Fighting To Forget (ЛП) - "justinmakesmebelieve" - Страница 41

Щелкаю. Ничего не чувствую. Затягиваю еще туже.

Щелкаю. Ничего. Провожу ногтями по предплечью.

Горит. Да, черт возьми, да.

Я кусаю губу, цепляясь за кольцо в губе и сильно дергая его зубами. Низкий стон вырывается из моей груди. Ногти впиваются глубже, и я снова веду ими вверх по руке. Кожа рвется, кровь идет следом.

Давление в груди ослабевает. Всё вокруг меня растворяется. Мне нужно больше, гораздо больше.

Стянув штаны, я включаю горячий душ. Я забираюсь внутрь и позволяю обжигающей воде ударить в самую чувствительную часть моего тела. Самая грязная часть.

Боль так велика, но я заставляю себя принять эту мучительную пытку. Это то, чего я заслуживаю. Это то, чего я жажду.

Начав с головы, я зарываюсь руками в волосы и тяну, разрывая кожу на голове. Я грязный, навеки запятнанный воспоминаниями о своем прошлом. Я царапаю себе лицо до самой шеи, и эта резкая боль — единственное, что удерживает меня на земле. Грудь, руки, живот—каждый дюйм моего тела был осквернен извращением.

Я скребу сильнее, быстрее.

Меня хватают и гладят чужие руки. Губы у шеи. Горячее дыхание у уха. Я весь покрыт ими. Каждый мужчина, который использовал меня, манипулировал моими чувствами, лишал меня невинности, все они оставляли свой след.

Кожа собирается под ногтями, и кровь окрашивает воду у моих ног.

Я когда-нибудь от них избавлюсь?

Мак

Несколько секунд я стою на подъездной дорожке и смотрю, как все, вокруг чего я строила свою жизнь, уезжает. И я поняла, что ни за что не отдам его.

Самое худшее, чем он может угрожать, вызвать полицию? Хорошо. Штраф, несколько месяцев тюрьмы или еще что. Мне все равно. Однажды я его подвела. Больше я так не сделаю.

Натянув пару леггинсов, я натягиваю сапоги и бегу к гаражу. Я закидываю ногу на мотоцикл и завожу двигатель.

— Ну давай, — я тяну назад дроссель, готовая вылететь из гаража, когда чертова дверь поднимется.

Как только она открывается, я резко давлю на газ и выезжаю, даже не потрудившись закрыть обратно. Трикс скоро должна быть дома, а если нет, то черт с ней. На данный момент ничто не имеет значения, кроме Джастина.

Ветер треплет мои волосы и хлещет по лицу жалящими укусами. Я пролетаю через знак «стоп», мчась, пока не оказываюсь на парковке его дома.

Я замечаю его грузовик, припаркованный сбоку. Узел мертвым грузом падает у меня в животе, когда я понимаю, что сделала с ним. Я встаю и хлопаю передним колесом, чтобы запрыгнуть на бордюр. Въезжая по тротуару в недра его комплекса, я направляю свой байк к его входной двери. Он не может уйти от меня, не так. Я должна объясниться. И если мне придется въехать на байке через его входную дверь, чтобы добраться до него, я, блять, въеду.

Я спрыгиваю с мотоцикла и готовлю кулак, чтобы постучать по двери, но она широко распахивается.

— Что за…?

Внутри темно, как будто никого нет дома, но его ключи лежат на полу в фойе. Его ботинок тоже тут нет. Я сглатываю и захожу внутрь, закрывая за собой дверь. Свет снаружи проникает в окна, но я нигде его не вижу. Стоя в огромном пространстве темной, холодной комнаты, я напрягаю слух. А что это за звук? Вода? Он в душе.

Я на цыпочках иду в сторону ванной, но какой-то звук заставляет меня застыть на месте.

— О нет, Джастин…

Громкие, неконтролируемые рыдания раздаются сквозь звуки его рвоты. Слышимое сердцебиение пронзает мое тело, и я сгибаюсь пополам. Упершись руками в колени, я дышу сквозь невыносимую боль от того, что слышу его голос.

И точно так же, как тогда, меня переполняет потребность утешить его. Я делаю глубокий вдох и иду к двери. Он что-то бормочет себе под нос. Я прижимаю ухо к дереву и закрываю глаза, желая, чтобы он почувствовал мое утешение.

— Я не могу смыть, — его голос срывается.

— Ш-ш-ш… Я здесь, — я шепчу слишком тихо, чтобы он не мог меня услышать, но надеюсь, что где-то в глубине своего сердца он чувствует меня здесь. — Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя.

— Блять, — единственное слово пронизано болью и потрясением.

Мои глаза распахиваются, и сердце начинает биться быстрее. Воспоминания о том дне, когда его увезли медики, покрытые его собственной кровью, ослепили меня паникой. Сделает ли он это снова, когда вокруг нет никого, кто мог бы его спасти? Нет, я не могу этого допустить. Он не может умереть.

Моя рука сжимает дверную ручку, и я толкаюсь в ванную, не осознавая, что делаю. Комната большая и наполнена паром, так что я не могу понять, где он, следуя за звуком его мягкого хныканья. Должно быть, он не слышал, как я вошла из-за шума душа.

Пар начинает рассеиваться, и я вижу очертания большой кабинки со стеклянной дверью.

— Джастин.

Он свернулся калачиком, обхватив руками голени и раскачиваясь. Он, кажется, не замечает меня, поэтому я подхожу ближе.

А потом я вижу кровь. И очень много крови.

Я падаю на кафельный пол и спешу к стеклу, мои руки распростерты на прозрачном барьере.

— О Боже, Джастин, что ты наделал?

Он перестает раскачиваться, но не поднимает глаз.

— Джастин. Поговори со мной.

— Мне пришлось, — крепко прижимая ноги к телу, кровь из его рук создает красных змей, которые скользят вниз по его татуированным голеням. — Они не перестанут меня трогать.

— Они больше не причинят тебе вреда, — слезы щиплют мне щеки.

— Не правда.

Я слишком долго наблюдала издали, как страдает Джастин, запертый за дверью или скованный нашим прошлым. Но эти вещи больше не могут удержать меня от него.

Я открываю дверь душа и забираюсь внутрь вместе с ним. Вода бьет меня по спине в обжигающем натиске. Я вижу большую часть повреждений на его руках и шее, но я не знаю, что он скрывает в тех частях, которые я не вижу. Я осматриваюсь в поисках ножа, чего-нибудь острого, но ничего не нахожу. Я щурюсь сквозь туманный воздух на его испещренную отметинами кожу. Царапины. Похоже, что он сделал это своими собственными руками.

Преследуя одну цель, я пересекаю душевую кабину и обнимаю его за плечи. Он наклоняется ко мне, но не ослабляет хватки на голенях, держась в безопасности своего маленького пузыря. Я всегда так хотела сделать, когда мы были детьми: утешить его и позволить ему плакать в моих объятиях.

Он такой маленький в моих руках, хрупкий и драгоценный. Он дрожит с каждым вздохом. Крошечные всхлипывания срываются с его губ.

— Споешь мне? — его голос так тих, что я не услышала бы его, если бы не была так близко.

Я напеваю «Тихая ночь», и его дыхание успокаивается. Да, это работает. Я продолжаю петь слова, и он перестает дрожать. Снова и снова я пою эту песню, пока вода в душе не остывает.

Моя одежда промокла, и я дрожу. Но что еще более важно, мне нужно вытащить его отсюда, чтобы я проверила его раны.

— Я должна проверить твои руки.

Его тело мгновенно становится твердым. Он отстраняется и сбрасывает мои руки. Он медленно поднимает лицо и поворачивается ко мне. Я впервые вижу его лицо с тех пор, как он уехал из моего дома, и одно можно сказать наверняка.

Это уже не Джастин.

Его глаза холодны, мертвы, как и те проблески, которые я видела раньше, но это совсем другое. Он смотрит на меня как на незнакомку, непрошеную гостью, которая пришла сюда, чтобы украсть все, что ему дорого.

Тихий голос в моей голове говорит, что, что стало хуже. Я — его враг. Я ворвалась в жизнь Джастина и, как вор, отняла у него покой. Мои ладони потеют, и я начинаю дрожать от холода, от которого стучат зубы. Он прав. Я ничуть не хуже своих родителей.

— Уходи, — его голос низкий и угрожающий.

— Я тебя так не оставлю, — я отползаю назад, пока не упираюсь спиной в стекло.

— Я сказал, убирайся! — его крик эхом отдается от кафельных стен.

Он вскакивает, и я несколько секунд осматриваю его обнаженное тело в поисках других ран. Его грудь исцарапана вместе с внутренней стороной бедер, но кажется, что его руки и шея получили худшее. Он снимает с вешалки полотенце и оборачивает его вокруг своего тела. Белый цвет сразу же становится розовым в некоторых местах от крови, но ему всё равно.