На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 79

— Будь все твои слоны настоящими, от Сельпелона не осталось бы камня на камне, — не удержался от сарказма Киприан. — Но я всё равно тебя никогда не отпущу.

Марта едва не растянулась плашмя. Швабра выпала из рук, гулко стукнув о стену. Ну и кто так отвечает? Скажи, что она чокнутая дура, каких днём с огнем не сыщешь! Признайся, что ее непроходимая тупость тебе поперек горла! Ну, пожалуйста!

— Буду оберегать, — добавил Киприан, одарив Марту мимолетным насмешливым взглядом. — До самой смерти. Хотя нет. Смерть отменяется. Я не позволю.

Плотно обмотав руку Юлианы бинтом, он разорвал конец надвое и завязал тройным узлом. Чтоб уж наверняка.

— Это только в дешевых бульварных романах все живут долго и счастливо. А реальная жизнь кусается, — сказала Юлиана, шмыгнув носом. — Измены, предательства. Мужчины сначала тоже клянутся, мол, вместе до гроба. А потом бросают.

— Так ведь я не совсем мужчина.

На этом месте у Марты вырвался нервный смешок. Ничего себе откровение!

— Ах, да! Ты всего лишь человек, — сказала Юлиана. — Недоделанный. Или дерево? Какие у деревьев понятия о верности?

Киприан навис над нею так низко, что от его дыхания уху стало щекотно.

— Не дерево, — прошептал он. — Незримый. Из верхних миров. Улавливаешь?

Сердце, похоже, решило, что пора проложить маршрут на поверхность, и принялось безжалостно атаковать реберный каркас со скоростью сто двадцать ударов в минуту.

— А что я должна уловить? — обмирая от неловкости, пискнула Юлиана. Она неуклюже отползла на локтях и, цепенея под пронзительным взглядом, вжалась в диванный матрас.

— Я не отстану от тебя, даже если будешь слёзно умолять.

— А как же Антея? Ты бы вернулся, если б она тебя приняла?

— Зачем гадать, когда есть время "сейчас" и место под названием "здесь"? Думаешь, судьба свела нас случайно? Так вот, разочарую тебя: в жизни нет места случайностям.

В состязаниях по мастерству вгонять в краску он безоговорочно занял бы первое место. Юлиана чувствовала, как пылают щёки, в голове творилась свистопляска. Мысли скакали, как кузнечики по лугам. Поэтому когда одна очень резвая мысль выпрыгнула, оформившись в слова, Юлиана предпочла сложить с себя ответственность и прикинуться мёртвой.

— А как у Незримых обстоят дела с близкими телесными контактами? — ляпнула она. Раз уж разговор принял такой оборот, почему бы не выяснить всё до мельчайших подробностей?

Киприан с удовольствием развел бы руками, если бы левой не опирался на подушку, а правой не удерживал Юлиану от падения под стол.

— Незримые не люди. Даже если кажутся таковыми. Я ответил на твой вопрос?

Ни тебе смущения, ни пространных объяснений. Чётко и ясно, как при даче показаний. В душе у Юлианы заворочалась досада. Выпустил коготки жгучий стыд. Только теперь в полной мере пришло понимание, насколько они с Киприаном разные. Он, можно сказать, посланник небес, существо высшее, чистое и прекрасное. Она — его полная противоположность. Отнюдь не образец для подражания. Спрашивается, что он в ней нашел и что их обоих ждёт?

Марту занимали схожие мысли. Опешив от услышанного, она изо всех сил держалась, чтобы не сползти по стенке. Если минуту назад ее надежда беззаботно отплясывала кадриль, то сейчас корчилась в предсмертных судорогах. Незримый! По ее представлению, что-то среднее между призраком и ветром. Семьи с ним не построишь, детей не вырастишь. На кой он Марте, в таком случае, сдался?!

Если Незримые в едином порыве сойдут на бренную землю морочить девушкам головы, о будущем человечества можно будет забыть.

С глаз спала пелена. Любовный морок улетучился, чары развеялись, а самолюбие забилось в дальний угол сознания и принялось подвывать Кексу с Пирогом. Они как раз скреблись в дверь, чтобы их выпустили погулять.

— Пойду и я проветрюсь, — сказала Марта, отпирая засов. Злая на себя и на весь мир. Накинула на спину тулуп, нахлобучила вязаную шапку-ушанку и, подхватив лопату, двинулась расчищать двор от снега (а на самом деле сокрушаться, сетовать на жизнь и предаваться унынию). Если она кого-нибудь этой лопатой прибьёт, в суде сошлётся на состояние аффекта. Сочтут невменяемой — отправят в психлечебницу, уличат во лжи — придется мотать срок в казенных застенках. Всяко лучше, чем коротать безрадостные часы в обществе истеричной особы и ее неотмирного поклонника.

Киприан выждал, пока Марта, шарахнув дверью, ретируется за порог, проводил взглядом двух мохнатых свидетелей и только после этого вновь сосредоточился на Юлиане. В его глазах вспыхивали плутоватые сердоликовые искры.

— Так какая степень близости тебя интересует? — подавшись вперед, лукаво уточнил он. — На молекулярном уровне или на уровне элементарных частиц?

По гостиной разлилось трепетное молчание, которое — секунда за секундой — нарезал на ломти мерный стук маятника. Внести ясность Юлиана не соизволила. Ей бы для начала переварить его слова, убедиться, что происходящее не очередной бредовый сон. А заодно укротить бушующий в груди тайфун. Не ровен час, сдует укрепления, сметёт плотины и затопит берега приливом кипучих чувств.

— У нас и правда всё не как у людей. Но это не отменяет возможности единения душ, — сказал Киприан с улыбкой. Укутаться бы в нее, как в тёплый лоскутный шарф. А то что-то вдруг зябко стало. И кожу на затылке покалывает.

Разум со своими ничтожными доводами был отправлен скромно топтаться в сторонке. Юлианой правили желания.

— Знаешь, — сказала она. — Теперь я тебя еще больше люблю.

Предвкушая волнительные моменты близости "на уровне элементарных частиц", она забросила руки ему на шею — и тут же вскрикнула. Готовилась к наслаждению, а получила новую порцию боли. Ох уж эта злополучная метка! Ни йод, ни компрессы ее не берут.

— Вы бы отдохнули, хозяин. Что с этих людишек взять? — лебезил дворецкий, преданно шаркая за Грандиозом по особняку. — Им лишь бы свой слух потешить. Искусства они не ценят.

— Он прав, отец, — сказала Селена. — Не забывай, у тебя давление. Не хочешь же ты, чтобы завтра на передовицах появилось известие о том, что после провального выступления Великий угодил в госпиталь?

«Отец» оставался глух к уговорам, красен, как рак, и раскалён, как кокс в горне. Мраморные плиты под его ботинками содрогались от страха. Дрожало пламя оплывающих в канделябрах свечей, тряслись поджилки у лакеев и горничных. Только ночь ехидно таращилась в стрельчатые окна, готовя очередной удар.

— Лично позабочусь, чтобы ты подох в тюремной крепости, гнида паршивая! — сквозь зубы проскрипел Грандиоз. Специалист по арниям уверял, что трёх птиц для концерта будет вполне достаточно. Ну и где он теперь со своими уверениями? Правильно, в бегах. Подложил свинью — и смылся. И незаслуженное вознаграждение, конечно же, умыкнул.

Воздать проходимцу по заслугам — дело времени. Эта ошибка, наверняка преднамеренная, будет стоить ему жизни. Но даже если подвергнуть его сколь угодно жестоким пыткам, признания зрителей снова не завоюешь.

— Далось тебе это признание! Задери налоги и живи спокойно, — внесла рациональное предложение Селена.

Грандиоз выкатил глаза из орбит и обнаружил, что бороздит просторы зала, рассуждая вслух. До чего довели, аспиды! Теперь он не только разражается нецензурной бранью по малейшему поводу, но и говорит сам с собой. Трясучка — его верный спутник. Нападает, стоит лишь оступиться. Сердечные капли всегда в кармане, паника следит из-за угла. Бешенство обрушивается внезапно, как плохо закрепленная в потолке люстра. Что дальше? Горячка? Припадки эпилепсии? А нет. Следующая по списку — болезненная мнительность. Звезды повернулись к нему спиной. Счастье изменило ему. Богиня справедливости прибыла из отпуска и основательно взялась за его досье.

Когда дверь в залу скрипнула, пропуская известителя в безразмерном прорезиненном плаще, Селена закусила губу. Она нарочно не сообщала отцу о том, что случилось в театре (а точнее, с театром) после его ухода. Щадила нервы. Теперь, видимо, придётся ему обо всём узнать от жандарма.