Морфы: отец и сын (СИ) - Огнев Евдоким - Страница 40

— Она хорошо стимулирует кровообращение, — ответила Олива. — А я тебя понимаю. Когда-то самой нужен был смысл. Наделяла этим смыслом как людей, так и вещи, поступки. Но это ошибка. Стоит случиться какой-то неприятности, то потом сложно в себя приходить. Приходится вновь заставлять себя что-то делать, искать повод, чтоб просыпаться утром. Проще делать свою работу и не задумываться о чём-то возвышенным. Не искать причин и оправданий своим поступкам.

— Тебе проще. Твоя работа приносит пользу. Моя же…

— Считаешь, что приносит вред? Если так, то займись чем-нибудь другим. А тех, кто на тебя работает — отпусти по домам.

— У них нет дома. Они же парии, которых не пускают в общие комнаты для ночлега.

— Почему?

— Потому. Мир может рушиться на мелкие осколки. Всё будет гореть в огне, а зелень будет превращаться в вонючую гниль, но вбитые в нас общественные правила останутся в нас. Менять мнение — это очень сложно. Так же сложно, как и относится к этим метоморфочкам не как к грязи, а как к заблудшим женщинам, которым просто не повезло в жизни. Они часто не понимают, как так получилось, что от них все отворачиваются, как получилось, что они попали в ловушку общественного мнения, хотя стремились к другому. У каждой из них свой счёт обманам и пинкам. Просто так выгнать девчонок на улицу — это неправильно. Всё равно что я дал надежду, а потом её отобрал по собственной прихоти.

— Но и жертвовать своей жизнью ради судеб других — это не дело, — мягко сказала Олива. — Ты ведь никому ничего не должен. Так зачем тратить свою жизнь на решение проблем других?

— Я не решаю ничьи проблемы. Сложно объяснить, что я делаю. У меня нет никаких мотивов и желаний помогать. Я лишь хочу хоть немного исправить то зло, которое было причинено войной и обществом. Они же ведь не виноваты в том, что им не повезло. Не виноваты в камнях, которые в них кидают. Я сам готов был первым кинуть камень, пока не почувствовал, что и моя вина есть в их падении, — ответил я. Олива молчала и внимательно слушала. Вот это внимание, в котором не было вопросов и осуждения, не было выводов — оно подкупало. Заставляло говорить слова, которые раньше не видели свет, но они давно крутились у меня в голове. — Мы ведь живём, надеясь на удачу. Вся наша жизнь, как бы мы ни били себя в грудь, утверждая, что сами хозяева своей жизни, а вся жизнь — это лестница, ступеней которой состоят из поступков и действий, которые выбираем мы лично, но на деле всё это обман. Мы полностью зависим от удачи. Только от её благосклонности мы выдерживаем ураганы и садимся на корабль, который увозит нас от опасных мест. Именно она решает погибнем мы от ран и простуды, победим в драке или добьёмся высот в работе. Нам повезло, а стрекозам, кошечкам, шестерёнкам нет.

— Не понимаю, при чём тут ты, удача и девчонки. Когда я выбирала кем мне стать, то отец мне сказал: работа будет не из лёгких. Мне придётся много работать. Очень много учится и держать ответ перед собой за решения, от которых зависит жизнь других. Он сказал, что если я выберу эту профессию, то больше не смогу ей изменить. Это навсегда. И не потому, что придётся подписать контракт на отработку по профессии, а потому что это как призвание. Я уже не вижу себя в другой роли, хотя работа часто тяжёлая и неблагодарная. А теперь объясни мне, где тут удача? Я сама выбрала профессию, я сама приложила столько усилий. Все мои знания получены не благодаря удаче, а из-за усердной работы с моей стороны.

— Родится в хорошей семье. Разве это не удача? Жить с теми, кто тебя поддержит. Протянет руку, если ты упадёшь. Ты ведь была замужем. Насчёт твоего замужества сейчас, я в этом не уверен. Ты слишком много проводишь времени в больнице для семейного человека. Но и одинокой я тебя представить не могу. Скорее всего, ты была замужем, но сейчас одна из-за войны.

— Он погиб, — ответила Олива.

— Как и моя жена с дочерью. Потери были у всех. Возвращаясь к нашей теме. Твой муж был хорошим морфом. Не вижу я тебя рядом с негодяем. Тебе повезло встретить его на своём пути. Но не всем так везёт. Много морфочек сталкиваются с теми, кто хочет залезть под юбку, а после этого уйти в закат, что неправильно и подло. Они не понимают, что после этого от морфочки отвернутся знакомые и сородичи.

— У вас такие строгие обычаи?

— Да. Строгие. Их могут сломать лишь те, у кого внутри есть сильный стержень. Но таких женщин немного. В основном они лишь кажутся сильными, но на деле довольно слабые создания, которые легко ведутся на обман и на ласку, не требуют доказательств словам и не верят, что всё может быть иначе. Им и не дают увидеть иную жизнь.

— Я не могу сказать, что мне повезло с мужем. Про Павла ничего нельзя было сказать однозначно. Для меня он был хорошим и добрым мужем. Для других он был учёный, который стоял у истоков изобретения вещества, способного разрушать мир.

— Он изобрёл гниль, которая поглотила мой дом? — спросил я.

— Был в команде учёных, которые её изобретали. Для вас он враг. Как и для звероморфов. Для нас тот, кто попытался изменить ход войны.

— И что с ним стало?

— Погиб. Меня тогда эвакуировали вместе с больницей, а он не успел. Что-то произошло в лаборатории. Был взрыв. Там никто не выжил, — устало ответила она. Было такое ощущение, что Олива потратила много сил на эти воспоминания.

— Оставим в прошлом оценку его работы. Но по отношению к тебе он был хорошим мужем?

— Да. Мы хорошо жили вместе. Друг друга понимали. Сложно встретить не только мужа, но одновременно и коллегу, который поймёт, что работа в твоей жизни занимает не последнее место. Ты одновременно прав в своих рассуждения, но одновременно не прав. Удача в нашей жизни играет свою роль, но она дополняется трудолюбием. Если сидеть и ждать, когда к тебе удача постучится в дверь, то так можно прождать всю жизнь. Иногда чтоб поймать удачу достаточно просто открыть окно.

— А если тебе не дадут трудиться из-за обычаев? Ты можешь, хочешь, но тебе не дают. Тут уже всё зависит от удачи, где ты родишься. Или я не прав?

— Ты хочешь бороться с обществом?

— Не хочу, — ответил я. — Чтоб бороться, нужно иметь цель. Нужно знать к чему вся эта борьба должна привести. А у меня нет ни сил, ни желания бороться.

— Тогда зачем все эти речи?

— Ищу оправдание, почему я всем этим занимаюсь.

— И почему ты отказываешься прекращать этим заниматься, — добавила она. — Всё с тобой ясно.

— А мне ничего не ясно, — наблюдая, как она выключает прибор из розетки.

Мы стали часто с ней разговаривать. Олива приходила во время перерыва. Что-то записывала в блокнот, потом его закрывала и внимательно слушала. Я понимал, что она воспринимает меня, как рабочий эксперимент, который даёт возможность изучить более подробно метоморфов на моём примере, но это внимание меня привлекало. Она слушала так внимательно, словно ей действительно была интересна наша болтовня. И я говорил. Много. Часто ерунду и бредовые мысли, а она слушала, иногда спорила, а потом мы расходились каждый при своём мнении. Олива уходила работать, а я оставался в палает и смотрел в потолок, думая над нашим разговором и пытаясь понять, что должно произойти дальше. К чему двигалась моя история. Зачем я выжил после того, как погибло столько моих родичей.

Для этих разговоров? Или для того, чтоб преодолеть свою слабость? Но зачем?

Выстрелы раздались на улице. Был вечер. Ужин только отнесли и я думал попробовать уснуть. Но эти выстрелы помешали моим планам. Громкие хлопки чередовались со звоном разбитого стекла. Звук колёс, когда колёса резко тормозят, противно ударил по ушам. В коридоре больницы послышался шум. Окно разлетелось на мелкие осколки, накрывая меня и пол дождём из острых кусочков стекла.

— И что за дрянь? — пробормотал я. Ещё одна очередь прошлась по стенам. Я свалился с кровати. Что-то подсказывало — лучше лежать на полу, где вряд ли достанут пули.

Оружие я видел и раньше. Оно было изобретением киберморфов. Железные трубки, из которых вылетали на громадной скорости цилиндрические пули, что могли пробить хорошую толстую стальную пластину были не так сильно распространены, но у солдат и некоторых личностей на улице они пользовались спросом. Опасность представляла пуля, которая легко пробивала мышцы, а если доходила до кости, то расщепляла кость на мелкие осколки. Часто после этого требовалась или помощь лекарей киберморфов, или ампутация конечности. Хорошо, что такого страшного оружия у киберморфов было мало, а звероморфы больше полагались на когти и клыки или на холодное оружие, поэтому оно было не распространено.