Цитадель (СИ) - Ганова Алиса - Страница 36

- Мы связаны до самого конца, не забывай! – зарычала непризнанная Мать. – Упаду, всех уведу за собой.

- Какое откровение! – помощник положил огромные ладони на худые, покатые женские плечи. – А мы и не сомневались после твоего поступка с кровным братом. Что нам мешает прекратить неудачный бунт? – его руки сомкнулись вокруг ее шеи.

- Ублюдок!

- Нет, ублюдок – это он! – Элу кивнул в сторону пленника и, грубо встряхнув Бокасу за плечи, так, что у той клацнула челюсть до боли в зубах, оттолкнул. – Придумай мне иное прозвище. Прояви неординарность.

Когда широкая мужская спина скрылась за поворотом, взбешенная заговорщица услышала едкий смешок пленника:

- Мамаше отпрыски под стать…

Ива, конечно, предполагала, что беседа может затянуться, но настолько? Ожидая возвращения Ло, расхаживала по комнате и размахивала руками, тренируя выпад.

Виколот ушел, и никто не ерничал и не поучал, что лесам скорее надобно ходить плавно и завлекательно, чем пружинисто и со в кровь разбитыми кулаками. Подобные шутки задевали, но не признать правдивость его слов, особенно после того как на ее глазах «птичка» околдовала Долона, было крайне глупо.

Ворочаясь ночами, Ивая мечтала быть такой же, как вертлявая темная, но не могла. Первая же попытка скривить перед зеркалом милое лицо нагнала хандру и злость.

«Лучше уж останусь малоприветливой и резкой, чем улыбающейся удивленной дурой!» - решила она, стыдясь  недолгой слабости.

И, все же, она ужасно завидовала Тамаа.

После плавания они перестали ругаться прилюдно, если только с глазу на глаз, но, к счастью, виделись редко, и стычки почти сошли на нет.  Семья радовалась, и приходилось, стиснув зубы, терпеть друг друга.

Виколот шутил, что холод между ними морозит отвар в чашах, стоящих на столе. Птичка в ответ чарующе улыбалась, а Ивая поджимала губы и пыталась сдержать, рвавшиеся с языка, грубости. Но чаще всего быстро уплетала еду и уносилась прочь, чтобы не видеть, как переглядываются Долон и Тамаа.

Вспомнив о темной, Ива нахмурилась.

«Вот и сиди в городе!» - буркнула, обмахивая стул, на котором обычно сидела нахалка. Психанув, задвинула его за стол, чтобы совсем перестал бросаться в глаза.

«Уже несколько дней ее здесь нет, а все еще разит пахучими вонючками! Обмажется и ходит довольная!»

Настроение окончательно испортилось и, будучи не в силах дальше сидеть в четырех стенах, сестра выскочила в коридор и понеслась по ступеням наверх  к рабочему кабинету Старшего Брата Клахема.  Постучать не решилась, смущаясь и боясь показаться невоспитанной. Уж он-то умел отчитывать! Да и спешить было некуда.

Стоило Бокасе возвыситься, семья стала настороженной и подозрительной. Не стало вечерних сборов, когда за чашкой вечернего отвара рассказывали произошедшее за день и услышанные новости. Не хватало серьезной рассудительности Пены и доброй насмешливости Млоаса…

Наверно от того сейчас Ивая и испытывала тревогу, ведь ближе семьи у нее никого не было.

Бесцельно стоять под дверью было неудобно и скучно. Как ни пыталась Ива стать хотя бы похожей на благовоспитанную лесу, усилия пропадали даром, когда дело касалось удобства. Оглядевшись по сторонам, уселась на огромном подоконнике, готовая спрыгнуть тотчас при необходимости.

«Кинтал часто выходит размять ногу, вот и вызнаю у него о Ло». – надеялась она, но из комнаты так никто и не вышел.

Сидеть и пялиться в горизонт и внутренний двор быстро наскучило.  А когда перебрала знакомые напевы и вдосталь истоптала квадраты напольных плит, набралась нахальства и рискнула подкрасться к двери.

Тишина! Она поразилась почти полному отсутствию звуков.

«Да быть такого не может! Не в духе Брата Клахема приглушенно перешептываться».

Каждый знал, что рявкает он и смеется громогласно и от души.

Помявшись, решилась постучать. После первого робкого скребка, забарабанила громче, но, так и не дождавшись ответа, осторожно толкнула дверь.

Кабинет был пустым.

«А почему дверь открыта?» - Ивая недоуменно взирала на идеальный порядок.  Рабочий стол был чист, что сходу же бросилось в глаза.  Старик не имел склонности к идеальной аккуратности и, приступая к работе, любил заваливать стол бумагами, книгами и Боги весть чем. Каждый раз Кинпаса предостерегала его, что может опрокинуть чашку и испортить ценный фолиант или книгу, за что Глава его точно отчитает, несмотря на почтенный возраст и глубокие седины. Клахем в ответ лишь хитро улыбался и отшучивался.

Теперь же нарочитый порядок взволновал Сестру.

«Искала Ло, теперь  ищу троих! – шумно выдохнула, затворила дверь и поплелась в трапезную, расспросить, не видел ли кто Долона, Клахема или Кинтала.

К огромному огорчению выяснила: их видели ранним утром.

«Но сейчас далеко за полдень! – Ива была вне себя. – Знает же, волнуемся, так нет же, убежал в город. Фу! Довели чувства, тоскует, как теленок по мамке! Так-то хоть мамка, а не темная…»

Насупившись, побрела на задний двор, чтобы размяться и выплеснуть раздражение. Как назло, по дороге не попалось ни одного камня, который можно было от души пнуть.

«Ну, попадись! Что с языка сорвется, выслушаешь и никуда не денешься! Как на углях сижу, а он с ней нянчится!»

И тренировка не пошла. После того, как шест удивительным образом выскользнул из рук и укатился, под смешки братьев покинула площадку. Жажда крови просыпалась и требовала выплеска.

«А вот сейчас спущусь в город и обоим выскажу, что они  - себялюбцы, которых давно следует выпороть. Одна станет скромнее, а другой умнее!». – брюзжа, направилась к воротам, ведущим к лебедкам. Но они были заперты на огромный замок. При виде его у Ивы застряли слова. Если бы увидела мощный запор, вопросов бы не возникло. И так ясно, чтобы не зашли извне, но чтобы замок изнутри?

«Это чтобы мы в город не выбрались?!» - шок был столь велик, что она продолжала стоять, уставившись на ворота.

Брат Хлай подкрался со спины и хлопнул по плечу:

- Не грусти! У меня как-то сандаль слетел, вот хохоту было. Едва прозвище Сандалометатель не прилипло.

- Я уже и забыла про шест. Не до него. Долона не видел?

- Вчера видел…

- А сегодня?

- Нет.

- А Брата Кинтала или Клахема?

- Неа. Что-то случилось?

- Не могу найти.

- Вечером наверняка найдешь на обряде дознания. Мы ставки делаем, в чем темная сознается…

- Шутишь? – бестактно прервала  Ива.

- Серьезно,  - по всполошенному виду сестры Хлай догадался, для нее это неожиданная новость. - Мамаша указом, подписанным Клахемом, размахивала. Думал, ты первой узнала.

- Когда?

- Как скроется солнце…

Она испытывала смутные чувства. Из-за грусти, что злыдня Бокаса ликует, досаждая Ло, ее радость угасла.

«Да что ж такое! Тамаа, наконец-то, получит по заслугам, а я не могу вдоволь насладиться моментом! - сожалела Ивая.  - Так, ладно, он упрется и не даст ее в обиду – это досадно, но присутствовать на обряде мне никто не запретит! Буду сидеть на первых рядах, перед длинным носом Тамаа и внимательно слушать! И пусть только обмолвится, что влюбила его ради корысти!»

Хоть что-то за долгий день порадовало.

Ничего сверхъестественного в дознании не было. Обычно того, кто таился, заставляли поститься и не давали спать сутки, а к вечеру следующего дня поили специальным вином. Перед этим собравшиеся Братья и Сестра спорили и строили догадки, в чем признается темный.

Солгать было невозможно. Развязанный язык выбалтывал секреты быстрее, чем ум успевал сообразить, что рассказывает лишнее. Простой и поучительный обряд был одним из любимых развлечений Братства.  Доверчивых излечивал от простодушия, а подозрительных, мнительных и подозревающих каждого в низости, изредка удивлял   добросердечием дознаваемого и даже бескорыстием. Но случалось это, к сожалению, редко.

Для Братства, живущего чужими жизнями и сующего носы в любые щели, любопытство было сродни азарту.  Так уж сложилось, что Тамаа знали многие. Пусть выбор Брата не одобряли, но ее необычность, некоторая легкость… манили. Кроме того каждый желал узнать: как она ни с того, ни с сего стала темной? Привлекла внимание спесивого, дерзкого на язык Долона по велению души или корысти ради?