Леонтоподиум. Книга I-II (СИ) - Васильева Алиса - Страница 54

— Я рад, что смог до тебя достучаться, — довольно усмехнулся Тритрети. — Еще вина.

Глеб поднес к его бокалу бутылку, и мы с Тритрети отметили, что у Глеба дрожат руки. Хотя он довольно быстро справился с приступом слабости, но это было!

Тритрети весело расхохотался, запрокинув голову на спинку кресла. Даже я не удержался от улыбки.

— Ты поднял мне настроение на всю неделю, — сказал он, отсмеявшись, — я даже готов за это накинуть тебе еще одну минуту. Получишь сто восемьдесят секунд.

— Уже можно начинать? — спросил Глеб, и его голос вдруг прозвучал усталым.

— Что начинать? — живо поинтересовался Тритрети.

— Вымаливать прощение.

— А, да, начинай, конечно. С удовольствием послушаю. Давненько ты добровольно передо мной не унижался.

Глеб потер пальцами лоб, на секунду пряча за ладонью гримасу отвращения к самому себе, и заговорил, хотя я был уверен, что не станет.

— Ну, в общем, мы оба прекрасно понимаем, в каком я дерьме.

— Несомненно, — весело кивнул Тритрети.

— Я умоляю о милосердии, — произнес Глеб.

Тритрети выждал, но продолжения не последовало.

— Глеб, дорогой мой, ну что за лажа! Уверен, через две-три недели ты сможешь поразить меня куда более вдохновенными речами.

— Я не продержусь и недели.

— Правда?

Было очевидно, что все происходящее доставляет Тритрети искреннее удовольствие.

— А разве я могу тебе лгать?

— Нет, конечно. И это портит весь кайф от нашего общения. Если бы ты не был так опасен, честное слово, я предоставил бы тебе куда больше свободы, просто азарта ради. Мне до невозможности хочется посмотреть, как именно ты будешь пытаться мне отомстить.

— Как руководитель твоей службы безопасности, должен предупредить, что предоставить мне большую свободу — крайне неудачная идея. Если у меня появится хоть малейшая возможность, я убью тебя.

— Знаю, наблюдаю эту идею фикс в твоей голове все двадцать лет, что ты мне служишь, — вздохнул Тритрети. — Можешь допить вино.

Глеб взял бутылку и хлебнул из горла.

— Двадцать лет я допиваю за тобой это сладкое пойло, — поморщился он. — Вино не должно напоминать по вкусу компот.

— Я имею право на маленькие слабости. Ох, как летит время, — Тритрети глянул на большие металлические часы на стене. — Все, убирайся. И распорядись перевезти в мою лабораторию ту девушку с двумя сердцами, возле которой ты проторчал сегодня почти час. Хочу сам с ней поработать.

— Но ее родственники еще могут объявиться. Прошло не так много времени с момента пожара, — возразил Глеб.

— Вот и уладь это. Я же ясно выразился, что хочу получить этот экземпляр. Она мне интересна. Кстати, как и тебе. Очень надеюсь, что к восьми вечера этот любопытный экземпляр будет у меня на столе.

— Как скажешь, — Глеб замешкался. — Так я могу рассчитывать на твое милосердие?

— Четырнадцать дней.

Глеб закрыл глаза.

— Я не могу гарантировать, что сохраню рассудок.

— Ты драматизируешь. Да, не спорю, к концу второй недели ты будешь очень близок к безумию. Но ведь я несказанно облегчил твое наказание, назвав тебе его точный срок. Представь себе, насколько хуже было бы начинать каждый новый день, не зная, сколько еще мучиться. Так что тебе следовало бы поблагодарить меня.

— Спасибо.

— Ты забыл сказать «хозяин». Твоя забывчивость переходит всякие границы, боюсь, я вынужден буду принять меры.

— Спасибо, хозяин. Мне выжечь слово «хозяин» на лбу?

— Дурацкая идея, — поморщился Тритрети. — Во-первых, своего лба ты не видишь, а во-вторых, с твоей скоростью регенерации шрам затянется за пару часов.

— Я имел в виду твой лоб.

Тритрети фыркнул, не сдержавшись.

— Две недели и два дня.

— Спасибо, хозяин, — Глеб склонил голову.

— Выметайся уже, наконец.

Я рухнул в свое тело. Подсматривать дальше не было смысла, я и так задержался дольше, чем было нужно. Все, что имело первостепенное значение, я узнал. На ближайшие две недели и два дня Глеб будет полностью недоступен, а большое представление начнется уже сегодня вечером. По опыту знаю, что представления с участием таких персонажей обычно заканчиваются кровавой баней.

Марго

Когда впереди показались очертания колонн, сердце Марго забилось, как отбойный молоток. Бодро шагая от платформы «Кардус», девушка говорила себе, что храм Риды — последнее место, куда ей сейчас нужно попасть, но любопытство заставляло внимательно вглядываться в темноту, и руины действительно материализовались. Луна висела прямо над храмом, заливая мягким светом трон-алтарь.

Марго несколько минут простояла на почтительном расстоянии и, прислушавшись к доводам рассудка, решительно зашагала прочь. Мертвая Рида — это ненамного лучше, чем живая Рида. Да и задерживаться было нельзя, Алику и Глебу нужна помощь.

«Наверняка логово Риды находится в самом центре топей, — размышляла девушка. — Я дошла до него минут за двадцать, значит, где-то через полчаса выйду к городу. В прошлый раз мы с Ниной плутали тут несколько часов, но тогда все было иначе. Все жители Леонтоподиума проходят через топи, значит, и я смогу».

«Как, блин, это вышло? — Марго недовольно уставилась на замаячившие впереди колонны. — Я же шла от них.

Девушка снова повернулась спиной к руинам и быстро зашагала прочь. Через десяток шагов она оглянулась, чтобы удостовериться, что храм все еще на том же месте. Еще через десять шагов колонны и алтарь уже едва можно было различить в свете луны, а пройдя еще столько же, Марго снова увидела их перед собой.

«Что, как в Зазеркалье, что ли? Ну что за бред?»

Борясь с раздражением и страхом, Марго направилась к руинам. Слабая надежда на то, что сработает принцип Зазеркалья и, двигаясь в сторону колонн, она наконец уйдет от них, не оправдалась. Вскоре Марго опять оказалась у заросшего чертополохом храма. Красными и по-настоящему густыми чертополохи остались только в этом месте.

Не зная, что делать, Марго осторожно подошла к алтарю, принюхиваясь к тяжелому и все усиливающемуся сладкому аромату. Алтарь почти полностью зарос чертополохом, тянущим красные головки к его верхней грани. На алтаре лежали цветы. Почти все они были белыми — эдельвейс, роза, лилия и ветка вишни в цвету. Только один цветок, мак, был красным. Цветы лежали на каком-то сером порохе, и Марго уже протянула руку, чтобы смахнуть его, когда вдруг поняла, что это пепел.

Слегка коснувшись пальцами пепла, Марго произнесла:

— Покойся с миром, принцесса Рида.

Пальцы нащупали что-то твердое и холодное. Поддавшись любопытству, Марго выудила тот самый кулон, который был на шее Риды и в первую, и во вторую их встречу. Простой открывающийся медальон размером с десятирублевую монету на длинной грубой цепочке. Марго готова была поклясться, что медальон открылся сам, — она просто держала его на ладони, не касаясь пальцами. Несмотря на сравнительно скудное освещение, Марго прекрасно, вплоть до мельчайших деталей, разглядела оба портрета.

«То ли луна тут особая, то ли это еще один из бонусов моих новых глаз», — подумала девушка мимоходом, рассматривая изображение Глеба.

На портретах в медальоне он был гораздо моложе — едва ли старше самой Марго — и почему-то брюнетом.

На левом портрете Глеб-подросток был одет в простую джинсовую рубашку с расстегнутым воротом. Он смотрел с портрета открытым доверчивым взглядом, художнику даже удалось передать искры озорства и веселья в его глазах и уголках губ, и Марго поежилась, вспоминая оледеневшие глаза сегодняшнего Глеба.

На правой стороне медальона Глеб казался немного старше и выглядел уже чуть иначе — камзол, застегнутый под самое горло, был черного цвета, смотрел Глеб спокойнее, чем на первом портрете, но все так же открыто и прямо, и, хотя здесь он тоже улыбался, бесшабашности в нем было гораздо меньше.

Марго улыбнулась ему в ответ.

«Спасибо, что спас меня. Я обязательно вернусь за тобой», — прошептала она.