Цифрогелион (СИ) - Вайнберг Исаак - Страница 22

— Могу предложить только древесный кофе, — сообщил старик. — Не подумайте, что мне жалко спирта, но мне кажется, вы достаточно вчера приложились, а сегодня, как я понимаю, у вас много дел — так что не стоит начинать день с возлияний…

Что тут скажешь: старик прав. Я сонно почесал в затылке. Прямо передо мной стоял ящик, на нём была расстелена старая газета, а на ней стояла тарелка с варёной кормовой древесиной, фарфоровая сахарница и металлическая кружка с чёрным напитком — древесным кофе. Запоздало кивнув в ответ на отказ старика угостить меня алкоголем, я взял кружку с горячим напитком и сделал глоток.

— Уммм… Неплохо, — покачал головой я.

— Пьёте по-королевски, а? — подмигнул старик, сидевший в кресле напротив с такой же кружкой в руках. — Без сахара?

— Отец научил, — признался я. — Сначала казалось, что нет вкуса более отвратительного, чем этот, но потом привык и теперь ни на что не променяю этот божественный напиток… Ну, кроме алкоголя, разумеется.

— Ваш отец был мудрым человеком, — заметил старик. — Наверное, имел высокий чин в Северной Столице?

— Он был Губернатором, — решил быть откровенным до конца я. Передо мной сидел человек, превративший в ад жизни сотен, если не тысяч людей вокруг, к тому же он спас мне жизнь: едва ли он станет применять какую-либо информацию мне во вред.

— Ваш отец – сам Адмирал? — удивился старик.

— Нет, — покачал головой я. — Мой отец Губернатор Блад. Адмирал – его двоюродный брат.

— Губернатор Блад был великим человеком, — уверенно констатировал старик. Я рад возможности предоставить кров его сыну — это большая честь…

— Спасибо, — ответил я, делая ещё один глоток кофе.

— Я слышал, что вы отказались от притязаний на губернаторский пост? — поинтересовался старик.

— Да, — коротко ответил я.

— Но почему? — старик придвинулся ближе, его лицо излучало неподдельный интерес. — Ради чего вы отказался от высочайшей должности?

— Ради возможности стать самым бесполезным пьяницей, — усмехнулся я…

— Вы всё шутите, — махнул на меня рукой старик. — А ведь этот вопрос народ с ума сводит уже не один десяток лет. И, чего скрывать, меня тоже очень занимал. Исчезновение вашего отца стало настоящей трагедией для всех людей, во всяком случае для жителей Старого Города. Ваш отец заботился о наших интересах — он искал способ помочь нам… А его брат? Его брат всегда был сторонником радикальных мер: «Если гниёт один палец, лучше подстраховаться и отсечь всю руку…». После смерти Губернатора Блада ходили упорные слухи о том, что его двоюродный брат приложил к этому руку… Версия о том, что ваша мать виновата в его смерти была мало убедительной, если быть откровенным, а когда вы отказались от трона, тем самым отдав всю власть дяде… Всё это выглядело как…

— Я знаю, как это выглядело, — оборвал старика я. — Моя мать повесилась, когда мне было пятнадцать лет. Все говорили, что у неё не было на то причин, что она всегда была жизнерадостной женщиной, но я знал её другой. В дали от посторонних глаз она была замкнута, меланхолична, а её лучшими друзьями были её наркотические настойки. Она не любила отца, не любила меня. Даже не так: она не любила отца, а меня откровенно ненавидела… Для меня не было удивительной новостью её самоубийство — меня удивило лишь то, что перед тем как повеситься, она отравила отца, но не тронула меня… Что касается моего дяди, то я совру сказав, что после смерти родителей я не обдумывал всесторонне мысль о том, что к этому может быть причастен он. Но я всегда был уверен в том, что нет никого более преданного моему отцу, чем он. Дядя никогда не стремился быть главным — он стремился лишь быть эффективным. Он боготворил моего отца, ставил его выше всех людей и себя в том числе, считая, что именно он приведёт этот мир к светлому будущему. И если хотите знать, то перед тем как отказаться от притязаний на пост Губернатора, я получил все доказательства того, что дядя не имел никакого отношения к смерти моих родителей…

— Ладно, — поднял руки старик. — Я понимаю, что лезу не в своё дело, и простите, что рассуждаю о вещах, в которых ровным счётом ничего не смыслю. Это всё наши простонародные слухи и домыслы, сами знаете — нам, мужичью, лишь бы языками чесать. А ваш отец… Ваш отец был действительно великим человеком… И если тут оказался его сын, то, возможно, это приведёт к хорошим последствиям для всех нас…

— Едва ли, — ответил я. — Я тут, чтобы разыскать причину появления чудовищ. Они всё чаще появляются в Серверной Столице. Так что тут я, к сожалению, не для того, чтобы помочь вам, если не считать помощью то, что я избавил вас от двух бутылок опасного для здоровья древесного спирта…

— Я понял, что вы тут по делам Губернатора и Северной Столицы, — кивнул старик. — Но мне кажется, что, решая проблему чудовищ по эту сторону Стены, сын губернатора Блада, увидев, как страдают местные жители, непременно придёт к выводу, что ему нужно решить проблему с чудовищами и по ту сторону Стены тоже…

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

— Нынешний Губернатор, — ответил старик. — Он и его стража — вот кто для местных настоящее чудовище. Его действия нанесли им куда больше вреда, чем чудовища, которых вы ищите…

— Какое вам вообще дело до местных? — не выдержав, прямо спросил я. — Вы применили Дар, из-за которого все эти бедолаги гниют заживо, и, по-моему, это куда более ужасный поступок чем тот, что совершил Адмирал, не разрешив вам пересекать границу…

— Я применил свой Дар, когда мой разум был затуманен злобой и алкоголем, — спокойно ответил старик Савелий. — Все люди, которые находились в радиусе трёх километров вокруг, неизбежно погибнут — и это моя вина. Я бы с радостью наложил на себя руки, поверьте. Но я заслужил куда большего наказания за содеянное и я понесу его. Я буду наблюдать, как из-за моих действий в страшных муках умирают мои соседи, мои друзья, и сам сгнию заживо вместе со всеми ними… Поверьте, если бы я мог всё исправить, я бы заплатил за эту возможность любую цену… Но Адмирал… Адмирал ещё может всё исправить, но жертвует половиной всех людей ради комфорта второй половины. Не ради жизни второй половины, а именно ради комфорта. Пусти он нас в Северную Столицу — жить стало бы сложнее, но места и еды хватило бы… У вас много богатых людей, много лесов, много скота… Он мог бы пустить к себе жителей Старого Города, мог бы спасти их, но он предпочёл другой путь… И я лишь надеюсь, что вы, сын настоящего Губернатора, увидев, что тут живут такие же люди, и увидев, как они живут, решите помочь им… Я не хочу этого для себя — я уже мертвец, — но ведь есть те, кому ещё можно помочь…

Отвечать я не стал. Я ведь когда-то действительно мечтал помочь им всем, а потом просто забыл о них — выбросил из-головы, заняв мысли жалостью к самому себе… Да и сейчас мне нет никакого дела до этих несчастных людей и их проблем: я хочу выполнить работу, получить оплату и вернуться к своей обычной жизни: дегустировать вина, играть в карты, проводить время с потаскухами, просыпаться чёрт знает где в собственной блевотине и радоваться тому, что не обмочился во сне. А эти бедолаги… Им придётся справляться самим.

Какое-то время мы просидели молча. Я допивал кофе, а старик погрузился в чтение пожелтевшей газеты столетней давности.

— А почему родители дали вам такое необычное имя — Круто? — вдруг спросил он, опуская газету.

Я усмехнулся.

— Странно, что вы не знаете эту историю, но я вам её с удовольствием расскажу. Началось всё с того, что я родился мёртвым. То есть, когда меня вытащили из матери, я не подавал никаких признаков жизни и даже не дышал. Повитуха пыталась оживить меня несколько минут, но ничего не выходило. Тогда она с сожалением констатировала мою смерть. Отец взял меня на руки, желая увидеть наследника, которого потерял, едва обретя. И оказавшись у него на руках, я открыл глаза. Он вспоминал, что у него тогда сложилось впечатление, словно я всё это время просто не считал нужным сообщать об этом окружающим, а когда он взял меня на руки, открыл глаза с таким серьёзным суровым лицом, словно он меня чем-то рассердил. Я не плакал, не кричал, не улыбался и в момент рождения и в несколько последующих месяцев. Как-то отец не выдержал и сказал: «Господи, я не видел никого круче этого мальчишки — ему вообще плевать на всё вокруг!». И тогда же он решил назвать меня Круто. Искренне поддержал его эксцентричную идею только капитан Радж, а остальные просто не решились перечить отцу.