Малышка с секретом (СИ) - Абанина Анастасия - Страница 20

Доев петушка, мне стало скучно, и я опять погрузилась в дрему.

Проснулась, вновь, от скрипа двери. С поддоном в руках ко мне в комнату вошла матушка:

— Снидать пора доченька, как ты? — спросила мама.

— Все хорошо матушка. — с улыбкой ответила я. Матушка поставив поддон на стол, взяла миску какого-то супа и принялась меня кормить, потом напоила сбитнем и на последок дала еще одного, сахарного петушка, со словами:

— А это тебе на сладенькое, за то что, ты мне люба.

— Спасибо матушка. — забрала я петушок.

— Отдыхай… — ушла она.

Этот петушок я тоже сгрызла в свое удовольствие и снова заснула. Разбудили меня поглаживания по голове, открыв глаза, увидела батюшку:

— Как ты моя малинка? Матушка сказала, что хворая.

— Нет все хорошо, вот полежу маленько и совсем поправлюсь. — ответила я.

— Добре. А там сейчас, опять тетка бушует. — ухмыляясь, сказал отец. — Ругается, почему за лекарем не послали?

— Бать, мне мамка сказала, что дети с искрой пропадают. А кому такие дети понадобиться могли? — серьезно спросила я.

— Если б я знал… Ведунов все почитают, а в детях искру только ведун и может увидеть, значит кто-то силой обладающий, деток этих забирал. А зачем не знаю… На ка, вот угощеньеце тебе добыл. — ответил грустно отец, отдавая мне еще одного петушка.

— Спасибо батюшка. Ум-м-м! Какой вкусный… — принялась я грызть еще одно лакомство. Батька сидел со мной и рассказывал, как сегодня продал поросей и часть кур. И пообещал, что если к завтрашнему дню я поправлюсь, тоже с собой возьмет. Я уверила его, что завтра мне точно станет лучше, и он ушел.

Позже, ко мне заходила тетка Варвара, справилась о моем самочувствии, угостила очередным петушком и ушла по своим делам. Этот петушок, тоже не остался без моего внимания и канул в небытие под мое восторженное мычание. Уже после ужина, когда матушка вновь, меня покормила, пришел Зелислав. Мы поиграли с ним в слова, я пополнила свой словарный запас, а он просто весело провел время. Нам удалось наладить кое-какое общение, а когда пришла Боянка, укладываться спать, Зелислав ушел.

— Ну, как день провела сестрица? — спросила я Боянку, легшую на свою половину кровати, отдыхать.

— Ох, весело, матушка с теткой пол дня ругались. Потом тетка отошла и подарков нам всем надарила, мне жемчуга, а тебе браслет. А матушке колты, до чего ж все красивое. Потом посмотришь, батька сказал, завтра нас в город с собой возьмет, так что ты оправляйся скорее, а то пропустишь.

— Обязательно оправлюсь. Ладно давай спать…

Не бойтесь врагов — они могут только убить;

не бойтесь друзей — они могут только предать;

бойтесь людей равнодушных — именно с их

молчаливого согласия происходят все

самые ужасные преступления на свете.

(Бруно Ясенский)

Новый день для меня начался с ужасного зуда. Солнце еще не начало подниматься и в комнате был полумрак, я видела лишь очертания предметов. Но зато очень хорошо чувствовала, как чешется: шея, щеки и спина. — Да, что ж такое? — подумала я, пытаясь дотянуться и почесать спину. Мышцы уже слава богу, болели не так сильно, но этотужасный непрекращающийся зуд, особенно на шее… А-а-а-а!

— Бояна, ты спишь? — толкнула я, спящую сестру.

— Мм-м?

— Просыпайся, говорю! Беда у меня, кажись диатез заработала… — пробормотала я, почесывая шею.

— Чего заработала? — сонно зевая, спросила сестра, присаживаясь и потирая глаз.

— Ничего! Зажги лучину, не зги не видно. — попросила я жалостливо девочку. Боянка встала с постели, прошлепала босыми ногами к столу и чиркнула огнивом. Запалив лучину, она обернулась ко мне и как, заорет:

— А-а-а-а! Божечки, да у тебя язвы! Ты, заболела-таки? — отскакивая от меня еще дальше и прижимаясь спиной к стене, прокричала Боянка.

— Да не верещи ты, не язвы это… — попыталась я, успокоить сестру, почесывая плечо, но девочка не слушала, она с ужасом разглядывала мое лицо и обходила кровать по стенке, пока не добралась до двери и не выскочила из нее, даже не закрыв.

— Вот она мне сейчас представление устроит… — хлопнув себя по лбу и позволив руке стечь по лицу, подумала я и принялась осматривать себя.

— Ну точно диатез! Вот, дура великовозрастная, почти килограмм сахара за сутки сожрать, это ж надо додуматься… — постучав кулаком по лбу и падая на подушку, вынесла я себе вердикт. — Ребенок ведь, а болячкам, что стар, что млад — разницы нет. Там сахар в крови повышался, а здесь этот сахар, диатезом вылез! Кисти рук, что выглядывали из-под сорочки, были покрыты маленькими, водянистыми пузырьками, как прыщами только больше и кучнее. Все очень чесалось, но я старалась себя сдерживать, не известно, что с шеей теперь от моих почесываний твориться, да и щеки я еще во сне терла от того и проснулась. Так, а что мне может здесь помочь, хотя бы ослабить зуд? Соль! Точно, соляные растворы и череда! Если ее заварить и протирать щеки, диатез гораздо быстрее пройдет и отвар из ромашки бы тогда попить, хотя нет, ромашка тоже аллерген, как бы хуже не стало. Осмотрев живот и ноги, и все до чего смогла дотянуться, пришла к неутешительному выводу — Кошмар! Больше добавить ничего. Я же не думала вчера, что моя маленькая слабость выльется, сегодня в такую большую проблему. Гпавное не расчесывать, а то еще инфекцию занесу. — думала я, желая расплакаться.

За дверью послышался ужасный топот, будто стадо лошадей гарцует и в комнату, прямо-таки, ввалились: матушка, отец и тетка, а она откуда взялась? За их спинами в коридоре я увидела напуганную Боянку, она в комнату зайти не спешила, видимо решила, что я заразная. — Правильно, откуда здешним людям про диатез знать? Тут столько сахара не едят и каши все на меду да ягодах в основном, очень уж дорогое удовольствие — сахар. Родные вломились и замерли на пороге, с расширяющимися от ужаса глазами.

— Боги всемогущие! Доча! Да как же так? — воскликнули хором. Матушка и отец кинулись к моей кровати. Мама стала, беззвучно лить слезы, как по безвременно почившей, по-другому охарактеризовать ее лицо я просто не могу. Отец, угрюмо принялся, поглаживать ее по плечу и тихо успокаивать:

— Чипрана, не реви, может, обойдется еще… — проговорил горько.

Тетка стояла у двери и молча в ужасе, смотрела на мое лицо. Немного придя в себя, она развернулась и бормоча под нос, что-то про лекаря быстро вышла. Дождавшись, когда дверь закроется, я прикоснувшись ладошками к батюшке и матери, сказала:

— Ну, чего вы ревете? — Ну, Боянка… — покачав головой, подумала я. Надо ж, было родителей так перепугать, надеюсь она им не сказала, что у меня чума, например… — Я просто петушков вчера объелась, потому щеки и высыпало. Вот водичкой соленой отмою и буду как прежде, даже лучше. — уверяла я родных, затем посильнее сжав женщине руку, попросила: — Матушка, ты останови пожалуйста тетку, а то она что- то про лекаря говорила, кабы не позвала. Ты же сама не желала, чтобы он на меня глядел. С облегчением от моих слов, что все в порядке, мама улыбнувшись и кивнув мне, встала и пошла догонять тетку. Как же хорошо, что родные считают меня ведуньей, я то ничего особого в себе не чувствую, а так, хоть лишних вопросов не задают. А то неизвестно чем бы дело кончилось. А так верят и все. Провожая ее взглядом, успела заметить, сидящую на корточках перед комнатой Боянку которая, когда дверь открылась сразу подняла голову с колен.

Батюшка продолжал, сидеть со мной и облегченно улыбаться.

— А, чего вам Боянка сказала то? — спросила я, почесывая ногу.

— В горницу к нам забежала и как давай вопить, что тебя язвами обсыпало или ты какую-то болячку подхватила, как-то назвала так мудрено — "дитез" или "битез", не разобрал я? Мы с матерью слушать дальше не стали, только из светелки выскочили и сюда, а тут тетка твоя на встречу и тоже за нами увязалась. — с улыбкой рассказал он.

— Ну и что, за "дитез” такой? — спросил батька, поправляя рубаху, в которой видимо, спал. Да уж, вот так побудка у них…