Двое: я и моя тень (СИ) - "AttaTroll" - Страница 57

Артур потому и не хотел, наверное, одеваться в таких местах, хотя запросто мог себе позволить почти любой каприз. Он не хотел походить на все эти аналоги Томаса Уэйна, которого не терпел сильнее прочих. Почему? Лизи не знала. Да и какая разница, в глубине души она тоже испытывала неприязнь к людям первого сорта. Подумать только! Первый и второй сорта, как на овощном рынке. Породистые, холёные, вышколенные, а рядом с ними они, будто мусорные мешки с гнилой требухой.

Седрику захотелось новую игрушку, вот он и пытался задобрить девушку. Думал, что, наверное, на улице настали голодные времена, и любая худо-бедно симпатичная молодая женщина за кусок печенья ринется раздвигать ноги перед каждым встречным.

Разбитая своими мыслями, Лизи так и ушла, не решившись ни дотронуться до изысканной дверной ручки, ни бросить ещё один взгляд на пластиковых обитателей витрин, олицетворяющих неприязнь Артура. Она не винила Седрика в том, что он такой, в Готэме и без того немного счастливых людей, а зависть к чужому добру не добавит света этому городу. У каждого ведь свои грехи: у Лизи был Джокер, а теперь прибавилось убийство, а уж про то, что она скрывала от Артура опасного любовника, и говорить нечего. Так что ей ли осуждать Седрика и общество, из которого он вышел? Пусть Джокер решает, покуда его правда шагает по городу, кто чего достоин, а время покажет, звонит ли по нему колокол.

***

Дающая рука ласковее и злее всех прочих рук, Чарли Дент. Ты спокойно спишь? О ком ты думаешь, когда обнимаешь свою жену? О ней? Ой ли. И куда бы вы ни спрятали своего золотого мальчика с грустным лицом, вы всегда будете дрожать, как побитые чужим сапогом дворняги. Ваши суки нарожали вам щенят, и вы, конечно, боитесь за своё гнилое потомство. Правильно делаете. Вкусно ли тебе оттого, Чарли-Чарли, что жизнь поимела тебя своим толстым хуем прямо в глотку?

Жизнь уже не так прекрасна, а? Ой да брось, Чарли, вытри губы и живи себе ещё один день. В конце концов, жизнь поимела тебя не в твою богатенькую напудренную задницу, так что выше нос, старина Дент! То ли ещё будет!

Осмотрись по сторонам: тебе не хуже и не лучше других. Такой же жалкий прощелыга, сбежавший с тонущего корабля, как только тот дал крен. Да, не повезло, тебя-то успели сцапать за шкирку, значит, тебе и отвечать.

Кричать нет смысла, ты и сам понимаешь, не маленький уже. Отсосал у жизни — иди делай дела, да пошустрее.

Естественно, тебя поимеют ещё не раз, а ты будешь радоваться, что не башку прострелили, потому что как с совестью можно договориться, так и памяти, похотливой шлюхе, можно заплатить за молчание. Но ты ведь всё будешь помнить, Чарли?

Разумеется.

А если серьёзно, нападение на его женщину было куда красноречивее всех взглядов, слов и неверных клятв. С ней всё понятно, она наконец получила тот самый важный урок, на который сама же и набивалась. Это он не выпускал коготки в своего мышонка, так заигрывал только, а следовало как следует встряхнуть эту дрянь. Ладно, у них ещё будет время помурлыкать об этом. В конце концов, он, Джокер, тоже не ожидал, что кто-то вот так вероломно нападёт на неё. Это говорило о том, что давно пора что-то менять в городе, разделить с кем-нибудь власть, потому что где одно гнилое семя, там найдётся и другое.

Когда Джокер и несколько его людей вошли в двухэтажный офисный центр, прикрытый для отвода глаз вывеской «Мебель от братьев Пацци», народ внутри встрепенулся будь здоров, но верные клоуны приподняли над головами автоматы. Когда идёшь в логово волка, надо иметь острые зубы, чтобы зверь стал ручным и покладистым.

Джокер подошёл к одному из столов у окна, взялся за спинку стула и навис над ним. Его тень легла на секретаршу, которая вмиг побелела лицом, а руки её мелко затряслись.

— Солнышко, — елейно промурлыкал Джокер, — поднимай-ка давай свою круглую упругую попку и зови сюда Антонио Пацци.

Она коснулась таблички на груди «Оливия» и вздрогнула.

— Сеньора Пацци нет на месте…

Джокер поднял руку вверх и зацокал языком.

— Неправильный ответ, солнышко, потому что если сеньор Пацци не выйдет ко мне сию же минуту, я тут такой цирк с клоунами устрою, что ваш вой будет слышен до самой Бразилии.

До смерти перепуганная Оливия поднялась с места и заглянула за одну из дверей. Кивнула. Вздрогнула. Скорбно вернулась к столу, но сесть так и не решилась. За ней вышел невысокий мужчина, в сером костюме тройке, седеющие волосы аккуратно подстрижены. На лице — ухмылка. Руки, как водится, в карманах.

— Что же вы, сеньор Пацци, обманываете своих посетителей?

Пацци пожал плечами, ничем не выдавая волнения.

— Если вы хотели сделать заказ, то Оливия, моя помощница, прекрасно справилась бы и без меня. Это её работа.

Джокер зло ухмыльнулся, оскалив зубы. По обе стороны от носа сложились складки, придающие образу жестокости.

— А я к вам с очень выгодным предложением пришёл, сеньор Пации, отказаться от которого — стать себе врагом.

Никто не просил вызвать полицию, но женщины всхлипывали и слишком громко вздыхали, давая страху расцветать на лицах, а мужчины молча наблюдали за как бы непринуждённой беседой двух джентльменов. Одному только дай повод, он пустит любого под расчёт, а другой не брезговал иногда постреливать в людей.

Пацци пожал плечами и жестом пригласил Джокера пройти за ним в кабинет. Двое его людей пошли следом, остальные остались присматривать за порядком в холле.

— Оливия, принеси нам кофе, пожалуйста, попросил Пацци.

Бледная и на вид несчастная молодая женщина быстро зацокала каблучками по паркету и скрылась в кухне. Впрочем, долго ждать её не пришлось, она вошла в кабинет и поставила поднос с двумя дымящимися чашками на стол, коснувшись плечом Джокера, около которого стояла. Он заглянул ей за спину, оценил фигуру и положил ладонь на ягодицу, оценивающе сжал, довольно улыбнулся.

— Сеньор Джокер, это лишнее, — вступился за неё Антонио.

Джокер достал из переднего кармана пачку сигарет и вытряхнул на ладонь одну, Пацци предложил зажигалку.

— То есть вы её тут не оттрахали до сих пор на своём дорогом столе? Она не шептала вам на ушко «О да, Антонио! Ещё!»

Пацци бросил взгляд на раскрасневшуюся девушку и спокойно ответил:

— Она моя племянница.

— И? — взмахнул рукой Джокер. — Это может помешать кому-то? Трахали или нет?

— Нет, — всё так же спокойно ответил итальянец и тоже закурил. — Иди, Оливия, я позову если что.

Но Джокер жестом заставил её замереть и предложил отпить из своей чашки. Она было мотнула головой, но он зашипел на неё: «Пей!»

— Это лишнее, вы же понимаете…

— Нет, сеньор Пацци, не лишнее. Если ваша племянница упадёт замертво после пары глотков, я напою вас и вашу семью свинцом.

Джокер не разрешил Оливии уходить, он усадил её к себе на колени и не брезговал иногда пощупать лишний раз.

— Так зачем вы пришли, синьор Джокер? — Пацци всё ещё не терял самообладания и держался на высоте.

Джокер согласно кивнул, понимая, что игры играми, а дело надо знать. Но Оливию не отпустил, пояснив это тем, что «знаете, мне иногда не хватает послушной женщины, которая бы не перечила мне».

— Так вот, о чём это я… Ах да! Мафия, наверное, нешуточно обрадовалась, когда полиция Готэма пала, но радость ваша длилась… Сколько? Пару дней от силы, потому что мои люди как следует проследили за тем, чтобы мафия не вылезла из всех щелей.

— Продолжайте, — Пацци стряхнул пепел в чёрную каменную пепельницу.

— Давайте так. Я открою свои вентили и пущу мафию в свободное плавание, а за это вы проследите, чтобы ваши люди были верны мне и следили за порядком в городе.

Пацци пощёлкал изящной зажигалкой, выполненной в форме серой совы, и посмотрел на Джокера, обдумывая его предложение.

— А если я не приму предложение, вы сделаете с мафией то же самое, что и с полицией, — Пацци не спрашивал, он был умён, чтобы прикинуть что к чему.

Джокер чмокнул Оливию в щёку и улыбнулся ей: