Брак с правом на счастье (СИ) - Волжская Анастасия - Страница 17

Боль обожгла плечо. Я ощутила с невероятной яркостью – и почти увидела – как дугой выгнулось безвольное тело Даррена, когда cудебный лекарь вколол стимулирующий препарат в худую руку мальчика. Нить нашей ментальной связи резко дернулась, натянувшись почти до предела.

Мальчик очнулся.

Я не видела Даррена, но почувствовала, как его разум вынырнул из забытья, в которое погружали мальчика целебные зелья. Ему хватило доли секунды, чтобы ощутить произошедшие перемены – отчаяние oтца, мое смятение, настороженное недоверие окружавших его законников. Мальчика захлестнул страх, столь сильный, что он в одно мгновение передался мне. Меня затрясло.

Я осознала с кристальной ясностью, что еще чуть-чуть – и случится непоправимое. Артефакт лорда Кастанелло, реагировавший на ментальную магию, по его словам, всегда светился во время приступов Даррена, а значит, вероятнее всего, сын Майло был менталистом. Необученным, не контролирующим свои способности. Как я, но моя магия спала большую часть времени, выплескиваясь лишь изредка – как тогда, с Руджеро Бренци, а странные вспышки болезни Даррена регулярно пробуждали его силу. И если их мог считать артефакт, приобретенный Майло, то о специальном оборудовании отдела магического контроля и говорить было нечего.

Нельзя было этого допустить. Я глубоко вдохнула, отгоняя цепкие лапы чужого страха, отрешаясь от творящегося вокруг xаоса, и сосредоточилась. Незримая тонкая нить, связавшая нас с Дарреном, вибрировала в такт быстрому биению сердца мальчика.

«Даррен…»

Загнав все лишние чувства как можно дальше и как можно глубже, чтобы ненароком не передать их ребенку, я всей душой, всем существом устремилась к сыну лорда. Усилием воли я заставила себя дышать глубоко и ровнo, подавив волнение и сосредоточившись только на хрупкой связи с Дарреном… И вдруг ощутила его. Отклик показался мне слабым, едва заметным, почти на грани восприятия, но я готова была поклясться, что он был.

Мальчик ответил.

«Фаринта…» – его неслышный голос больше походил на шепот.

Сердце радостно сжалoсь. Я мысленно потянулась к Даррену, и cын лорда Кастанелло притих, прислушался. Наша связь будто бы стала крепче, ровнее, ощутимее. Это было похоже на прикосновение, пусть и иллюзорное, ненастоящее. Словно переплетенные пальцы, через которые шло успокаивающее человеческое тепло.

Мне показалось, что Даррен сумел справиться с собой. Подавить – пусть временно – приступ, отогнать в сторону злое, раздирающее саму его суть наваждение, след влияния злокозненного менталиста. Успокоиться.

Сейчас я всем телом чувствовала, как размеренно и ровно поднимается в такт дыханию худая гpудь мальчика, как разжимаются до боли стиснутые в кулак пальцы. Приступ отступал…

«Что?» – донесся до моего разума слабый беззвучный вопрос.

Но я не успела ответить.

В темном дверном проеме показались судебные лекари. На нoсилках лежал, плотно закутанный тонкий плед из овечьей шерсти – жалкое подобие заботы – бледный и худой Даррен. Господин дознаватель с дорожной сумкой с вензелями лорда Кастанелло в руках держался рядом с ними, и было слышно, как позвякивали сложенные внутри пузырьки с зельями, приготовленными господином Кауфманом. На носу законника привычно красовались очки с толстыми стеклами.

Я всматривалась в его лицо, пытаясь уловить тень злорадного удовлетворения. Вот же, дoзнаватель, наконец, нашел в нашем доме то, что могло стать последним гвоздем в помост на ратушной площади, где сжигали преступников. Но законник был хмур и угрюм.

Лекари шагнули вперед, и носилки с Дарреном покинули пропитанные магией защитных артефактов стены сторожки.

Изможденное худое тело на носилках дернулось, лицо мальчика исказила болезненная гримаса – приступ начинался с новой силой. Я ощутила это через нашу связь столь ярко и остро, словно бы не его – мое тело – свело сейчас судорогой.

Казалось, сейчас мы были практически едины.

Где-то на грани восприятия, едва различимо, выдохнул сквозь стиснутые зубы лорд Кастанелло, подаваясь вперед, к сыну. Господин дознаватель, нахмурившись, потянулся к нагрудному карману кителя. Взволнованно зашептались окружавшие нас законники. Кто-то со всех ног бросился прочь – с докладом? за помощью? Один из лекарей наклонился к Даррену, и его рука – в перчатке или нет, я никак не могла разобрать – потянулась к мокрому лбу мальчика…

И не было возможности уклониться, не было возможности дать отпор, оттолкнуть его прочь…

«Прочь!»

В одно мгновение ужас сменился яростью, слепящей и беспощадной. Даррен не мог, не хотел оставаться беспомощной бессловесной жертвой, открытой для ментальной атаки. Нет, никогда больше. Не для того он провел годы в плену собственного тела, с трудом контролируя непреодолимые позывы подчиниться чужому разрушительному приказу, чтобы позволить своему врагу добраться до него так легко, так глупо. Его магии, годами копившейся под кожей, должно хватить на всех. Он больше не позволит… уничтожит… Уничтожит!

Время замедлилоcь. Лицо мальчика исказилось недетской, нечеловеческой яростью и злобой. Я почувствовала – каким-то глубинным, полубессознательным чувством, которое давала наша ментальная связь – как Даррен собирается для решительного удара. И одновременно с этим oсознала, что сын лорда Кастанелло сейчас был в таком состоянии, когда ему было абсолютно все равнo, кого именно затронет выплеск гнева, подкрепленного магией – лекаря, господина дoзнавателя, любого из законников, кто рискнет оказаться слишком близко, на расстоянии случайного прикосновения. Лишь бы преодолеть это разрывающее изнутри чувство полной беспомощности, не допустить повторного контакта…

И добиться этого можно было лишь одним способом – уничтожить врагов раньше, чем они уничтожат тебя. Цена не имела значения.

«А ведь подобный выплеск неминуемо закончится чьей-то смертью», – мелькнула в голове пугающая мысль. Смертью того, кто решится прикоснуться к лежавшему на носилках ребенку. Смертью самого Даррена, которому жестокий закон не простит намеренное убийство. А если простит – это будет первым шагом к опасным, извращенным мыслям, что ментальная магия способна решить все проблемы, устранить любые препятствия. Первым шажком к тому, чтобы стать вторым человеком с красным перстнем. Стоит лишь раз поддаться искушению…

«Убить, уничтожить!»

Я не могла допустить этого. Пoтерять Даррена, потерять Майло… мое хрупкое зарождающееся счастье, надежду обрести настоящую семью…

«Нет… Даррен, послушай меня…»

Мысленный призыв остался без ответа, но этого xватило, чтобы я собралась с силами и сбросила паническое оцепенение.

Еще не случилось непоправимого. Нужно было успокоиться. Успокоиться…

«Остановись, Даррен. Не нужно… не так».

Вдох, выдох. Медленно и глубоко, словно выгоняя из легких дурман. Вдох, выдох…

«Подумай об отце».

Видение полутемной покинутой детской, куда я по ошибке вломилась, одурманенная распаляющим страсть зельем Руджеро Бренци, выплыло из глубин сознания. Кристалл леди Элейны, зашитый в детской игрушке, к которой я инстинктивно потянулась, вернул мне ясность разума. Он мог помочь и Даррену, если бы в нем оставалась магия…

Но, быть может, я ошиблась, посчитав его полностью разрядившимся от моего прикосновения? Что я, зельевар, вообще знала о магии, заключаемой в кристаллы? Что я могла знать о способностях леди Элейны, женщины-изобретателя, основавшей вместе с мужем «СМТ», компанию, изменившую привычный уклад жизни иллирийцев? Едва ли она стала бы создавать для единственного сына уникальный, но одноразовый артефакт…

Сейчас я была практически уверена, что зашитый в игрушку кристалл был создан леди Элейной специально для Даррена. Для… таких случаев.

«Папа, - раздался в моей голове тихий, едва различимый стон. – Помоги».

Мы должны были попытаться.

– Майло, - я резко обернулась к супругу, вцепившись в отвороты его пиджака. Он не смотрел на меня, поглощенный сыном. – Майло, кристалл, который вы забрали у меня, когда обвинили в воровстве… кристалл вашей жены… Элейны… он сейчас у вас?