Чудесный генератор (Научно-фантастическая повесть) - Владко Владимир Николаевич - Страница 17

Рома остановился. Он стоял бы так неизвестно сколько времени, если бы не толкнул его под бок Мистер Питерс:

— Может, пойдем уже, Рома?..

Тяжелый вздох был ему ответом. Ах, зачем Рома увидел черноокую девушку?.. Зачем смутила она его чувства, в которых до сих пор царила лишь золотоволосая Рая?.. Рая, Рая, наверное, не чувствуете вы сейчас этого. Вы изучаете местные условия, вы знакомитесь с состоянием крольчатника… Разве же можно приравнять каких-то кроликов к Роме?.. Ведь даже просто на рост и вес: сколько кроликов можно было бы сделать из самого Ромы?..

Не чувствовала этого Рая, не чувствовал этого и соперник Ромы — Олесь, который уже облучал в лаборатории зерно.

Олесь усердно работал. Одна за другой, вокруг стенки, вдоль нее выстроились чувалы с зерном. Зерно из чувалов высыпалось на большой стол перед генератором. Золотой поток зерна покрывал деревянный стол. Сытое тяжелое зерно шуршало, рассыпаясь — и блестело странным светом под загадочным лучом генератора. Недолго длился сеанс просвечивания, всего тридцать секунд. Через тридцать секунд сильные руки рабочих снова ссыпали облученное зерно в чувалы. Оно было уже заметно теплым; казалось, оно словно набухало, увеличивалось, словно просыпалось ото сна, и теперь уже вполне было готово к посеву.

Сколько раз брал в руки Олесь облученное зерно, пересыпал его с ладони на ладонь — и каждый раз ему казалось, что в его руках словно вибрирует скрытая под твердой оболочкой, но буйная жизнь. Зерно было теплое, от него слышался острый сладкий запах, и его невольно хотелось немедленно положить в землю, старательно укрыть мягким влажным черным одеялом рыхлого чернозема, чтобы поскорее увидеть эти бледно-зеленые ростки, острые кончики листьев долгожданного растения…

А, может, все это чувствовал Олесь лишь потому, что любил он бескрайнюю землю и все то, что от земли шло?.. Ведь не зря и профессию избрал он себе — агроном…

Так или иначе, Олесь работал с наслаждением. Полной грудью дышал он острыми сладкими ароматами горячего зерна, смешанными с не менее острым запахом озона, которым насыщен был воздух лаборатории. Чувал за чувалом проходил, рассыпаясь и вновь наполняясь, мимо генератора. Время шло совсем незаметно.

Вот в лабораторию заглянул Даниил Яковлевич, посмотрел на Олеся, на рабочих, на чувалы, потянул ноздрями воздух, покрутил головой:

— Вот и я понимаю, идет работа… да, да, будет дело… — И исчез.

Вот зашел Мистер Питерс с Ромой. Мистер Питерс посмотрел на генератор, проверил приборы, записал себе, что показывали измерительные аппараты, и тоже ушел. Заглянула Рая — но Олесь не обратил на это внимания. Он решил работать с зерном, не тратя времени ни минутки. Внимание Олеся привлек к себе только Андрей Антонович, который пришел в лабораторию совсем поздно ночью, когда Олесь уже отпускал рабочих.

Андрей Антонович внимательно проследил за тем, как выходили рабочие, и, очевидно, собирался что-то сказать Олесю. Однако, Олесь не склонен был к праздным разговорам. Он решил работать дальше сам, без помощи рабочих.

Андрей Антонович посмотрел, посмотрел, потом вздохнул, потер свою лысину рукой и отошел в сторону.

Именно и это заметил Олесь.

— Что такое, Андрей Антонович? Хотите что-то сказать? Так говорите, потому что я не могу оторваться от работы.

Андрей Антонович недовольно покачал головой:

— Так и будешь работать? А отдыхать когда?

— Нет времени, Андрею Антоновичу. Зерно не ждет, посевная вот-вот. А что вам надо-то от меня?

— Да нет, где там надо, когда ты как бешеный крутишься. Пойду я…

— А, может, скажете, Андрей Антонович?..

— Нет, не скажу. Бывай.

И Андрей Антонович ушел из лаборатории, — очевидно, чем-то очень недовольный. Однако, Олесю не было времени размышлять о причинах, которые заставили его интересоваться генератором; Олесь работал.

И лишь около полуночи Олесь почувствовал, как он устал. Руки были словно не его, тягуче ныли плечи. А впрочем, это не смущало Олеся. Он увидел, как разогрелся медный провод у главной генераторной лампы. Это был тот самый провод, который когда-то уже расплавил Рома.

Стержень сиял, раскаленный добела. Быстрым движением Олесь выключил генератор. Лампы погасли. Исчезло привычное шипение, в лаборатории стало удивительно тихо: ведь уши Олеся привыкли к этому шипению, и тишина показалась звенящей. Провод медленно остывал. Вот он стал вновь темный. Олесь с облегчением вздохнул: беда прошла стороной, не задев его. Что было бы, если бы Олесь испортил генератор сейчас, во время напряженной работы?

Еще раз Олесь осмотрел обеспокоенным взглядом генератор. Казалось, все было в порядке. Однако, Олесь все-таки решил дать генератору еще немного передохнуть.

«Да и сам я отдохну минут с десять», — подумал Олесь. Он сел у стола, отодвинув в сторону облученное зерно, положил на стол руки и склонил на них голову. Ах, как он устал!.. Голова лежала на руках, как свинцовая; глаза закрылись, и жаль было пытаться их раскрыть, потому что они словно склеились.

«Смешно: глаза склеились…»

Это было последнее, о чем подумал Олесь. Через несколько секунд он уже спал сладким и крепким сном крайне утомленного молодого человека. Можно было гарантировать, что он не проснулся бы даже от доброго пинка.

Тем более, не слышал он топот быстрых лап, что бегали вокруг него во всех направлениях. Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.

^{Не слышал он и звуков, которые издавали некие животные, которые бегали сначала по полу, а потом быстро забрались на стол.}

Животные эти радостно жрали вкусное теплое зерно. Они шевелили длинными усами, их становилось все больше и больше — словно первые из них подали сигнал остальным, которые оставались до того под полом.

Так, Олесь спал сладким сном в окружении крыс. Тех самых крыс, на которых жаловался директор Даниил Яковлевич:

— Крыс у нас море…

Крысы бегали мимо лица Олеся, почти касаясь своими длинными усами и хвостами его головы. Олесь спал.

Вот две крысы напали друг на друга. Они запищали — и вцепились друг в друга. Крысы дрались, вгрызаясь друг другу в спины. Шуршало зерно, которое они сбрасывали со стола. Наконец, одна крыса победила, вторая соскочила со стола и исчезла в норке. Первая победно понюхала воздух, пошевелила усами и принялась снова жрать зерно.

Олесь спал — и только один раз пошевелился, когда какая-то сытая крыса, вместо того, чтобы спрыгнуть сразу на пол, поленилась, спрыгнула ему на колени, и только потом скатилась на пол.

И только перед самым рассветом закончился крысиный пир. Розовые лучи утреннего солнца, робко заглянув сквозь окно в лаборатории, не увидел крыс. Крысы исчезли, нажравшись.

Положив голову среди разбросанного зерна, в лаборатории спал один Олесь. Если бы он знал, что он наделал!

Если бы он знал…

Плохо спал в эту ночь Рома. Сердце его разрывалось на части. От любви. Его с неудержимой силой притягивала к себе черноглазая девушка в белой косынке. Черноглазая девушка улыбалась бедному Роме во сне — и таяло от той очаровательной улыбки его сердце. Но оставалась еще вторая часть чувства, вторая половина сердца. И здесь царила золотоволосая Рая. Разве мог Рома так быстро выбросить ее из своего сердца?..

И если таяло от наслаждения одной своей половиной Ромино сердце под теплыми лучами чарующей улыбки черноглазой красавицы, — вторую половину словно морозили льдом. Рома просто прямо перед собой видел презрительную улыбку Раи — той Раи, которую он почти предал.

А под утро, когда так приятно снятся последние сны, когда страшно даже подумать о необходимости вставать, одеваться и попрощаться с золотыми снами, — утром, повторяем, Рома услышал знакомый голос Андрея Антоновича, который будил его: