Две стороны монеты (СИ) - Каховская Анфиса - Страница 13

Щербан покаянно молчал, лишь щечки его чуть шевелились.

Аскалон нагнулся и перевернул тело на спину. Лежащий застонал и открыл глаза. Вместо лица у него была сплошная ссадина, длинные волосы спутаны, неопределенного цвета рубаха порвана и пропитана кровью.

- Это не он! – Сказал Аскалон, взглянув в мутные глаза арестованного.

Губы того дернулись в усмешке:

- Наследник… Не узнал?.. - Голос у Ворона был глухой и хриплый.

Аскалон обвел всех взглядом, таким взглядом, что начальник тюрьмы подпрыгнул, будто в его стуле была пружина:

- Не извольте беспокоиться. Сейчас я приведу врача. Через час он будет, как огурчик. Перемудрили слегка. Доктор у нас – просто волшебник. Мертвых на ноги ставит!

Он еще долго извинялся и прыгал вокруг Наследника, предлагал то кофе, то сигару, то прогуляться, но Аскалон лишь мрачно ждал, когда прибывший с невероятной скоростью врач закончит свое дело.

В одном начальник не подвел – врач, и вправду, оказался кудесником: через час Ворон уже сидел на стуле посреди комнаты и глаза его светились обычным насмешливым огоньком. Его переодели в чистую рубашку, перевязали большую рану на плече, обработали все ссадины. Начальник стоял возле Наследника в позе официанта, готового принять заказ. Хомяк Щербан куда-то пропал.

- Ты можешь говорить? – Аскалон встал напротив, опершись на стол.

Ворон ответил длинным грязным ругательством.

- Да как ты смеешь! – Взвизгнул начальник тюрьмы и ударил его по лицу.

Ворон только поморщился.

- Слушайте, - не выдержал Аскалон. – Выйдите отсюда. Я сам с ним поговорю.

- Но… - проблеял начальник, - он же…

- Я приказываю вам оставить нас. Если понадобитесь, я позову.

Когда они остались вдвоем, Аскалон приблизился к Ворону:

- Слушай, я ценю твой богатый словарный запас, только я ведь пришел не за тем, чтобы впустую поразвлечься. Ты знаешь, что мне надо.

- Зря потратил время, - Ворон посмотрел в потолок. – Можешь ехать обратно.

- Ты скажешь мне, где она.

Ворон лишь усмехнулся.

- Ты не хочешь отомстить этой гадине, которая чуть не убила тебя и из-за которой ты попал сюда?

- Не хочу. Здесь неплохо. Я бывал в местах и похуже.

- Так, - задумчиво проговорил Аскалон. – Значит, угрожать тебе бессмысленно.

- Да. Извини, что разочаровал.

- Не понимаю. Вроде ты не производишь впечатление идиота, а ведешь себя…

- Впечатление обманчиво. Я полный идиот. У меня отсутствует здравый смысл. Со мной трудно договориться.

- А я и не собираюсь с тобой договариваться! Не в моих правилах договариваться с такими подонками, - Аскалон пытался сохранять хладнокровие, но никак не мог перехватить инициативу в свои руки, и это его выводило из себя.

Он чувствовал, что находится в тупике. Трудно угрожать человеку, которого не сломили пытки и который не боится смерти. Но отступать Наследник не собирался:

- Слушай, с твоей помощью или без нее, но я все равно найду и убью эту тварь. Я не отступлюсь, поверь мне.

- Деточка, мой тебе дружеский совет: оставь Виринею в покое. Она тебе не по зубам, - Ворон говорил серьезно, насмешливые искорки в глазах погасли. – Не один ты мечтаешь убить ее. Только это невозможно. Потратишь впустую свои силы. Месть выест твою душу – и ты превратишься в тень. Очень грустно жить на свете, когда главная цель – месть.

- А как жить, не отомстив за друга? Я не успокоюсь, пока не отомщу.

В глазах Ворона снова заплясали чертики:

- Ты щенок. Я хотел тебе помочь, но раз тебе настолько опротивела жизнь, иди и попытайся убить ее. Признаться, она обожает такие спектакли, как устроила на острове. Она будет безумно рада встретиться с тобой снова.

Лицо Аскалона дернулось, он схватил Ворона за больное плечо – тот взвыл.

- Сволочь, ты мне скажешь, где она! Или я убью тебя прямо сейчас!

Аскалон даже не представлял, что в нем скопилось столько ненависти к этому человеку. Он еле заставил себя отойти, чтобы не осуществить свою угрозу.

Ворон тяжело дышал, на лбу его выступил пот:

- Ну вот. Другое дело. Теперь все по правилам, можем поговорить начистоту. Делай со мной что хочешь – я тебе ничего не скажу. Ни-че-го. И Виринею тебе никогда не поймать, хоть ты позеленей от злости. А я за нее на смерть пойду.

- На смерть?! – В два прыжка Аскалон снова оказался рядом. – Так ты думаешь, что тебя казнят? Нет, друг мой. Виселица – слишком легкое наказание для тебя. Ты будешь жить долго, я позабочусь об этом. Слышал ты такое название – Черный остров?

И впервые Аскалон почувствовал удовлетворение, увидев, как смертельно побледнел Ворон при этих словах. Наконец-то он нащупал его слабое место, и Наследник поспешил развить успех:

- У тебя десять минут. Если за это время ты мне не расскажешь все, что знаешь, то через два часа ты окажешься там.

- Два часа? Столько вершится правосудие в нашем Городе? Впечатляет.

Аскалон не ответил. Он уселся на диван, демонстративно посмотрев на часы. Ворон молчал, опустив голову. Так прошло около десяти минут. Наследник видел, что его противник вот-вот сломается, и терпеливо ждал.

- Что ж, - тихо сказал Ворон. – Пожалуй, я расскажу тебе кое-что. Я хочу, чтоб ты понял меня, - он помолчал. – Я люблю ее. Люблю так, как никого не любил. Я и в банду пошел только, чтоб быть с ней рядом. Я давно не надеюсь на взаимность – она не умеет любить никого, кроме себя. И я знаю, что она самое подлое из всех человеческих существ, которые когда-либо жили на свете. И все же я никогда не сделаю ничего, что могло бы повредить ей. Черный остров так Черный остров. Я все сказал. Зови своих костоломов.

Аскалон сидел как громом пораженный. Про два часа он сказал просто так, думая, что этим-то наверняка испугает Ворона. Но ошибся. И вот теперь надо было выполнять обещание, чтобы не оказаться пустым болтуном.

Во Дворец Аскалон возвратился совершенно раздавленный. Дело, которое он считал легким, оказалось ему не по силам. Он так и не узнал, как найти Виринею.

Ворона увезли сразу же, и хотя Аскалон ничуть не жалел его, он никак не мог отделаться от ощущения, что совершил какую-то гнусность. Наследник великого Города не мог преступать закон, осуждать кого бы то ни было без суда было аморально. Единственное, что его оправдывало, это чрезвычайные обстоятельства. Совесть его была чиста, но почему-то на душе у него было так тяжело, что он не мог вздохнуть полной грудью.

Разговор с отцом, который ждал его возвращения, несколько облегчил его душу.

- Запомни, сын, тебе рано или поздно предстоит стать Правителем, - сказал ему Ангелар, - а это значит, что не раз тебе придется принимать сложные решения. Научись перешагивать через себя, загонять вглубь души свои чувства, контролировать эмоции – без этого невозможно быть Правителем. Да, мы простые люди, и нам не чужды ни сострадание, ни боль, ни разочарование. От этого не избавиться, ты никогда не станешь железным: у тебя будут и слезы, и муки совести. Это не плохо, иной раз даже помогает. Главное, не позволять им взять над собой верх. Сегодня ты знал, что поступаешь правильно, и хоть тебе было тяжело, ты послушался рассудка. Это первая твоя небольшая победа, как будущего Правителя.

- Победа? – Горько спросил Аскалон. – Какая же это победа, если я ничего не узнал, и теперь надо начинать все сначала.

- Ну что ж. Отрицательный результат – тоже результат. Мы исключили одну возможность – значит, можем переключиться на другие.

- Что-то я не помню, чтобы у нас были другие варианты решения этой задачи.

- Сын, уныние – жесточайший из грехов. Постарайся не впадать в него. Человек жив до тех пор, пока он действует. Итак, что мы предпримем?

Аскалон развел руками.

- Знаешь что? По-моему, самое время собрать Совет Старейших, - сказал Правитель.

На том и порешили.

Черный остров был местом легендарным. Добропорядочные граждане с замиранием сердца передавали друг другу изобилующие кошмарными подробностями мрачные рассказы о нем, а граждане недобропорядочные старались вовсе не упоминать его, так как достоверно знали (правда, откуда, непонятно), что тот, кто туда попадет, каждую минуту будет жалеть о том, что не умер раньше. Преступники всех родов, услышав про какого-нибудь своего товарища, что он угодил в тюрьму или на виселицу, говорили: «Повезло!», и все понимали, что имелось в виду. Любая участь считалась завидной по сравнению с участью тех, кто оказался на Черном острове. Так было принято думать, хотя не было никого, кто мог бы подтвердить это – оттуда никто не возвращался.