Территория бога. Пролом - Асланьян Юрий Иванович - Страница 3

Андрей и Светка взялись проводить меня до дому, но я отказался. Скорее всего, сегодня колоть-резать-стрелять не будут… Нельзя сказать, что мне стало сильно страшно, но на всякий случай я решил изменить привычный маршрут возвращения домой: не пошел налево, к троллейбусной остановке, а свернул направо — к трамвайной. И двинулся параллельно линии по городской эспланаде, напоминавшей размерами космодром на каком-нибудь Марсе. Я шел и представлял себя со стороны: черная точка медленно передвигается на фоне первого октябрьского снега, потом останавливается и стоит, ждет чего-то, будто десятка в мишени.

Уставился в заднее стекло трамвая. Прочитал свежую надпись, выцарапанную, похоже, ногтем на побелевшем от первого холода стекле: «Трамвай тухлый. Продаю героин. Оптом. Круглосуточно. Звоните: 65-34-26». Сзади пьяный мужик в кожаной куртке и танкистском шлеме, широкомордый, со вставными зубами, сидел, смеялся и говорил соседу: «Это роман! Да нет — повесть! Больше — целый рассказ!» Будто о короткой истории моей жизни.

Я прошел по вагону и сел на свободное место. Рядом сидела молодая женщина с маленьким мальчиком на коленях. Мальчик пристально смотрел за окно, где то и дело вспыхивали зарницы автомобильных фар. «Мама-а, — пропел он, — а ма-ашины темноты боятся?» «Милый мой, — подумал я, — темноты, наверное, боятся все…»

И только когда мне удалось миновать темный и холодный подъезд, я понял, что сутки еще проживу, может быть даже двое. А если хорошо выпить, то есть вероятность стать вечно живым, бронзовым или гранитным, как вождь и учитель.

В первую очередь надо все хорошенько вспомнить — в моей голове должна находиться одна точка, мерцающая звездочка Вселенной, имеющая неповторимый ракурс истинного света. Надо закрыть глаза и в абсолютной темноте искать эту серебряную точку. Через час показалось, что я уже вижу мерцающий светлячок сквозь какой-то безнадежный осенний дождь. Да, наверное, мне показалось.

Мы пили с Раисом. В Красновишерске, как всегда.

— Хочу в заповедник, — сказал я после третьего стакана. — Туда трудно добраться?

После третьего стакана я всегда глупости говорю. Водка все-таки.

— Да нет, — ответил флегматичный друг детства. — Автобусом доедешь до Ваи. Это сто километров. Потом попуткой до Велса — если, конечно, найдешь такую машину. Сейчас там все гаражи разграблены. Еще километров семьдесят. Потом на лодке километров сто, если найдешь такую лодку — с мотором, бензином и трезвым капитаном. Да такого дурака, который тебя повезет. Понятно, все твои отпускные уйдут на топливо. У тебя большие отпускные? Два-три дня — и ты на месте, если лодка не перевернется.

— А проще нельзя? — спросил я, даже в пьяном виде следуя своему неписаному правилу — чураться всяких социалистических трудностей. Которые можно избежать.

— Проще? — ответил Раис. — Надо сходить к председателю районного комитета по охране природы, достать редакционное удостоверение — и тебя забросят в самый центр заповедника за полтора часа. На вертолете.

После этого мы разлили по четвертой, чтобы не потерять вкус к жизни. Который так и не смогли потерять — до самого утра.

Так это начиналось. Или не так? Когда жена и сын уснули, я прикрыл дверь в их комнату, достал с книжной полки архивную папку со своими газетными материалами и нашел нужный текст. О, гулкая вогульская земля, полная подземных рек…

Все чаще стали появляться вершины, одиноко поднимающиеся над тайгой наподобие замков. Это останцы, каменные куски сохранившихся от разрушения временем, водой и ветром Уральских гор. По правую руку, восточнее, сквозь легкую облачность пробивались силуэты двух вершин, поднимающихся над плоскогорьем Кваркуш. И вскоре пошла синяя волна хребта Чувальский Камень. Вишерский заповедник.

Через несколько минут вертолет стремительно вошел в воздушное пространство, замкнутое горными хребтами. И потом с креном разворота начал, будто ритуальный, спиральный спуск. Вершины гор и деревьев завертелись вокруг, а когда замерли перед посадкой, вращаемый винтом воздух поднял с земли и стремительно повел по строгим кривым праздничного танца тысячи красных, желтых и еще зеленых листьев. Вертолет уже ушел на север, а листья эти еще падали в холодную, быструю, темную, но прозрачную воду каменистой речки Ольховки.

Как-то в августе неизвестные поставили здесь сеть. Мой проводник Яков рассказывал, что они — трое инспекторов по охране заповедника «Вишерский» — преследовали браконьеров через Пут-Тумпский хребет до Сибирёвского прииска. Там золотодобытчики сказали, что неизвестные действительно находятся в поселке. Но те услышали о приходе инспекторов и успели исчезнуть в ночной темноте.

Мы стояли в центре южной, самой высокой части государственного природного заповедника «Вишерский», у избушки на берегу Ольховки. На западе горизонт полностью перекрывал Тулымский хребет — гольцы, сплошной голый камень, покрытый мхом, будто медь патиной, на солнце — цельный светло-зеленый, стальной, при облаках — серый. И только в бинокль я разглядел, что хребет не монолитный, что он состоит из отдельных камней, из тысяч глыб, разных цветов и оттенков. Тулым… А вогульское название — Лув-Нёр, переводится как «Хребет лошади» (1469 метров над уровнем моря). Прямо напротив нас поднималась такая же голая вершина Ишерима, а справа, если стоять лицом к северу, — хребет Ольховочный. Мы прибыли сюда с Яковом Югриновым, сорокалетним инспектором заповедника, высоким, стройным и сильным.

Белые стволы, желтые листья берез, горящие узкие листья рябин, зеленые, темные кедры. Эти леса — одни из немногих в мире, что соответствуют статусу эталонных; эти реки — нерестилища самой крупной в области популяции хариуса. Здесь живут бобры и медведи, утки и боровая птица.

В просторной избушке тепло. Запах дерева, хвойного лапника, дыма и чая. Шумит, как непрерывный эфир Вселенной, вода Ольховки. Я вспомнил: один местный житель рассказывал, что своими глазами видел, как появлялись здесь самолеты со стороны Свердловской области — сбрасывали на парашютах продукты и снаряжение для тех, кто сами себя называют «бандами» и живут по законам беспардонных добытчиков зверя, дичи, рыбы и минералов (последние называют себя «хита»). Приходят они из-за Уральских гор. На вертолетах прилетают. «Недавно видели один такой борт — не разглядели номера». Яков вел тогда художников и уже вне заповедника встретил четырех охотников. «Ребята, вам не стоит соваться туда — там инспектора, они могут конфисковать ваши ружья». И сразу же получил ответ: «А мы стрелять умеем». — «Только не забывайте, инспектора тоже стрелять умеют, а кроме того, закон на их стороне, что будет учитываться в зале суда».

На стене у столика висит на шнурке тетрадь — книга учета посещений урочища «Ц». Читаю последнюю запись, сделанную за два дня до нашего появления: «Бродяга Альфа с матерым компаньоном. Нарушители, но, конечно, таковыми себя не считаем. В избе постарались оставить порядок. Урон заповеднику нанесен в виде человеческого запаха и следов, но это все выветривается и смывается. Почистили тайгу от валежника, съели пять грибов, немного черники и голубики. Просим прощения у закона, у кодекса…» И подпись. Ниже прочитал еще один текст с подписью: «Финнэ, художник». И еще: «Этническо-экологическая группа. П. Оралов. А. Жданов. Идем восьмой день — от манси, с Вижая. Были у всех Бахтияровых. Сегодня ночевали на метеорологической станции. Попытаемся перейти на Свинимское плёсо. Пропуск № 3-95 г.».

Утром мы снова прочесывали склон хребта. А нарушитель пришел сам: когда мы вернулись, он сидел у избушки, курил сигареты «Кэмел», щелкал дорогим итальянским фотоаппаратом. Высокий и, видимо, сильный, симпатичный, с копной пшеничных волос и полным боекомплектом зубов.

— Да, я нарушитель, документов нет. И штраф с меня не возьмете, поскольку безработный, да…