Брюки мертвеца (ЛП) - Уэлш Ирвин - Страница 23

— Неудивительно, что Франко не интересуют деньги, кот, — Спад выпивает добрую половину пинты лагера, пока Тото дает погладить себя под столом. Он — грязный вонючка, но милый и добрый, его наждачный язык облизывает костяшки моей руки.

— Что ты имеешь виду?

— Конкретно проклятые деньги, понимаешь. Деньги, которые ты мне дал, были худшим, что со мной случилось. Огромная, просто гигантская волна наркотиков, и конец наш с Эли. Я не виню тебя в этом, кот, — услужливо добавляет он.

— Думаю, мы все делаем свой выбор в жизни, друг.

— Ты правда веришь в это?

И вот он я, сижу и обсуждаю свободу действий и детерминизм с бухариком; я на «Гиннесе , он — на «Стелле. Дискуссия перетекает в мою комнату.

— А какой у тебя выбор, кроме, как верить в это? — спрашиваю я, открывая дверь; запах секса бьет в нос, но Спад ничего не замечает. — Да, у нас есть сильные позывы, но мы видим, что это и куда нас ведет. Поэтому мы можем сопротивляться им, отвергать их, — говорю я ему, вдруг понимая, что уже делаю кокаиновые дорожки в ванной, пользуясь моей визиткой из нержавеющей стали от «Цитадел Продакшнс».

— Разве не видишь, чем занят прямо сейчас?

— Я не в режиме отрицания и отторжения на данный момент, — отвечаю, — я в режиме пройти через это все дерьмо любой ценой. Тебе не обязательно присоединяться ко мне. Тебе решать, — говорю ему, махая свернутой двадцаткой: — Делай свой выбор; это — мой.

— Ага... но только за компанию, понимаешь, — говорит Спад с нарастающей паникой, расслабляясь, лишь когда я передаю уебку двадцатку, которую никогда больше не увижу, — давно такого не было.

Потом мы возвращаемся на улицу, проходимся по барам — это единственный способ, которым я могу избавиться от него, прежде, чем глаза начинают слипаться, а зевок питбуля чуть не разрывает мне лицо. Я направляюсь в отель, чтобы немного вздремнуть.

Оглушительный будильник, похоже, будит меня десятью минутами позже. И это моя жизнь — абсолютная, блять, невменяемость. Сейчас мне надо лететь обратно в Лос-Анджелес, ради единственного гига Конрада, а затем вернуться обратно к Хогманаю. Я бы хотел остаться в Амстердаме на всю зиму и поработать, но мне нужно вернуться в Лос-Анджелес и уделить время Вики — если я хочу, чтобы у нас все было серьезно.

И размышляю, пока шар ненависти к себе застревает у в груди, словно опухоль, о том, что мне нужно перестать трахать, блять, все вокруг.

Я лечу на позднем самолете до ебаного грибка человечества под названием «Хитроу», а потом — первым классом до Лос-Анджелеса. Уебки-охранники обнюхали каждый дюйм моей сумки в поисках следов кокса. На моей банковской карте нихуя нету, а визитка из нержавейки чиста, как слеза.

Черт, это был долгий и утомительный перелет с Конрадом, который прилетел из Амстердама и сидит сейчас рядом со мной. Он скучный, угрюмый и вообще — не самая приятная компания, поэтому я благодарен хоть какой-то приватности индивидуальных капсул. Конрад, по своей сущности, слегка аутичный, избалованный толстый уебок, но я верю, что в душе он хороший парнишка. Мне нужно быть уверенным в этом. Эмили, с контрактом с «Фабрик» в Лондоне, просто юная и запутавшаяся, но у нее — доброе сердце. И еще Карл. Самый главный младенец из них. Охуеть трио. И теперь ЕБАНЫЙ ФРЭНСИС БЕГБИ снова в моей жизни, а я ищу БОЛЬНОГО.

Мы в LAX; взгляд иммиграционной крысы — долгий и обыскивающий: на меня, на паспорт, на меня, на паспорт. Это плохо. Означает, что ему надо что-то сказать.

— Как долго вы жили в Амстердаме?

— Время от времени, около пяти лет.

— И вы — менеджер в индустрии развлечений?

— Менеджер музыкантов, — признаю я, разочарованный отсутствием иронии в моем голосе. Я слежу за Конрадом, который через несколько будок от меня — дышит спокойно, его жирные пальцы потеют на детекторе отпечатков, как сосиски на горячей сковородке.

— Каких групп?

— Диджеев.

Он немного обмякает:

— Разве это не то же самое, что и управлять группой?

— Легче. Соло-музыканты. Нет оборудования, — отвечаю я, а потом думаю об исключениях к каждому ебаному правилу (ебаный неандерталец Юарт!), — резервы самолетов, перевозки и отели. Организация прессы. Война за издательские отчисления, война с промоутерами за гиги и деньги, — меня прорывает, пытаюсь остановиться и не сказать «и наркотики».

— Вы часто сюда летаете. Планируете переехать в США?

— Нет. Но у меня есть квартира в Санта-Монике. Выгоднее, чем отели. В Лос-Анджелесе и Вегасе я часто бываю по бизнесу. Один из моих музыкантов, — показываю на Конрада, который уже прошел и направляется к багажу, — у него резиденция в «Винн». Я всегда путешествую с ESTA и подал заявку на «гринкарту», — вдруг я думаю о Вики, улыбающуюся на пляже в солнечных лучах, — но даже когда ее получу, я не буду жить здесь постоянно.

Он смотрит на меня, будто не веря, что мое заявление на «гринкарту» примут.

— Дэвид Гетта — один из моих поручителей, — говорю я.

— Угу, — мрачно говорит он, а затем останавливается. — Почему вы не хотите жить тут постоянно?

— Может быть, по той же самой причине, что вы не хотите жить в Амстердаме? Мне нравится Америка, но она слишком американская, на мой взгляд. Я думаю, вы найдете Голландию слегка чересчур голландской.

Он тоскливо оттягивает нижнюю губу, снова возвращаясь в кататоническую скуку; загорается зеленый, я сканирую свой палец в тысячный раз, меня снова фотографируют. Штамп в паспорте и на таможне — я возвращаюсь на Землю Свободы.

Первое, что я делаю — в прямом смысле — когда я где-то приземляюсь, это донимаю барыгу. Все, у кого нет контактов, не должны быть в этом ебаном бизнесе. Я говорю им, что это для диджеев, но большинство этих скучных мудил не притрагиваются ни к чему, кроме гидропоники; мой современник, N-Sign — Карл Юарт, исключение, снова. Обычно я беру кокаин, чтобы вечеринка продолжалась. Все, что угодно, чтобы перестать напоминать себе, что я самый старый человек в клубе — если я не с N-Sing. Мне жаль старых диджеев, они заслуживают больших денег, выходя на это ритуальное унижению каждую ночь: парни, которые больше не танцуют, играют для людей, которые танцуют. Это причина, по которой я пытаюсь быть терпеливым с Карлом. Заказываю неофициальный райдер: каннабис, порошок МДМА и кокаин. Конрад выплевывает так много технического дерьма о разных шишках в мое ухо, что я передаю ему телефон.

— Дело сделано, — говорит он. — Где этот обнюханный бомж N-Sing? Почему ты мучаешься с ним?

— Прошлое, друг, — я пожимаю плечами. Нужно сказать Конраду, чтобы не совал свой нос в чужие дела, но боюсь того, что он пойдет по пути Ивана. И это очень даже его дело, ведь я вписываю Карла на его гиги прицепом.

Пока мы ждем наш багаж, приходит сообщение от мудилы: не Карла, а Бегби.

— Когда будешь в «Эмбра»?

Никогда не знаешь, иронизирует ли он или это дислексия.

— Хогманай. N-Sign играет.

— Не хотел бы ты со Спадом, Больным и Вторым Призером поучаствовать в арт-проекте? Я хочу отлить ваши головы.

— Не могу говорить за них, но на меня можешь рассчитывать. Видел Спада, надеюсь увидеть Больного на Хогманай.

— Забились. Можешь 3 янв?

— Да.

Конрад садится в «убер» до отеля, один, когда я объясняю, что встречусь с девушкой.

— Чувааак, — улыбается он.

Когда я возвращаюсь в квартиру, чтобы встретиться с Вики, она мне радуется, как и я ей. Думаю о Марианне и о том, что я, блять, сделал? Может быть, это то, что должно было случиться. Выйти из системы, чтобы двигаться дальше.

После ужина с ее друзьями Уиллоу и Мэттом, мы отправляемся домой и сразу залезаем в постель. Я чувствую какой-то шлепок, и Вики тоже, но останавливаемся всего на секунду, прежде, чем кончить. Обнаруживаем, что презерватив порвался. Скатился по стволу члена, заляпанный миксом спермы и густой менструальной крови; у нее были месячные. Я расслаблен, но, тем не менее, она собирается выпить «план Б».