Лунный князь. Беглец (СИ) - Арьяр Ирмата - Страница 10

Пока я хрустел пережаренной зайчатиной, Ринхорт рассматривал жреческий знак своего бывшего хозяина — черный металлический диск, разделенный крест-накрест двумя медными полосами с палец толщиной, с выходившими за пределы окружности концами. Больше всего он напоминал морской штурвал, только рукоятей маловато.

В центре на диске зияла дырка, как от выпавшего камня. Две гладкие полусферы из переливающегося, как лунный камень, материала, виднелись на концах горизонтальной полосы крестовины.

— Вот это был я, — сказал Ринхорт, продев палец в отверстие на пересечении полос. — Первый дарэйли жреца Пронтора. Он из народа гринмов, что с древности живет в Золотых горах, потому он первым делом взялся за постижение сущности металла. У них почти каждый в племени — жрец первого ранга сферы Элементов либо по металлу, либо по камню. Но у Пронтора был третий ранг. Он владел еще двумя дарэйли, — Ринхорт дотронулся до одной полусферы, и показалось, что она осветились. Впрочем, это могла быть игра солнечных бликов в матовой глубине камня. — Вот светлая Сингил, хранительница одноименной горы.

Я поперхнулся угольком со вкусом зайчатины.

— Кха… Я еще могу понять про металл, но — гора?

— Если можешь понять про металл, то какие проблемы с горами? То же самое, но более предметно, привязано к географической точке. Какому-нибудь служителю бога Сущего вполне может придти в голову познать сущность не просто идеальной табуретки, а именно той, что под его задом, и, будь уверен, в Подлунном мире появится дарэйли конкретной табуретки, вечной и неизменной, и она всегда будет к услугам жреца.

— Жуть какая! — перекосило меня, но я вовремя заметил смешинки в глазах Ринхорта. — Издеваешься?

— Почти. Дарэйли Сингил хранит родную гору племени гринмов. Пронтор там ее и оставил, передал кому-то на время.

— А мог с собой взять? Гору?

Но Ринхорт не повелся на издевку.

— Сингил, можно сказать, душа горы. А вот это, — он коснулся второй полусферы, на этот раз несомненно полыхнувшей синим огоньком. — Это очень опасный светлый дарэйли Ллуф, сущность камня. Он остался в Нертаиле. Его прикосновение превращает в камень любого. К счастью, пока только прикосновение, а не взгляд, но парень растет.

— Какой же он светлый, если убивает прикосновением?

— Я говорил тебе, Райтэ, что не все так просто, как считают несведущие люди. Темный и светлый — выдумки человеческого разума. А мы — дарэйли, и людская логика к нам не применима. С точки зрения своей сущности Ллуф — не разрушитель, а созидатель и хранитель силы камня, — Ринхорт еще раз коснулся полусфер, прошептал. — Хотел бы я знать, как их освободить.

Мне расхотелось освобождать еще кого-либо. А что будет, если такой вот Ллуф начнет шататься по всему миру и хватать всех подряд? Или, не дай ему Эйне, взглядом убивать? Я понял, что моя мечта освободить всех рабов не так прекрасна, какой казалась вначале, и над ней надо еще тщательно подумать.

Предположим, мне удастся то, ради чего я вернулся в Подлунный мир. 'Или тебя вернули, Райтэ', - встрял внутренний голос, но я к нему не прислушался. Э-э… о чем я? Ах, да. Предположим, каким-то чудом удастся лишить Гончаров их власти над дарэйли, а без нас жрецы — никто. Но что тогда сделают с людьми сорвавшиеся с цепи демоны и ангелы?

— То есть, дарэйли — что-то вроде джиннов из сказок? — спросил я, осторожно дотронувшись до полусфер на жреческом круге.

— Ты тоже дарэйли. Разве ты — джинн? — усмехнулся Ринхорт.

— Нет, конечно!

— Вот и не задавай глупых вопросов. Мы не духи, не демоны, и не сидим запертыми в сферах, кольцах или кувшинах. А выглядим мы как люди, потому что созданы из человеческой плоти. Обычно мы сопровождаем жреца под видом рыцарей или послушников, но Пронтор прибежал за мной на кладбище один. Значит, он одолжил Ллуфа кому-то. Это как передать повод коня. Оседлать его не у всякого жреца получится, то есть, завладеть, как своим рабом, а вот связать заклинанием любой из них сможет, даже неофит. Если Ллуф теперь у иерарха сферы — плохо, тот сможет завладеть им после смерти Пронтора.

— Ринхорт, а этот Ллуф сможет почуять камень в жреческом знаке, как ты — металл? — осенило меня. — Ты же пришел на кладбище по следу ритуального ножа?

Рыцарь кивнул.

— Так выбрось знак немедленно! — едва не подавившись зайчатиной, заорал я.

— Это наша единственная связь с ними.

— И у них с нами!

— А если получится их освободить?

Как я ни просил, рыцарь не выбросил знак, и путешествие перестало казаться прекрасным. Я то и дело прислушивался, оглядывался — нет ли погони, пока не взял себя в руки и не задумался о том, что за беспечностью Ринхорта может стоять нечто большее, чем очевидная глупость.

— Ты не думал, что тебе понадобится защита, будущий княжич? — словно в ответ на мои мысли спросил дарэйли. — Освободив меня, ты бросил вызов всем жрецам, и они вряд ли успокоятся, пока не поймают нас обоих. Особенно тебя, способного сломать наши невидимые ошейники. Ты мало представляешь, насколько мощные это заклинания. Чем старше дарэйли, тем труднее вернуть ему свободу. Он и сам может не принять ее. А мне сто тридцать лет.

Это еще вопрос, кого тут надо будет защищать, — хмыкнул я про себя.

— Я много чего не понимаю в Подлунном мире, Ринхорт. Если у людей нет магии, то как возможны заклинания?

— В Подлунном мире… — пробормотал он, сверкнув черными глазами. — Ты говоришь так, словно этот мир тебе чужой. А насчет заклинаний… Эти ритуалы подчинения разработаны еще древними магами. В формулах и заложена магия, а не в людях, их произносящих.

— Значит, любой может выучить ритуалы и формулы?

— Возможно. Нас, дарэйли, в святилища пускают только в качестве жертв. А когда ты в бессознательном или полусознательном состоянии, многого не запомнишь. Но есть и стихийные жрецы, не знающие древних формул, значит, дело не только в них. Говорят, сам Эйне приходит к такому избраннику и учит его формулам, если разум человека способен их принять, а сердце — услышать. Но бог Сущего еще никого не учил ломать наши ошейники. Наша свобода слишком опасна для людей. Потому Гончары от тебя не отступятся, пока не уничтожат.

— Что ты меня пугаешь, Ринхорт? Ну да, против тебя мне пока не выстоять, но…

Он громогласно захохотал — аж кони, щипавшие поодаль траву, шарахнулись.

— Против меня! Не хочу показаться хвастливым, но мне и маленькая армия не страшна. Зато огненная сущность меня попросту испарит. Бесследно. А тебя — тем более. К счастью, сильных дарэйли огня в мире — раз-два, и обчелся. Тебе нужна своя армия, Райтэ. На твоего деда надеяться нельзя. Особенно, если и сам он станет Гончаром.

Я приуныл. И задумался: почему жрецы Эйне не захватили весь Подлунный мир с такими-то талантами их рабов, да с их-то долголетием? А, может, и захватили, просто мир этого не замечает, как не замечал Ионт Завоеватель того, что стал марионеткой задолго до смерти, лет за двадцать — читал я в детстве хроники империи. Или кто-то мне рассказывал там, за пределами Лабиринта?

'Есть только один способ справиться с твоими и нашими врагами, Райтэ', - вдруг донесся из глубин памяти голос. Тихий женский голос, далекий и нежный, как хрустальное эхо. Сердце громыхнуло, и ноющая тоска заполнила все мое существо, как эхо заполняет ущелье.

Рыцарь легко, одним движением, поднялся с травы, как будто загорал не в тяжелых латах, а нагишом.

— Пора работать, Райтэ, хватит лясы точить.

Мне он лениться не позволял из вредности. По его мнению, принц, сбежавший с престола, достоин был лишь того, чтобы чистить и точить мечи после тренировок, рубить ветки для костра, стирать одежду. Или сооружать удилища, вить из стеблей линь-травы вервие и торчать у реки в надежде, что какая-нибудь чешуйчатая дура клюнет на голый крюк, привязанный к лохматой веревке. Даже если что-то и клевало, то срывалось мгновенно, а на крюке болтались только водоросли.

Я работал до мозолей на ладонях, а дарэйли металла отдыхал от векового рабства. Когда рыцарю надоедало валяться, тщетно ожидая ухи, он вспоминал о том, что взял меня в ученики, и начиналась настоящая каторга.