На осколках тумана (СИ) - Ручей Наталья - Страница 12

Он говорит тихо, не повышая голоса, но мне кажется, где-то вдали предупреждающе гремят барабаны. Он поднимается, подходит к камину, он в трех шага от меня, а мне кажется, между нами образуются горы и океаны. И так холодно, и так одиноко и так пусто становится, и так плохо… Мне так плохо, что я, подавив стон, сгибаюсь пополам, едва не расквасив нос, падаю на пол и сквозь приступы боли слышу родной, почти потерянный мною голос. Он волнуется, он зовет меня, зовет еще кого-то… Паника… Сильные руки… Мой любимый запах сандала с грейпфрутом… Не хочу его отпускать… Не хочу… Он уходит?..

- Не бросай меня, - не уверена, что он слышит, но снова улавливаю запах сандала и успокаиваюсь.

Мы едем… Нет, меня куда-то несут… Тепло, мягко, и так плохо… Так плохо, что… Ох, нет… стыдно…

- Уйди, - прошу его, но он рядом.

Спазм скручивает меня вновь, и я обнимаю холодную миску, пытаясь приложить ее ко лбу. Кажется, у меня температура. Кажется, я умираю. Кажется, я как Винни-Пух, переела, а теперь вот чуточку спухла… только никуда меня не несите больше, а то мне все еще дурно…

- Уйди, не хочу, чтобы ты видел…

И падаю в забытье, и знаю, что не уходит, держит за руку, кому-то настойчиво звонит и очень зло говорит в трубку. Оставляет в покое невинный телефон, чем-то прохладным обтирает мое лицо, и дышать легче. Постепенно в мой мир врываются голоса, и я могу различать их, и даже понимаю, о чем речь. Вот голос Яра, а вот кого-то незнакомого мне, кто садится на кровать, чем-то тарахтит, дает что-то выпить и долго молчит. Так долго, что я успеваю вздремнуть, потому что когда открываю глаза, незнакомца в комнате нет. Только Яр, окрашенный заходящим солнцем, и он так обвиняющее на меня смотрит, что натягиваю плед по самые глаза и подсматриваю из убежища.

- Больше никогда… - говорит он, не приближаясь и совсем не зло, а скорее взволнованно. – Больше никогда не пей на улице сладкую газировку! Обещаешь?

Киваю, поражаясь, как догадался, что буду молчать, пока он отдает приказы.

- А что, доктор приходил, да?

- Да.

- Повариха рада?

Я так хитро улыбаюсь, что Яр прекращает хмуриться.

- Я не проверял, но не слышал, чтобы доктор вышел из дома.

- Еще бы! – хихикаю, но вижу, что Яр невозмутимо серьезен. – А как бы ты, интересно, услышал? Ты же, по-моему, и не выходил из комнаты.

Он ждет, пока меня осенит, и я пытаюсь оправдать ожидания. Так, подумаем, камеры в нашей комнате нет, поэтому остаются «дятлы», которым не лень постукивать даже о моем платье.

- Спи, - предлагает Яр.

- Мне кажется, я уже выспалась. – Пытаюсь подняться и он тут же оказывается рядом, смотрит с немым укором в глазах, что сама не замечаю, как начинаю оправдываться: – Хочу помыться и зубы почистить.

Поднимает на руки, а взгляд предупреждает – только попробуй поспорить! Терпеливо молчу даже когда включает воду, раздевает меня, а пока чищу зубы, опускает в пенную ванну и раздевается сам. И вот здесь я тоже молчу, но терпение мое на исходе.

- Поторопись, - прошу его хрипло.

- Я уже мылся, - говорит он. – Так просто, посижу с тобой.

Ага, дам я ему отсидеться! Со мной – да, посидеть – да, но один из нас будет в движении, и так как мне еще совсем недавно было очень плохо…

Вода плещется на пол, Яр окутывает меня страстью, вынуждая хрипеть неразборчивую чушь, я так близко к тому, чтобы перейти за грань, и он почти на грани и подталкивает меня, подталкивает и зовет за собой, и я делаю шаг и…

- Ей что, все еще дурно?!

… И остываю мгновенно, услышав в двух шагах от себя детский голос. Прячусь за плечо Яра, а до него, кажется, только доходит, что в ванной у нас посетитель. Он оборачивается к ребенку, но прежде я вцепляюсь в него, чтобы не переборщил, чтобы не кричал, чтобы решил вопрос мирно. И он понимает мою просьбу, гладит по щеке, и говорит негромко и без злости, что мне хорошо, пусть мальчик не переживает, и будет еще лучше, если закончить лечебный массаж.

- Ага, - прыскает смехом мальчишка. – Я уже давно не маленький и знаю, что ты сейчас массажируешь.

- Егор, - вот теперь голос мужа звучит угрожающе.

- Я только не думал, что массаж, это, - мальчик брезгливо морщится, - так мокро…

Просить не приходится - сам закрывает дверь и уходит.

- Продолжим? – едва не мурлычет Яр.

И мы с удовольствием продолжаем, но за грань переходит один из нас. Мне постоянно кажется, что снова войдет Егор, и зажимаюсь внутренне, ничего не могу с собой сделать, несмотря на поощряющие слова мужа.

Но Яр если и разочарован, то не показывает этого.

Долго целует, пока не остывает вода, а потом вспоминает, что обещал мне доказать, как дорого я ему обхожусь и подхватывает, торопит, выталкивает из ванной. Тащит в угол, хитро улыбаясь.

- Неужели накажешь? – притворяюсь испуганной и повисаю клещом на предплечье - Позволь, я вымолю у тебя прощение!

Он удивленно оборачивается, в вечернем свете солнца его волосы отдают рыжеватым отливом, и все, мне и не нужно его разрешение!

Тяну за ворот его халата, тянусь сама и целую, жадно целую, так, будто не виделись год, так, будто умру здесь, на этом белом ковролине, в его комнате, если не поддастся на уговоры моих губ. И дико радуюсь, что ограничивается минутным замешательством, а дольше уговаривать не приходится.

Его халат распахнут, мой отброшен на ковролин. Яр подхватывает меня, прислоняет к стене, потом слегка смещается в угол, в тот самый, для предполагаемого наказания. И я так завожусь, что ничего не вижу, кроме пшеничных волос с рыжиной и темных глаз с искринками смеха; и ничего не чувствую, кроме рук, губ и рвущейся наружу страсти. Он мой. Он для меня. Он со мной. А я растворяюсь в нем, и уже вижу звезды и фейерверки, когда происходит дежавю…

- Я думал, вы закончили со своим лечебным массажем, а вы… - возмущается мальчик, отворачиваясь от нас, прилипших к стене. – Даже спокойной ночи вам некогда сказать!

Хлопает громко дверью и уходит.

- А говорят, что два раза в одну воронку… - Яр отпускает мои ноги, тяжело дыша, накидывает мне на плечи халат. - Ну и денек, - садится в кресло, усаживает меня к себе на колени, и мы оба пытаемся отдышаться от дважды прерванного марафона.

- Придется пожелать ему добрых снов, - хмыкаю я. – А то ночь впереди, а твой брат очень настойчив.

- Ты хочешь, чтобы это сделал я? – поражается он.

- А ты никогда этого не делал? – поражаюсь в свою очередь.

- Ну…

- Ясно. – Не хочу подозревать его родителей во всех тяжких, но думается мне, что и Яру никто не желал добрых снов. Объясняю, что ребенку надо говорить ласковые слова на ночь (пусть хоть так для начала) и что так принято, и что это как оберег от плохих снов. Слушает меня внимательно, кивает изредка. Тяжело выдыхает, решившись, и встает. Мне, соответственно, тоже приходится встать, потому что я у него на коленях.

- Зайду к нему, - говорит Яр, - а ты пока посмотри, что я имел в виду.

Ничего не понимая, иду опять в угол, а тот после легкого прикосновения распахивается, преобразуясь в гардеробную. Платья, свитера, яркие кофточки, обувь в коробках…

- Все твоего размера, - опережает вопрос Яр. – Новое, никто не носил.

- А если мне не все понравится? – спрашиваю осторожно, потому что уже вижу, как это дорого и не хочу, чтобы он спускал деньги в корзину, как свадебные платье.

- Я и не надеюсь, что тебе понравится все. Светлана еще слишком мало знает о твоем вкусе, поэтому и прислала эти кружева. Джинсы там тоже есть, - ободряет, - а что не понравится, она вернет в магазины.

Я уже веселее смотрю на все эти новшества и даже радостно повизгиваю, когда натыкаюсь на джинсы, майки, бриджи, рубашки, кеды, босоножки, и кружева не пугают ценой. Яр понимает, что мне есть чем заняться и уходит к брату. Возвращается быстро или я так увлеклась рассматриванием белья.

- Спасибо! – чмокаю его благодарно, а он довольный собой, важно кивает. – Ну как?

Он бегло осматривает меня, думая, что я в новинке, но потом понимает, что я о Егоре и успокаивается.