Бегство от одиночества (СИ) - Ганова Алиса - Страница 33

Гриндл и Таггерт сошлись во мнении, что тот, кто подглядывал, вполне мог убить Саймона из ревности, иначе зачем человеку приходить под окна к молодой женщине?

— Таггерт, думаете: преподобный мог сидеть на дереве и наблюдать? Не представляю, чтобы Мэриетт выпустила его из дома в позднее время. Может быть, запонка попала туда случайно? Да и мог ли Моррис кого-то убить?

— Почему нет? — возразил Лиам. — Я занимаюсь сыском больше пятнадцать лет и насмотрелся всякого. Видел юную леди с кроткими глазами и безупречной репутацией, отравившую свою семью. Не пожалела даже младшего брата, которому не было пяти. Слышал о звоннице, нападавшим на женщин с молотком из засады. Одну убил на территории прихода, в колокольне, сразу после службы. Профессия оказала влияние, и я стал циником, которого трудно удивить. Не стоит делать поспешных выводов. Если повезет, сцапаем его на горячем!

— Поставим шерифа в известность?

— Скажем Холлу, тот скажет жене, и весь город узнает. Да и кому захочется опозорить город на весь штат? Хочешь сделать хорошо — делай молча! Я придерживаюсь такого правила.

— Но вдова знает о наших планах и Ханна. Я бы тайком спрятался в кустах, не договариваясь с миссис Грапл.

— Напугаем хозяйку — она поднимет крик, и точно никто не придет.

— А если Ханна предупредит любовника?

— Сами верите? Мисс Норт грозит виселица, она на грани истерии, в лице осунулась. Да и на что ей Моррис, охраняемой цербером Мэриетт, если в руках Хоут? Сомнительное предпочтение.

— Вы так думаете?

— Не помню, кто сказал, но мне понравилось: ревнивцы вечно смотрят в подзорную трубу, которая вещи малые превращает в большие, лилипутов — в великанов, домыслы — в истину. И вы, Элиас, не исключение: от ревности стали слепым глупцом.

— Будто вы не собственник.

— Ну, до вас мне далеко! Да и бестолку ревновать: склонного к изменам не удержать, а безгрешного сомнениями можно оскорбить и подтолкнуть. Успокойтесь.

— Легко раздавать советы, — Айзек злился. В голове крутилось подозрение, подкрепленное найденными уликами, что Ханна вовсю пользовалась свободой и ничуть не горевала о разлуке с ним. Теперь ему уже не казалось случайностью, что Моррис увидел её в пеньюаре.

Час от часу настроение становилось сквернее. Опасаясь выдать своё состояние и тревогу перед пастором, он решил на несколько дней перебрался в гостиницу, где остановился детектив. Однако пришлось наведаться в дом Моррисов, чтобы прихватить необходимые вещи.

Стоило Айзеку вновь лицезреть перед собой затравленного супругой преподобного, сомнения ослабли, и он начинал колебаться, что Ханна могла совершить подобное. Он уже сам был не рад, что Таггерт нашел мусор под ее окном.

В большой суматохе они купили непромокаемые плащи, одеяла, запаслись бутербродами и, когда едва полностью стемнело, отправились во двор вдовы.

Чтобы не пугать женщин, Лиам, как и договаривались, осторожно постучал два раза по три дроби, подавая знак, что пришли.

Пока обходили сад, Айзек едва не напоролся глазом на ветку. Было темно, и не видно ни зги, потому что с этой стороны дома не было окон, и ничто не освещало им путь. Грязно ругаясь и прикрывая глаза ладонями, добрались до нужного дерева и стали выбирать место.

Погода была терпимой, и комфортно разместившись в кустах на свернутых одеялах, мужчины решили, что дело будет пустяковым, но уже скоро осознали, сколь сильно ошиблись. Таиться во влажной траве среди летающей и зудящей мошкары, норовившей пролезть под одежду и укусить, было неприятно и нервно. Места укусов горели и жестоко чесались, но положение стало хуже, когда после долгого лежания замерзли нос, уши, руки.

Вытирая влажный нос холодной рукой, детектив заметил:

— Элиас, я подумал, что сидеть до самого утра не стоит. Тот, кто подглядывал, должен придти вечером, когда стемнеет, потому что смотреть в окно на спящую женщину, укрытую толстым одеялом не так интересно, как на переодевающуюся. А когда женщины переодеваются вечером? Когда принимают ванну или готовятся ко сну.

— Радует, что умная мысль посетила вас не к утру, — улыбнулся деланной улыбкой озябший Гриндл, пытаясь согреть руки дыханием.

— Было бы замечательно, если бы вы, пользуясь вашими близкими отношениями с мисс Норт, уточнили, когда она все это проделывает, и мы знали бы, когда поджидать мерзавца. Уж он-то об этом осведомлен лучше нас.

— Хотите, чтобы я постучался в дверь и нагло поинтересовался? Как вы?

— Согласитесь, что проще поджидать неделю или две по три — четыре часа, чем ночи напролет.

— А давайте подадим объявление, что каждый день с полдевятого вечера до полуночи мы поджидаем извращенца на месте? — огрызнулся Айзек, скидывая одеяло. Осторожно прошел между деревьями и, поднявшись на крыльцо, постучал.

— Это я, Элиас! — приглушенно прошептал в щель, когда услышал шаги за дверью. Едва повернулся ключ в замке, мужчина настойчиво протиснулся в дом, чтобы не привлекать внимание редких прохожих, ведь любой из них мог быть тем, кого они выслеживали.

Он ожидал увидеть вдову, но никак не Ханну, да еще в неглиже. Мелькнула мысль, что подобная случайность неспроста, но она быстро была позабыта, поскольку Айзек сосредоточился на разглядывании женских округлостей под тонким батистом, скромно украшенным вышивкой.

«Мерзавка! На голое тело в прозрачной сорочке!» — отметил мужчина, хозяйским взглядом окидывая соблазнительную фигуру. От дуновения ветра, прядь выбилась, и Ханна подняла правую руку, чтобы поправить волосы. Неловкости она не чувствовала, зато Айзек почувствовал, как кровь прилила к его щекам и другим частям тела от возбуждения.

— Еще бы голая открыла дверь, — процедил сквозь зубы. — Где миссис Грапл?

— Уже спит, — ответила растерянная Ханна, стараясь не смотреть на него. Но, чувствуя, как он заинтересованно рассматривает ее, радовалась. — Мы собирались спать.

— Хоть бы прикрылась!

— Глупо изображать тихоню, если вы думаете обо мне низости. Лучше страдать за дело, чем безвинно.

— Ну, да, зачем оправдываться, — съязвил гость, продолжая пристально разглядывать глубокий вырез. — И во сколько он обычно приходит посмотреть на тебя?

— Не знаю! До сегодняшнего дня я даже не подозревала о его существовании.

— А когда узнала, решила не разочаровывать?

— Я плотно задернула шторы.

— Придется открыть как раньше, ты же хочешь, чтобы мы его поймали? — воздержание и воображение пробуждали вожделение, но он не мог протянуть руки и получить то, что привык считать своим, поэтому злился, чувствуя, что пойман на крючок. — Если всегда в подобном наряде открываешь двери, не удивлюсь, если придется переловить весь город.

— Не думала, что так выйдет, — она обняла свои плечи, пытаясь прикрыться.

— Не верю, — насмешливо заметил гость.

Оправдываться было бесполезно. Любое слово раздраженного Айзека лишь распалило бы больше, потому она молча смотрела в одну точку и не сразу поняла, что в гостиной воцарилось тишина. Сперва Ханна не поняла причины, но, заметив, что он пристально рассматривает ее лицо, покраснела от стыда. Оказывается, она безотчетно покусывала нижнюю губу, а Айзек хорошо знал, что Ханна так делала, когда желала соблазнить его.

— Если ничего не надо, лучше уходи, — как можно спокойнее вымолвила, понимая, что Айзек раскусил план Алексии.

— Когда ты моешься или переодеваешься?

— Что? — ошарашено переспросила Ханна, не веря своим ушам.

— Когда за тобой интереснее подсматривать? — язвительно пояснил мужчина.

— Я… я не знаю, — растерялась она.

— Желаешь утаить любовника?

— Не было у меня любовника! — возмущенно воскликнула Ханна.

— Что, ни одного? Чем подтвердишь сей факт?

— Я не собираюсь ничего доказывать! Поймаете негодяя, спрашивайте у него!

— Обязательно спрошу, с пристрастием! Не боишься, что расскажет про тебя много интересного?

— Мне нечего скрывать.

— Посмотрим!

— Не на что смотреть. Я вам ни сестра, ни жена, ни родственница! Мы — чужие люди.