Танец над вечностью (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 11

— Оставь нас с сестрой Софией, — коротко приказал Даугав, осадив скакуна, и служанка послушно приотстала, бросившись помогать кому-то с поклажей.

— Что-то случилось, воевода? — решила я первой начать разговор, не замедляя шаг и вынуждая мужчину подстраивать коня под пеший ход.

— Неспокойно сейчас на дорогах. Княжеская власть ослабла из-за переворота, беспорядки кругом. Дурные слухи ходят… — Даугав как будто разговаривал сам с собой, но я чувствовала на себе его внимательный взгляд. — Войну пророчат с Гарлегией…

— Единый защитит всех своих детей, — твердо заявила я. — Что хотел? Говори прямо.

Голова болела и плохо соображала от недосыпа и повторяющихся дурных кошмаров. Не хватало мне еще в политику лезть, и без того забот хватало. Про находку в шатре купца я предпочла забыть.

— Дозоры княжеские лютуют, — продолжал как ни в чем не бывало воевода. — Все ищут кого-то, каждого путника досматривают, обыскивают…

— За своего боишься? — намеренно кивнула я на последнюю подводу.

Даугав едва слышно выругался и спешился.

— Ничего тебя не пронимает, зараза. Это тебе бояться надо! Полюбуйся, кого ищут!

Он толкнул меня в плечо и сунул листовку. Портрет меня позабавил какой-то излишней невинностью черт. Плохо выполненная копия рисунка Тени, несомненно, ее рука. Но когда она успела меня нарисовать? И главное, для кого? Неужели этот пакостный инквизитор заранее подсуетился? Я пожала плечами и скомкала листовку в руке. Отпираться было бессмысленно, однако воевода не спешил отдавать приказ о моем заключении под стражу.

— Я сразу понял, что с тобой что-то неладно. Серый Ангел… — протянул воевода. — Или Цветочек?.. Тебя арестуют, едва мы въедем в предместья Ихтинборка.

— Даугав, избавь меня от долгих церемоний. Что ты хочешь?

— Я слышал о Цветочке. Поговаривали, что она сумасшедшая, но всегда держала слово.

Под ложечкой неприятно заныло. Кажется, я опять вляпалась в очередное дерьмо.

— А еще поговаривали, что ее услуги стоили очень дорого! — огрызнулась я.

— Ты не в том положении, чтобы торговаться. Но прежде я хочу убедиться, что ты — Цветочек. Назови сумму, которую заплатили твоей банде за Блоху.

Я приподняла бровь. Откуда он вообще знает об этой сделке?

— Тысяча золотых.

Воевода поскучнел.

— Жаль. Придется сдать тебя страже…

— И девяносто шесть золотых сверху. По одному золотому за каждый шип.

— Демон раздери! Все-таки ты!.. — пальцы Даугава сомкнулись на моем запястье и дернули руку вверх. — Кто бы мог подумать, что вот так встретимся!

— Воевода, у меня абсолютная память, и я тебя раньше не встречала, — отрезала я, подавив желание заехать ему коленом в пах.

Мы застыли друг напротив друга, а нас обтекали фургоны, подводы с грузами, пешие путники, бойцы варда.

— Обещай! Обещай выполнить мою просьбу, и я отпущу тебя.

— Отпустишь? Куда? На съедение волкам? — я кивнула на безбрежную снежную равнину полей и тонкую кромку леса, темнеющую вдалеке.

— Дальше тракт разветвляется. Одна дорога ведет в Ихтинборк, а другая в Винден. Ты поедешь по второй. Возьмешь подводу и двух моих бойцов. Доберешься до поместья Седвига. Там дождешься меня. А потом… Поможешь моему побратиму.

— Это он в подводе?

— Да. Беглый каторжник. Обещай, что поможешь ему бежать в Гарлегию.

Перед глазами встало переплетение дорог и рек, искусно нанесенное на тонком себярском шелке. Поэтому воевода так трясся? Из-за тряпицы с детальной картой княжества? Мое давешнее предположение оказалось верным. Когда я полила теплой водой землю в шатре купца, то обнаружила пропажу. Шелк был настолько тонким, что выскользнул из шкатулки, мгновенно впитал кровь, потемнел и сделался незаметным, намертво вмерзнув в землю. Я оставила его лежать, где был, не желая ввязываться в еще одну историю. Но, как обычно, у Единого на меня были свои планы.

— Обещай! — хватка воеводы усилилась, и запястье отозвалось злой болью.

— Обещаю… — обреченно выдохнула я.

На развилке дорог мы с Тенью перебрались в подводу вместе со своими скромными пожитками и распрощались с торговым обозом. Путь на Винден был плохо расчищенным, неровным, и каждая встряска отзывалась во мне вспышкой острой боли в висках. Я забралась внутрь повозки и спросила:

— Как тебя зовут?

Ответом мне было молчание. Укрытый рогожей беглец отвернулся, в темноте был виден лишь его седой коротко стриженый затылок.

— Знаешь, что случается с людьми, которые не желают говорить мне свое имя? — я немного подождала ответа, но тщетно. — Я называю их сама. По собственному усмотрению. Ты будешь… Ежом.

Каторжник зашевелился и наконец обернулся. У него были глубоко запавшие на бледном лице карие глаза, борода и выдающийся нос с горбинкой. Тяжелый взгляд презрительно мазнул по мне, как по пустому месту. Я мстительно добавила:

— Даже не Ежом, а Ёжиком.

Я протянула руку, чтобы щелкнуть его по носу, но реакция оказалась отменной. Он перехватил меня за запястье и ощерился. Впереди не хватало пары зубов.

— Пошла вон!

Я спокойно разглядывала его, а потом поинтересовалась:

— Что у тебя с ногами? Давай говори, а будешь кочеврыжиться, вышвырну на мороз и оставлю подыхать.

— Не лезь ко мне, сука, — процедил он, вновь отворачиваясь. — Тебя наняли защищать, вот и делай свое дело. А меня оставь в покое.

Признаться, он меня разозлил.

— А вот грубить мне не надо, — прошептала я ласково у него над ухом. — А то не досчитаешься еще пары зубов, Ёжик. Я обещала переправить тебя в Гарлегию, но в каком виде ты туда попадешь, будет зависеть…

Повозка резко накренилась, обрывая на полуслове. Снаружи раздались встревоженные окрики бойцов. Я поторопилась выглянуть. Мы уже свернули с главного тракта, направляясь в отдаленное поместье Седвига, однако здесь дорога была плохо почищенной. Повозка наехала колесом на невидимую под снегом упавшую ветку, ось не выдержала веса и лопнула. Демон!

— Сколько до поместья? — спросила я одного из бойцов.

Он покачал головой.

— Десять миль. Он не дойдет. Надо чинить.

— Темнеет. До ночи успеете?

— Нет. Надо делать привал.

С ногами было все плохо. Ёжика тащил на себе один из бойцов. Оставив бесполезную повозку, мы двинулись вглубь леса и наткнулись на стоянку бродячих циркачей. Они заняли удобное для лагеря место, с подветренной стороны больших серых валунов. В очаге потрескивал огонь, булькала похлебка, суетилась беззубая старуха, с фальшивой приветливостью рассаживая нас у костра. Я хмуро оглядела три зеленых фургона, разрисованных ярко-красными кругами, тощих пугливых коней, которым никто не удосужился задать корма или почистить, лениво переговаривающихся между собой циркачей. Было удивительно тихо, только слышно, как в фургоне заходится в скулящем лае собака. Кстати, а почему пес внутри? Почему не слышно привычного гомона бродячей жизни артистов: песен, смеха, ругани? Я вдруг почувствовала себя загнанным в ловушку зверем, которого пришли добивать. Ярмарочная мелодия из сна крутилась в голове.

— Почему вы путешествуете зимой? — спросила я рыхлого широкоплечего здоровяка, который жадно заграбастал миску и лакал похлебку без ложки, словно голодная псина.

— А вы? — положа великану руку на плечо, вместо него ответил лысый коротышка с лицом, на котором застыла, как приклеенная, холодная улыбка. — Какая нужда выгнала в непогоду {вас}?

Лживое зеркальное отражение. Обманчиво, неправильно. Плач шарманки. Как во сне. Я стала подниматься, но не успела даже подать знак тревоги. Короткое бульканье, хрип, чавкающий удар. Одного из бойцов полоснули по горлу, второму размозжили голову. Звук завалившегося прямо в костер тела, захлебнувшийся вскрик Тени. Кто-то сзади усадил меня обратно. Я замерла, глядя в равнодушные серые глаза лысого предводителя. Кривое отражение меня. Почему?

— Этого добить? — спросил один из бандитов, подняв за шиворот яростно извивающегося Ёжика.