Обещание (СИ) - "Эвенир" - Страница 46

Икеда решительно захлопнул крышку, чтобы погасить манящее сияние.

— Отдашь его мне, когда я вернусь за тобой, Лапа. Пойми, это целое состояние. Я не могу взять его и уехать.

— Какая разница, если ты всё равно вернёшься? — пожал плечами Кэйлани. Он выглядел очень расстроенным. — Когда же ты улетаешь?

— Завтра. Проедешься со мной в космопорт?

Кэйлани посмотрел на Стаха очень серьёзно и по-взрослому. Ответил:

— Нет. Простимся сейчас.

Они ещё долго стояли, обнявшись, а потом Кэйлани мягко выскользнул из его рук и, глядя прямо в глаза, сказал:

— Иди.

И он ушёл.

В космопорт Стаха отвёз Пятачок. Икеда предпочёл бы беспилотный глайдер посольства, но Бритт настоял на своём. В знак признания заслуг, а также в знак доверия Стах рассказал ему всю правду о событиях на орбитальной станции. Народ же Эхмейи получил, в общем-то, правдивую, но немного купированную версию: убийца-эхмейец пробрался на станцию, затеял стрельбу и был убит. В ходе перестрелки также погиб гирарданский полицейский. Его венчурианский коллега отделался лёгким ранением. Кейяре не пострадал. Всё вроде бы верно. И всё так лживо. Даже имени шефа Калеа не упоминалось, хотя именно он возглавлял расследование, и он же с победным отрядом прибыл на станцию, чтобы разгребать там дерьмо. На прощание и тоже в знак признательности Калеа сбросил Икеде на комм что-то вроде дневников Бэйна. Стах не собирался их читать. Но неожиданно откровения больного рассудка увлекли его. Стах чувствовал, как увеличивалось расстояние между ним и Кэйлани, будто натягивалась какая-то острая нить, того и гляди — разорвётся, и оттого болезненные вымыслы убийцы каким-то образом резонировали с его собственной тоской. Слова человека, сведённого с ума горем, совершившего страшные преступления и погибшего жуткой смертью, не то чтобы объясняли весь этот ужас, они стали его продолжением, его частью.

Стах раскрыл комм.

«Ты снова уходишь от меня.

Я был терпеливым и осторожным, будто охотник на пугливых иллу. Я приглядывался к тебе издалека и ждал своего часа. Ты была одинокой и испуганной, маленькой кейяре в чужом роде, среди чужих людей. Я старался порадовать тебя подарками: ярким букетом утренних цветов, новым альбомом модного художника, корзинкой спелых ягод. И я дождался своего часа. Я не был единственным, кто услышал твой Зов. Эта толстая сука Вейра, добрый Виру, ведь она когда-то обратила и меня, а туда же. Но я успел первым. Я помню твой испуганный взгляд, когда я запер дверь полутёмной спальни и обернулся к тебе. Иногда мне кажется, что именно тогда ты сделала первый шаг прочь, первый шаг от меня.

Я не бросил тебя лицом в подушки, не разорвал одежды, не впился зубами в беззащитную тонкую шею, хотя Мей знает чего это стоило мне! Я раздевал тебя медленно и осторожно, покрывая поцелуями каждую пядь открывшейся взору кожи: тонкие ключицы, маленькие розовые соски, плоский подрагивающий живот. Я взял тебя лицом к лицу, глядя тебе прямо в глаза. А ты сделала ещё один шаг прочь, когда я наполнил тебя своим семенем. Когда с именем великого Мей на губах я соединился с тобой и сделал тебя своей. Но ты никогда не была моей, не так ли?

Ты обратилась в удивительную женщину, юную и прекрасную, с тонким станом и маленькой грудью. Как я любил целовать твою грудь, ощущая её нежную упругость, удивительную гладкость сосков, запах твоей кожи. Как я любил ложиться между твоими округлившимися коленями и наполнять тебя собой, своим жаром, и жаждой, и жизнью. И каждый раз, принимая меня, сливаясь со мной, ты делала ещё один шаг прочь. Я этого не видел. Я был так счастлив!

Что заставило тебя предать меня? В чем я ошибся?

Но знай, я не отступлю. Я снова узнаю твой кроткий взгляд, робкую улыбку, грацию скованных стеснительностью движений. Сопротивление девственного тела, судорогу боли, страх в широко распахнутых глазах. И снова ты уходишь от меня, не дав мне ничего, кроме пустой телесной оболочки. И тогда я уничтожаю эту оболочку, обнажаю её уродство, её грязь и грубость, отвратительную никчёмность сломанной куклы! Но сначала глаза, да, сначала глаза, их ложь и притворство, страх и неподвижность разбитого зеркала…

Моя жизнь, моя судьба. Моё нарушенное обещание».

— Ты слушаешь меня, Икеда? Если вы зарегистрируете ваш брак в посольстве, то в лагерь Кэйлани приедет уже супругом гражданина Содружества. Это существенно ускорит процесс, так сказал Клаус Чен, советник по вопросам эмиграции, он вполне компетентен…

— Спасибо, Бритт. Останови вот здесь. Эх, приеду на Землю, сразу куплю пачку сигарет и бутылку виски!

— Пришли мне фото, Стах. С Земли, — вдруг попросил Бритт, стесняясь.

Стах хлопнул его по плечу.

— Обязательно! Ты уж не забудь, навещай моего молодого мужа! Давай, спасибо за всё!

Снова челнок, большой, на сотню пассажиров. Где-то кричит ребёнок, рядом бормочет молитвы толстый эхмейец. Видимо, боится летать. Всё-таки правильно он сделал, что не взял микриллиевое богатство Кэйлани. У него всё равно остался один маленький сувенир, одна смешная вещица на память: нитка бус, мелкие ракушки, выкрашенные в серебристый цвет. Он помнит, как блестели они в светлых волосах его Лапы. Только бы он дождался. Три месяца – срок немалый.

Стах снова достал комм, открыл нужную страницу.

«Я узнаю тебя из тысячи. По тому, как медленно склоняется твоя голова, будто под звуки неслышимой музыки. По тому, как больно сжимается в груди глупое сердце. У тебя много имён. Сейчас ты зовёшься Кэйлани Ола. Я знаю, в этот раз всё получится. Я увезу тебя и сделаю своей. Я обращу тебя в прекрасную женщину. Ты будешь любить меня. Ты будешь мне покорна. Я подарю тебе миры и планеты, а взамен возьму всю тебя: твои желания и страхи, мечты и надежды, сладкие сны и дурные предчувствия. Кэйлани Ола. Моя жена».

Звездолёт — точная копия того, что принёс его сюда, на Эхмейю, тысячу лет и целую жизнь назад. Даже бортпроводница как будто та же. Впрочем, все они похожи. Алгоритмы отбирают женский типаж, наиболее благоприятный для психики пассажиров, как женщин, так и мужчин. В результате все они на одно лицо. Неужели по пути сюда он действительно трахнул одну из них? Но это было до Кэйлани. До отлёта ещё достаточно времени, но он разделся и лёг в капсулу. Чужие слова возникли в сознании, будто вырезанные ножом на коже:

«Когда этот кейяре по имени Луана, который только прикидывался тобой, увидел, что я застрелил его глупого дружка, он попытался удрать. Подпрыгнул и уцепился за край люка. Мне пришлось стянуть его вниз. Он упал и ударился, но всё ещё продолжал трепыхаться. Это совсем не ты! Мне стало горько, так горько. Как я мог так ошибиться? Я стянул с его волос верёвку и накинул ему на шею. И вот тогда его глаза стали правильными. Твоими. Тогда я понял, что хочу его. Тебя».

Сообщение об отлёте, повторённое на нескольких языках, сонный газ, наполняющий капсулу, знакомый маслянистый привкус на языке. Слова мёртвого безумца:

«Теперь ты не уйдёшь от меня. Ты думаешь, что хочешь звёзд, межпланетных кораблей, пушистых зверей с Земли. Ты ошибаешься. Всё, чего ты хочешь, это быть моей женой. Я докажу тебе это. Когда ты покоришься мне, я подарю тебе мир. Кэйлани Ола, моя жена».

Стах засыпал с улыбкой на губах. Каким всё-таки идиотом был этот Бэйн, недоделанный командор. Кэйлани — покорная жена? Да более строптивого, своевольного существа не сыщешь во всём мире. И этот псих думал, что сможет подчинить себе его Лапу? Его серебряного мальчика…

Вот если бы когда-нибудь привезти его на Землю. Стах думал об этом постоянно с той самой минуты, когда нарядный новенький челнок подхватил его на земной орбите в космопорту, похожем на яркий букет в хрустальной вазе. Стах глядел в огромное окно-иллюминатор на приближающуюся зелёно-голубую планету с пёрышками лёгких облаков и вспоминал своего молодого мужа. Земля напоминала Эхмейю, но космопорт находился на близкой орбите, и оттого планету можно было рассмотреть получше. Кэйлани бы понравилось.