Колесо времени (Солнце, Луна и древние люди) - Ларичев Виталий Епифанович - Страница 6

После полнолуния, которым предок мог любоваться в течение целых трех следующих друг за другом ночей, в жизни ночного светила наступал малоприятный момент. При продолжении счета теперь уже вновь на правой руке, когда загнутыми на ней оказывались два пальца (семнадцатая ночь!), глаз человека мог отметить, что лунный диск потерял свою округлую правильность. Хорошенько запомним эту семнадцатую ночь и связанное с нею событие ввиду той необычайной важности, которую придавал ему в последующем предок. А пока отметим лишь, что это означало одно — Луна начала умирать. Чуть надкушенный край ночного светила, которое утром не успевало спрятаться за горизонт от сверкающего глаза Солнца, был отныне обращен не на восток, в сторону восходящего дневного светила, а на запад, где оно заходило. Теперь уже не Луна преследовала Солнце, а, напротив, дневное светило пустилось в погоню за ночным. Отныне светила не расходились, соперничая, в разные стороны. Луна, как сказочная жертва перед драконом, с каждой ночью все ближе подвигалась на Небе к своему антиподу — Солнцу.

Ночное светило меняло теперь свои маски в обратном порядке, как бы выворачивая их наизнанку. Так, когда все пальцы правой руки были при счете ночей загнуты и предку вновь, уже в третий раз, пришлось использовать очередную пару пальцев левой, Луна опять становилась полукруглой. Она восходила на небосклоне поздно, к полуночи, зато утром, к восходу Солнца, оказывалась как раз там, где недавно господствовала в полнолуние, т. е. на юге. Этот момент определял половинный временной рубеж[4] от полуночи до полудня, и полудиск Луны как нельзя лучше символизировал такую границу часов. Как, однако, полярно переменились позиции — давно ли полукружие растущей Луны, восходя днем, оказывалось в той же знаменательной точке юга вечером? Но половина диска молодого ночного светила определяла тогда иной порог суточного времени — половинный рубеж между полуднем и глухой полуночной порой![5]

Но вот наконец наступило время, когда предок в счете ночей в третий раз перешел к пальцам правой руки. II по мере того, как он загибал их, все тоньше становилась «стареющая» Луна. Она опять приобрела вид выпрыгивающей из воды рыбки или двух совмещенных основаниями рогов, обращенных, однако, вогнутой стороной и острыми концами к западу. Умирающая Луна поднималась из-за восточного горизонта в алых лучах утренней зари, ненамного опережая восход Солнца. Как и в другие дни после ущерба, на семнадцатую ночь Луна заходила в светлое время суток, но теперь предшествуя закату Солнца. Погоня дневного светила за ночным, кажется, подходила к трагической развязке.

Так оно и случилось. Однажды, когда после очередной ночи предок отметил про себя, что на правой руке почти совсем не осталось незагнутых пальцев, он больше не увидел Луны на восточном небосклоне. Она таинственным образом пропала, будто поглощенная Солнцем. Прошло, однако, не более трех дней, и, как неистребимый Феникс из пепла, в затухающем жаре угольев вечерней зари возникла обращенная выпуклой стороной к западу возродившаяся к новой жизни молодая Луна. С этой ночи начинался очередной многодневный небесный маскарад с уже знакомой чередой переодевания его главной героини — Луны.

Если, однако, предок думал, что дневное светило никогда на таких празднествах маски на себя не надевало, то при определенных обстоятельствах оно могло дать ему понять о его заблуждении. В самом деле, изредка можно было видеть и Солнце меняющим фазы и даже на глазах исчезающим с Неба невесть куда, как Луна в дни новолуний. Нетрудно догадаться, что речь идет о солнечном затмении, когда дневное светило, будто саркастически передразнивая умирающую Луну, могло вдруг уменьшиться от полного диска до тонкого серпа, а то и совсем пропасть, будто вывалиться в черную дыру, которая внезапно появлялась в Небе на том месте, где недавно сияло Солнце. Неописуемый ужас людей при виде такого события вскоре, однако, сменялся радостью: Солнце начинало пародировать фазы растущей Луны и вот уже вновь сверкало над Землей в полной своей красе.

Прошло много времени, прежде чем человек уяснил, что истинный виновник внезапных «фазовых гримас» Солнца — все та же Луна, но в те пугающие мгновения не наблюдаемая с Земли. Это она, незаметно исчезнув накануне утром, как тать, невидимкой, подкрадывалась к дневному светилу и начинала наползать черной глыбой на пылающий диск. При полном солнечном затмении для предка таинственно пропавшими оказывались сразу оба светила — дневное и ночное. Если к сказанному добавить, что внезапным затмениям подвергалась и полная Луна, тоже почему-то начинавшая при этом с лихорадочной поспешностью менять маски, то можно, втиснувшись в шкуру предка, понять его страхи и от души ему посочувствовать.

Но не только «маскарады» поражали предка, когда он начал пристальнее приглядываться к небесным выкрутасам Луны. Стоило ему однажды обратить внимание на то, как в сравнении с Солнцем происходит смещение по линии горизонта точек ее восходов и заходов, и очередному изумлению его не было предела. Еще бы! Оказывается, солнечный маршрут восходов вдоль кромки Земли, в ходе которого жаркое лето успевало смениться прохладной осенью, а затем и морозной зимой, Луна умудрялась промерить своими гигантскими по размаху шагами всего за полмесяца, от полнолуния до новолуния. Значит, годовой маршрут Солнца ночное светило проходило за месяц!

Но и в этом она оставалась верной своему непостоянству. Выпадали такие периоды, когда полная Луна захватывала «в сферу собственных интересов» более длинную по протяженности дугу горизонта, т. е., по существу, при восходах (или заходах) рисковала сблизиться с точками севера и юга в значительно большей степени, чем это дозволялось даже самому Солнцу! При таком «состоянии» ночного светила, которое современные астрономы называют «высокой Луной», она зимой поднималась на небосклоне очень высоко, а летом, в резком контрасте, проплывала над горизонтом весьма низко. Но затем наступали времена, когда такие дуги заходов и восходов вдруг сужались и Луна, будто решив передохнуть, пробегала за месяц меньшее расстояние, чем Солнце за год. Подобное состояние ночного светила астрономы называют «низкой Луной». Разница в высоте подъема на небосклоне зимой и летом не выглядела тогда столь контрастно, как при «Луне высокой».

Быстроногость Луны, будь предок еще наблюдательнее, предстала бы перед ним значительно более ошеломляющей. Дело в том, что при стремительных скачках по Небу она в один и тот же час, допустим в полночь, каждые две-три ночи оказывалась в окружении новой группы звезд, которые однажды были образно названы древними людьми «лунными домами». Так вот, ночное светило, путешествуя по небесному кругу, успевало большую часть «домов» посетить за время, близкое к все тем же трем десяткам суток, за которое оно успевало, меняя маски, и родиться, и умереть. А затем Луна начинала новый в бесконечной последовательности тур суетных и скоротечных визитов в свои «звездные резиденции». Замечательно, что она при этом каждый раз рождалась в окружении иных, чем ранее, звезд, к которым Солнце еще только приближалось в своем годичном движении с запада на восток. Но через почти 30 суток Луна умирала в окружении звезд того «дома», где блистало дневное светило. Зимой Луна предпочитала гостить в северных «звездных домах», отчего предок и видел ее высоко в небе. Летом она переселялась в «звездные дома» юга и потому проплывала над горизонтом значительно ниже.

Солнце поступало наоборот и виделось в Небе иначе. К тому же оно безнадежно отставало от бледнолицей непоседы. Ему, неторопливому домоседу, требовалось не менее трех десятков суток, чтобы погостить всего лишь в одно из почти в общем тех же «звездных домов», однажды названных человеком зодиакальными, т. е. в имеющих облик животных созвездиях. Солнцу в целом были неведомы капризные и трудно предсказуемые метания Луны от одной крайности к другой. Дневное светило с монотонной равномерностью бесстрастного маятника отклонялось в восходах и заходах только до строго определенных точек горизонта на севере и юге. Как небесный странник воистину солидный, Солнце не позволяло себе в движениях по Небу легкомысленных вольностей, в частности торопливой беглости в свиданиях с неподвижными звездами. Оно совершало вокруг Земли круговороты с каждой группой светлых небесных точек в течение трех десятков суток. Но требовалось в десять с лишним раз больше дней, чтобы гостевание Солнца прошло во всех «звездных домах», а затем началось посещение их по новому кругу.