Точка (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич - Страница 41

— Что? — спросил Искин.

— Я подумала, как там Кэти, — девчонка посмотрела ему в глаза. — Ее надо выручить. Мы можем даже взять Баля.

— Стеф…

— Ну, пожалуйста!

— Стеф, давай решать проблемы по приоритету. Сначала разберемся с тобой, потом уже займемся твоей Кэти. Нельзя хвататься за все сразу. Так можно всем дать надежду, но никому не помочь.

— Ты — зануда! — фыркнула Стеф.

— Может быть, — сказал Искин и кивнул на висящую на веревке одежду. — Должно быть, все уже высохло.

— Наверное.

Девчонка сердито сдернула юбку, трусики и блузку. Рубашка, в которой она спала, комком упала на пол. Никакого стеснения! Впрочем, какие могут быть секреты между будущим отцом и будущей дочерью? Стоя к Искину спиной, голая Стеф еще, как нарочно (нарочно!), наклонилась, чтобы поднять рубашку и повесить ее на спинку стула, и Лем с хрустом вывернул шею в сторону. В голове с треском, вскачь, вспышками, пронеслись картинки, как он в полной боевой готовности подбирается к девчонке сзади, трусы вниз, придержать спину, ах-ха-ха, одно движение — и ты внутри другого человека.

Дьявол! — запоздало сообразил он. Я в одних трусах. Сложенные брюки лежали на краю матраса. Добираться к ним с выпирающим членом было бы совершенно идиотской затеей. Бог знает, какие выводы для себя сделает Стеф. Вернее, она точно сделает не верные выводы! Искина обожгло стыдом. Он ведь и чайник снимал, и пирог подавал почти в чем мать родила! Синие ситцевые трусы вряд ли могут что-то скрывать.

И прекрасно натягиваются.

Все же он почти не спал, разбираясь с юнитами Паулины. Тяжелая ночь. С другой стороны, конечно, morgenstunde hat gold immunde. То есть, кто рано встает…

— Стеф.

— Да? — обернулась девчонка, застегивая юбку на незаметные пуговички.

— Подай мне брюки, пожалуйста.

— Конечно, папочка.

— Я…

Подумав, Искин решил не препираться. В сущности, чем чаще они будут называть себя папой и дочкой, тем меньше возникнет подозрений, что это не так.

— Все равно все видно, — сказала Стеф.

— Что видно? — спросил Искин, ловя подкинутые ему брюки.

— Как ты меня любишь, папочка.

— Стеф!

— Молчу.

Искин, отвернувшись, сунул ноги в брючины. Член уложил набок. Пуговицы ширинки затолкал в петли. Все, арест. Одиночная камера. Выход с разрешения и только пописать. Злость на себя заставила его застегнуть ремень на предпоследнюю проверченную дырку. Вдох-выдох. Стеф почему-то не было слышно. Искин обернулся.

— Стеф?

Девчонка перевела задумчивый взгляд с его спины.

— Тебя пытали?

— Что?

— У тебя вся спина…

— Это электрический ожог, — сказал Искин. — Иногда проявляется, иногда нет. Я думал, его уже не видно.

— И на груди.

— Да.

— И на плече.

Стеф подняла руку, собираясь дотронуться.

— Не надо, — сказал Искин.

— Тебе было больно?

Искин улыбнулся. У Стеф было очень трогательное лицо.

— Все уже в прошлом.

Девчонка тряхнула головой, и желтые прядки встали мягкими рожками. Карие глаза сверкнули, словно поймали отблеск солнечного света.

— Все, я решила. Я возьму тебя на море.

— А сон?

— Пфф! Ты же был там, на берегу! Если бы тебя не было, я бы еще засомневалась. Но ты был. Значит, мы ничего не нарушим.

— Как все сложно! — сказал Искин, возвращая Стеф ее же слова.

— А ты — зануда! — парировала девчонка.

— Иди умойся, пока не все проснулись.

— Слушаюсь! — Стеф шутливо приложила ладонь к взлохмаченным волосам.

Ох, дождется!

— Что еще? — спросил Искин, когда она остановилась у двери.

— А у тебя есть зубной порошок? — спросила девчонка.

— Да, в тумбочке.

— Я возьму?

— Только постарайся использовать его экономно.

Когда Стеф присела, разглядывая складированные в тумбочке вещи, Искин подумал, что ее надо бы приодеть. Кто поверит, что родитель позволяет своей дочери ходить в такой короткой юбке? Как раз возникнут подозрения, что он с неясной целью приволок девчонку с улицы. Зайти что ли к Ирме? У нее, кажется, имелись вещи на подростка. Будет возможность дать ей еще десять марок.

— Ой, «Helika»! — воскликнула Стеф, достав жестяную коробочку. — Мы тоже ей дома пользовались.

— Там еще щетка в футляре и стаканчик, — сказал Искин.

— Ага, я нашла. И полотенце.

Прижимая к груди добытое, Стеф выскочила за дверь. Искин постоял и принялся сворачивать матрас вместе с простыней. Ловушки он сложил в чемодан под кроватью, предварительно вытянув из него майку и темно-зеленую рубашку с длинным рукавом.

За стенкой снова захэкали. Неужели спортсмен какой подселился? Или любитель физической зарядки? Находясь под впечатлением, Искин и сам покрутил руками, сделал несколько наклонов к полу и пару раз присел. Почувствовал, как поплыла голова. Ну и хватит. Будем считать, что поддержал здоровый образ жизни. Невидимый сосед пофыркал и, кажется, прошелся ладонями по разгоряченному упражнениями телу — шлепки по коже звучали как выстрелы.

Этого, впрочем, Искин повторять не собирался. Это пусть сосед сам. Некоторым шлепки не нравятся с прошлой жизни. Он смочил полотенце водой и наскоро обтер тело, лицо, размазал ступней случайные капли. Потом торопливо, опасаясь возвращения Стеф, сменил трусы, одел штаны и рубашку, отряхнул и напялил пиджак. Проверил документы. Загнул пальцы, считая, что надо сделать: Ирма, одежда, Отерман, выписка, звонок Мессеру. Мессеру, кстати, можно позвонить из центра адаптации, он видел у них бесплатные городские телефоны.

В коридоре вдруг возник шум, какая-то непонятная, приглушенная стенами возня. Без всякой задней мысли Искин выглянул за дверь.

— Что здесь…

Дальше слова кончились.

Он увидел, как Ханс-Хорст-Хайнрих, впечатав Стеф в стену, рукой пережимает ей горло. Другую, свободную руку он просунул девчонке под юбку. Рука двигалась. Рот у Стеф был распахнут, но она едва хрипела. Щеки ее багровели. На голом, поросшем рыжеватым волосом плече соседа таял след зубов. Ханс-Хорст-Хайнрих сопел.

— Сейчас, сейчас, — услышал Лем торопливый шепот, — это быстро.

Возможно, Искин действовал не сам. Возможно, это малыши-юниты распорядились за него. Он почувствовал только щелчок собственных зубов, поймал Ханса-Хорста-Хайнриха за рыжину на затылке и рванул на себя.

— Отпусти девчонку.

Ему казалось, он произнес это достаточно внятно, но на самом деле выдавил какую-то нелепую сумятицу звуков, весьма отдаленно напоминающую слова. Сосед с присвистом втянул воздух и, извернувшись, сбросил его руку со своей головы. Он был крупнее, плотнее и выше Лема.

— Ты не видишь? — Ханс-Хорст-Хайнрих ткнул Искина кулаком в грудь. — Мы договариваемся со шлюшкой о цене.

Искина завернуло. Локоть бухнул в стену. Кто-то выглянул из дверей дальше по коридору. Темный силуэт соткался в проеме кухни. Стеф, откашливаясь, присела, чтобы подобрать выпавшие из свернутого полотенца предметы.

— Урод!

— Она… моя… дочь, — сказал Искин в раскормленное рыло соседа.

— Ага! — ухмыльнулся Ханс-Хорст-Хайнрих. — Дочь! Я видел ее на Пеликан-штросс, папаша! Она стоит пять марок за ночь!

— Заткнись! — Искин и не знал, что может шипеть, как змея.

Как змей. Заткнис-с-с.

— Так ты ее что, продлил? — вытаращился сосед. — Понимаю, у нее такая сладкая ды…

Случаются в жизни ситуации, когда все обещания, которые ты давал себе, летят псу под хвост.

С Искиным произошло то же самое. Наверное, уже с год он каждый день твердил в себе, как молитву: не высовывайся, пользуй малышей в самом крайнем случае, а лучше вообще не пользуй, замри, умри, хайматшутц достаточно слуха, намека, чтобы пойти по твоему следу. Но, оказалось, что цена всему этому — один Ханс-Хорст-Хайнрих.

Искин протянул руку.

Сосед еще произносил «ды-ы..», а магнитонная спираль уже разряжалась в его тело. Все-таки мальчики иногда торопятся. А может так сжились с ним, что просто предугадывают желания.