздражительность, и после нескольких часов вырисуется правильный план дальнейших действий. Но спустя часы ничего не изменялось. Его разум просто отбросил проблему и вернулся к счастью, настоящему и будущему счастью. Он преодолел большой путь в темноте, и та незанятая часть сознания, еще открытая для удивления, поражалась количеству ночных животных, которые издавали звуки и изредка мелькали в слабом лунном свете. А ведь это не так уж далеко от города: опоссумы, бандикуты, коала, вомбаты. «Что касается Джека», — произнес он, — «его герой Нельсон не поступил бы так, но Нельсон не праведник и никогда не проявлял внезапных жестов добродетели. Все–таки средний возраст настиг Джека Обри. Никогда не думал, что это случится». Стивен промолвил это беззлобно, просто констатация факта и добавил: «Одним из неоспоримых преимуществ богатства является то, что Вы не обязаны есть жаб. Можете делать всё, что посчитаете правильным».

Вопрос, что он считает правильным в сложившихся обстоятельствах, к тому времени, как взошла луна, и он повернул обратно, не разрешился. Его размышления о проблеме часто прерывались под воздействием благодати. Один из таких перерывов, пение грегорианского благодарственного хорала, который он часто слышал раньше в монастыре Монсеррат, ещё до того, как тот был разграблен, осквернён и разрушен французами, продлился целых полторы мили. Вопрос не решился и к тому времени, как он добрался до корабля, со стёртыми ногами и вымокший под набежавшим с юго–востока ливнем. Не разрешился он и после тревожной бессонной ночи, когда голос Бондена осторожно сказал ему на ухо, что катер уже у борта.

Радость осталась, но вместе с ней и печаль. Стивен оделся, на цыпочках, чтобы не будить других офицеров, прошёл в кают–компанию, тихо пожелал доброго утра Мартину и выпил чашку кофе.

На катере уже установили мачты, и, спускаясь вниз, Стивен с удовлетворением отметил, что его команду составляют исключительно давние соплаватели, военные моряки. Бонден, который понятия не имел, есть у доктора или мистера Мартина, несмотря на всю их ученость, здравый смысл, приготовил плащи от зябкого ночного ветра.

— А теперь, сэр, куда плывем? — спросил Бонден.

— Вам известен остров Берд?

— Да, сэр, видел его, когда мы входили в бухту, а капитан Пуллингс взял на него пеленг.

— Ну, хорошо. Перед этим островом, в двух или трех милях к югу, есть мыс, а к югу от этого мыса на побережье открывается вход в лагуну, обозначенный пирамидой из камней и флагштоком. Вот туда мы и отправляемся. Как думаете, сколько это займет времени?

— С таким ветром в бакштаг, сэр, к полудню легко дойдем. Джо, отваливай.

Ко времени, когда они спускались по длинной бухте, забрезжил рассвет. Рассвет столь чистый и восхитительный, что даже Джо Плейс, уже встретивший в море десять тысяч рассветов, взирал на него с одобрением, а Мартин зааплодировал. Стивен же ничего из этого не увидел: он спал, завернувшись в плащ.

Катер миновал крутой мыс, встретился с длинными волнами открытого моря, в крутой бейдевинд взял мористее, и направился на северо–восток, из–за чего качка стала спиралеобразной. От качки такого типа даже суровых моряков, если они какое–то время пробыли на суше, слегка мутило.

Стивен спал несмотря ни на что: спал, когда поверхность моря подернулась рябью из–за смены прилива, и брызги стали захлестывать в катер. Мартин приспособил плащ так, чтобы прикрыть Стивену голову, и, видя, что его из пушки не разбудишь, тихо сказал Бондену:

— Мы идем с хорошей скоростью.

— Да, сэр, — подтвердил Бонден, — у нас будет время. Мне следует держаться подальше от берега, дабы не промочить доктора, боюсь только пропустить флагшток.

— Думаете, мы уже близко? — спросил Стивен, внезапно проснувшись.

— Ну, сэр, полагаю, мы не можем быть очень уж далеко.

— Как только мы доберемся до острова Берд, я осмотрю берег в подзорную трубу, а что касается сырости — солнце нас быстро высушит, оно уже намного выше, чем я ожидал, и невероятно жаркое.

Так они и плыли: матросы негромко переговаривались на носу, ветер овевал шлюпку, солнце взбиралось всё выше, и теперь холодные брызги уже радовали, да и плащи все поснимали.