Монохромный человек (СИ) - Поспешная Юлия - Страница 78

Он встревоженно рассматривал меня. Я видела в его серебряных глазах пытливую жажду защитить меня, помочь мне.

— Прости… — шепнула я. — Но, ты опоздал. И тут мне никто не поможет.

Стас чуть поджал губы, кивнул.

— Извините. — подал голос доктор Шамов. — Господин подполковник, долго ли вы там ещё собирается шептаться со своей… со своим стажером?

— Извините, доктор. — Стас обернулся к нему.

Мы подошли к камере Гудковой.

Я ощутила странный сгусток невесомой прохлады, собирающейся в груди.

Он тяжелел по мере того, как я приближалась к камере Гудковой.

Меня одолевало и поглощало скручивающее внутренности встревоженное волнение.

Доктор Шамов пропустил нас вперёд.

Мы со Стасом встали перед открытой камерой.

Я схватила ртом воздух и застыла.

Передо мной была та сама черно-белая комната из воспоминаний Стаса.

Белый пол. Угольно-черные стены. Белая кровать и на ней ночью чернеет черная постель.

Я узнала черно-белые фотографии и странного, пугающего вида черно-белые рисунки в белых рамках на стенах.

Я увидела черно-белого жуткого клоуна и мультяшные часы.

Единственными кто не сливался с монохромным колоритом были пятеро мужчин.

Они немыми изваяниями неподвижно сидели внутри комнаты и смотрели перед собой.

У некоторых черными ямами замерли приоткрытые рты.

Их лица были разделены на две половины черной и белой краской. Но их одежда, их униформа была лишь забрызгана черно-белыми пятнами.

Черной и белой краской, были густо смазаны их руки и пальцы рук.

Краска комками застывала на их ладонях.

Я внимательным взглядом обвела комнату.

Мужчины не двигались.

Я выпустила воздух из легких. Кровь пружинистыми толчками стучала в висках, казалось кто-то вытянув пальцы синхронно тыкал в виски.

По коже рук, шеи и лица как будто кто-то неторопливо размазывал нечто вязкое, липкое и холодное.

Мертвенная мерзлота подступала от кончиков пальцев, вкрадчиво взбиралась до плеч.

Из камеры буквально сквозило сгустившимися здесь воспоминаниями.

Они переплелись здесь, спутались, смешались в единую пульсирую массу эмоций, событий, переживаний и чувств.

Я посмотрела на доктора Шамова.

Тот, сложив руки внизу, на поясе, наблюдал за нами с почтительного расстояния.

— Они… живы? — спросила я.

— Да. — кивнул он. — Но они не двигаются… не реагируют ни на какие раздражители и не подают признаков жизни… Со стороны кажется, что они даже не дышат.

— Мне кажется, это своего рода шок. — ответил Стас. — Вроде паралича…

— Паралич не бывает коллективным. — возразил доктор.

— Это не паралич. — ответила я. — Это… Их тело ничто не сдерживает.

— А что тогда? — спросил доктор Шамов, рискнув чуть приблизится.

Но ответил ему Стас.

— Сознание. — проговорил Корнилов.

Он хотел было войти в камеру, но я взяла его за руку.

Он остановился, обернулся.

— Дай мне… пожалуйста. — попросила я. — Я должна… войти туда сама…

— Ника…

— Пожалуйста. Просто… я войду… а ты можешь мне… помешать… — прерывистыми словами проговорила я.

Волнение захлестывало меня, мешало дышать и говорить.

Воспоминания рвались из камеры бешеной орущей толпой образов и звуков.

Стас чуть посторонился.

Я подошла к двери камеры. Порог лежал у моих ног.

И за порогом чувствовался иной мир. Отличный от нашего.

Мир с иными законами, запахами, звуками и… красками.

Черно-белый мир застывшего безмолвия и остывающих мертвых чувств.

И мир этой маленькой камеры был абсолютно враждебен привычному нам окружению.

Ненависть… Оголтелая, сокрушительная и уничтожающая ненависть смотрела на наш мир двумя глазами.

Черным и белым.

Я ступила внутрь комнаты. И сразу же почувствовала, как колкий лед пронзает стопу, пропитывает кровь.

Ледяное, жидкое чувство взобралось по венам вверх и растворилось в теле.

Я сделала второй шаг. То же чувство пронизывающих кожу стопы холодных влажных игл.

Пустота мертвеющей тишины дрожала и вибрировала вокруг меня.

Я осторожно, искоса взглянула на замершие, бесстрастные черно-белые лица охранников.

Я видела, как едва-едва вздымается грудь у ближайшего ко мне мужчины.

Но его взгляд был устремлен куда-то в абстрактную даль.

У остальных был такой же ничего не видящий взгляд.

Что заставило их сидеть вот так не двигаясь, едва дыша и даже не моргая? Что это? Гипноз?.. Внушение? Приказ?..

Меня окружал черно-белый мир.

Я буквально физические чувствовала насколько я чужая здесь. В этом ином мире двух цветов. В мире лишенном не только всех прочих цветов, но даже большинства чувств и эмоций.

Казалось их здесь тоже было только две. Два цвета. Два чувства. Две эмоции.

Черный и белый. Страх и безжизненное равнодушие. Ненависть и трепет.

Едва я сделала ещё один шаг, как волна воспоминаний навалилась на меня, сбивая с ног и поглощая мое сознание.

Я слышала смех.

Грубый, похабный мужской смех. Смех пьяных голосов.

В воздухе витал плотный запах табака. Звучала приглушенная музыка.

Я услышала женский плач, сдавленные крики и мужские ритмичные вздохи удовлетворения.

Когда я, наконец увидела происходящее я отшатнулась назад.

Это происходило буквально передо мной.

Совершенно голый мужчина, заломив за спиной руки девушки с черно-белым лицом тяжело двигал тазом.

Он подавался вперёд, сжимая ее запястья, с его губ рвался вздох наслаждения.

А девушка под ним стиснув зубы, кривилась от боли, давилась злыми слезами унижения.

Ее лицо было прижато к полу, она стояла на коленях, а руки были отведены за спину.

Она была без одежды. Её одежда неряшливой кучей лежала на полу, у кровати.

Сидящий на кровати другой мужчина с расстегнутыми штанами, допил банку пива и сообщил:

— Хватит тебе уже…. Дай мне… Я тоже хочу…

— Сейчас… — простонал первый и резко, с силой рванулся вперёд, толкнув девушку бедрами.

Она вскрикнула, задрала голову, из глаза с новой силой брызнули слёзы боли.

Я зажал рот обеими руками.

Я видела исказившее ее черно-белое лицо невыносимое мучение.

Мужчины поменялись. Теперь её тело беспомощно вздрагивало от толчков уже другого насильника.

А первый, присев возле её лица с издевкой погладил её по голове.

— Хор-рошая, больная девочка… — проговорил он ощерившись и выдохнул в лицо Ксении струю дыма.

— Ублюдки… — неожиданно для себя выдавила я с бессильной, слёзной злостью. — Да вы же… животные! Вы же… Вы же просто грязные скоты!..

Бесконечное горестное чувство сожаление душило меня, стискивало горло костяными пальцами высасывало воздух из моих легких.

Гудкова снова закричала, она рыдала под своим насильником. Её тело безвольно вздрагивало от толчков очередного подонка, терзавшего её тело.

Её глаза смотрели в пустоту, а дрожащие губы, что-то истово шептали… Что-то похожее на мольбу…

Воспоминание прекратилось. Опало и сползло с меня, точно мягкое невесомое покрывало с постели.

Я увидела самое жуткое, пугающее и болезненное воспоминание Ксении Гудковой.

Воспоминание о том, как пятеро здоровых мужиков измывались над ней, в угоду собственной прихоти и похоти.

Я стояла на коленях посреди черно-белой комнаты.

Сзади я слышала шепот доктора.

— А она всегда так себя ведёт?

— Это вас не касается. — ответил Стас.

Я закрыла глаза, тяжело сглотнула. Шатаясь, я поднялась.

Перед глазами ещё таяло перекошенное от боли и омерзения лицо Ксении Гудковой.

А в ушах стоял издевательский смех пятерых существ, называть которых мужчинами я категорически отказываюсь.

Второй раз за сегодня я сталкиваюсь с насильниками…

Когда наш мир успел так оскотенеть и изваляться в грязи таких пороков? Когда я пропустила этот момент?..

Глядя в пол, я вышла из черно-белой комнаты. Стас приобнял меня за плечи.