Призраки (Рассказы) - Скобелева Екатерина - Страница 12

Бенсон встал из кресла и подошел к нему.

— Это что? — тихо спросил он. — Шантаж?

— Называй, как хочешь, — сказал Карр. — Я собираюсь продать несколько писем, цена — пятнадцать сотен. И я знаю, что один человек выложит за них эти денежки, лишь бы получить хоть какой-то шанс увести у тебя Олив. Но тебе — первое предложение.

— Если у тебя есть письма, мною подписанные, будь любезен их вернуть, — очень медленно произнес Бенсон.

— Они принадлежат мне, — беспечно возразил Карр. — Получил их от леди, которой ты писал. Должен сказать, что они не самого приличного свойства.

Кузен неожиданно рванулся вперед и, схватив его за воротничок, прижал к столу.

— Отдай письма! — выдохнул он, лицом к лицу с Карром.

— Их нет со мной! — Карр попытался высвободиться. — Я же не дурак. Пусти — или я подниму цену.

Бенсон сильными руками приподнял его над столом, намереваясь, по всей видимости, размозжить Карру голову. Потом его хватка вдруг ослабла, поскольку в комнату вошла служанка с письмами, и вид у нее был удивленный. Карр поспешно сел.

— Вот как это произошло, — проглядывая письма, сказал Бенсон, чтобы успокоить девушку.

— Теперь меня не удивляет, что за такой поступок пришлось заплатить, — проворковал Карр.

— Отдашь письма? — предложил Бенсон, едва девушка покинула комнату.

— Да, по названной цене, — подтвердил Карр, — но я живой человек, и если еще раз сграбастаешь меня вот так своими ручищами, я, может, и передумаю. Что ж, оставляю тебя на время, обдумай все хорошенько.

Он взял из коробки сигару и, неторопливо прикурив ее, вышел. Кузен дождался, пока за ним закрылась дверь, и в приступе тихой и оттого еще более ужасной ярости сел у окна.

Воздух из парка, напоенный ароматом свежескошенной травы, был свеж и нежен. Теперь к нему добавился дымок сигары, и, глядя вниз, Бенсон увидел, как кузен не спеша уходит прочь. Он встал и подошел к двери, а затем, будто передумав, вернулся к окну, наблюдая, как Уилфред медленно удаляется в лунном свете. Потом он снова поднялся, и комната надолго опустела.

Там никого не было, когда миссис Бенсон через некоторое время вошла, чтобы пожелать сыну спокойной ночи, отправляясь ко сну. Она неторопливо обошла вокруг стола и замерла возле окна, предаваясь праздным мыслям, как вдруг заметила, как сын быстрым шагом возвращается к дому. Он взглянул на окно.

— Спокойной ночи, — произнесла миссис Бенсон.

— Спокойной ночи, — глухо отозвался Джим.

— А где Уилфред?

— О, он ушел, — сказал Бенсон.

— Ушел?

— Мы перемолвились парой слов, он снова хотел денег, а я выложил все, что думаю по этому поводу. Не думаю, что мы снова его увидим.

— Бедный Уилфред! — вздохнула миссис Бенсон. — Вечно с ним подобные неприятности. Надеюсь, ты не был слишком резок с ним.

— Не больше, чем он заслуживал, — ответил ей сын строго. — Доброй ночи.

Давно заброшенный колодец, наполовину прикрытый разломанной крышкой, прятался в густом подлеске, буйно разросшемся в уголке старого парка. Ржавый ворот над ним поскрипывал в такт музыке сосен, когда налетал сильный ветер. Яркий солнечный свет никогда не достигал колодца, и земля вокруг была влажной и замшелой, хотя вся усадьба томилась от жары.

Два человека не спеша шли через парк в хрупкой тишине летнего вечера, направляясь в сторону колодца.

— Незачем продираться через эти заросли, Олив, — сказал Бенсон, останавливаясь у кромки сосновой рощицы и с некоторым недовольством глядя во мрак.

— Это лучшее место в парке, — воскликнула девушка. — Ты знаешь, как я люблю его.

— Я знаю, тебе нравится сидеть там на самом краю, — промолвил он, — и не одобряю этого. Однажды ты наклонишься слишком низко и упадешь.

— И познаю Вечность, — перебила Олив легкомысленно. — Идем!

И она убежала от него в тень под соснами, приминая ножками заросли папоротника. Ее спутник медленно пошел следом и, выйдя из темноты, увидел изящную фигурку на самом краю колодца, по колено в роскошных травах и крапиве. Олив знаком приказала своему жениху сесть рядом и ласково улыбнулась, почувствовав, как сильная рука обнимает ее за талию.

— Обожаю это место, — прервала она долгое молчание, — оно такое мрачное… и жуткое. Знаешь, я бы не отважилась сидеть здесь в одиночестве, Джим. Я бы воображала, что за этими кустами и деревьями прячутся разные ужасы — и вот-вот кто-нибудь бросится на меня. Бр-р!

— Лучше позволь проводить тебя домой, — мягко сказал Бенсон. — У колодца не всегда здоровый воздух, особенно в жаркую погоду. Давай уйдем отсюда.

Девушка упрямо покачала головой и устроилась поудобнее.

— Кури спокойно свою сигару, — примирительно велела она. — Здесь самое место для неторопливой беседы. О Уилфреде что-нибудь слышно?

— Ничего.

— Какое волнующее исчезновение, правда? — продолжала она. — Очередная неприятность, я полагаю, и скоро ты получишь новое письмо от него все в том же духе: «Дорогой Джим, помоги мне выбраться».

Джим Бенсон выпустил облачко ароматного дыма и, зажав сигару зубами, стряхнул пепел с рукавов пиджака.

— Интересно, что бы он делал без тебя, — сказала девушка, с нежностью сжимая его руку. — Думаю, давно бы скатился на самое дно. Когда мы поженимся, я позволю себе по праву родственницы хорошенько отчитать его. Он настоящий дикарь, но у бедняги есть и хорошие качества.

— Никогда их не замечал, — с удивительной горечью воскликнул Бенсон. — Бог видит, никогда.

— Он сам себе враг — никому больше, — сказала девушка, пораженная этой вспышкой.

— Ты плохо знаешь его, — резко возразил Бенсон. — Он готов был опуститься до шантажа, разрушить жизнь друга ради собственной выгоды. Бездельник, трус и лжец!

Девушка взглянула на него исподлобья — спокойно, но с робостью, и без слов взяла его за руку, и они некоторое время сидели в тишине; вечерние сумерки превратились в ночные, и лунные лучи, проникая сквозь ветви, окружили парочку серебряной паутиной. Девушка склонила голову на плечо своему спутнику, но вдруг вскочила с резким вскриком.

— Что это? — задыхаясь, спросила она.

— Что именно? — не понял Бенсон, он тоже встал и крепко сжал ее руку.

Она вдохнула полной грудью и попыталась рассмеяться.

— Джим, ты причиняешь мне боль.

Хватка ослабла.

— Что случилось? — ласково спросил он. — Что тебя так взволновало?

— Я испугалась, — проговорила она, обвивая руками его плечи. — Должно быть, те слова, что я сейчас произнесла, еще звенели эхом в ушах, но мне показалось, будто позади нас кто-то прошептал: «Джим, помоги мне выбраться».

— Показалось, — повторил Бенсон, и голос его дрогнул. — Ни к чему тебе такие фантазии. Ты… напугана… темнотой и мрачностью этой рощи. Давай вернемся домой.

— Да нет же, я не боюсь, — заверила его девушка, возвращаясь на прежнее место. — Я в сущности ничего не испугаюсь, пока ты со мной, Джим. Сама удивляюсь, как можно быть такой глупой.

Бенсон не ответил, застыв в нескольких ярдах от колодца, крепко сложенное тело окутывал сумрак, а он словно ждал, что девушка присоединится к нему.

— Подойди, садись, — велела Олив, похлопывая маленькой белой ручкой по каменной кладке. — Можно подумать, что тебе не по душе моя компания.

Он нехотя подчинился и сел возле нее, так сильно затягиваясь сигарой, что огонек освещал его лицо при каждом вдохе. Он полуобнял девушку сильной и твердой, как сталь, рукой и положил ладонь на камень позади нее.

— Ты не замерзла? — заботливо спросил он, когда Олив слегка поежилась.

— Еще как! — она вздрогнула. — В это время года не должно быть холодно, просто из колодца тянет сыростью.

Едва она произнесла эти слова, из глубины донесся слабый всплеск, и второй раз за вечер она спрыгнула с кромки колодца с тревожным вскриком.