Туман и гроза (СИ) - "Lacysky" - Страница 27

— Не суйся! — предостерегает Николай Сашу и бросается вперёд, хватая Кирилла за плечи и заглядывая в глаза, полные тьмы. Только не это, только не сейчас! Внутри поднимается настоящая паника, которую он заталкивает глубоко внутрь.

— Обрушь свой ад в меня! Держись!

— Я… не могу…

Косоворотка вспыхивает. За спиной Кирилла мельтешат тени как отголоски той, что вздымается внутри.

— Просто держись за меня, — его слова едва слышны в рёве стихий, но Кирилл вдруг вздрагивает всем телом. Время замедляется, и можно увидеть каждый камешек и язычок пламени, застывший в воздухе.

Миг — и всё ускоряется, догоняя привычный ход вещей. За спиной Кирилла вспыхивают огненные крылья и тут же опадают. Он резко поднимается, запрокидывая голову и судорожно глотая воздух пополам с дождём.

— Что это было? — к ним подходит Саша. У него рассечена бровь, и кровь заливает лицо, но рана не страшная.

— Тень попыталась овладеть изнутри, — голос Кирилла безжизненный и тусклый.

Николай чувствует себя уставшим и раздавленным, когда сам поднимается с земли, отряхивая брюки от грязи. Подпаленным с одной стороны души — там, где когда-то была их связь. Возможно, Кирилл сделал ошибку, разорвав её?

— Спасибо, — тот явно ещё не отошёл от мощи силы, но это уже он. В глазах больше нет бездны и её тьмы. — Я был на грани.

— Я всегда рядом, — напоминает Николай. На мгновение их взгляды скрещиваются, говоря друг другу куда больше слов. — Помни об этом, когда в следующий раз решишь поддаться эмоциям. Порой они опасны для тебя.

Он поднимает с земли скинутое в какой-то момент пальто, теперь мокрое и грязное. Жаль. Значит, впереди холодная ночь и долгий путь до дома. Впрочем…

— Ты куда? — окликает Кирилл.

— Отдыхать, — Николай дружески хлопает того по спине. — Иногда полезно, но не в твоём вкусе.

Ему просто надо смириться с тем, что однажды тень может победить. И держаться Кириллу за магию Николая будет слишком мало.

Пар бьёт из стен, обдавая ледяным ментолом.

Николай откидывается на огромный горячий камень в чёрно-белую мозаику, глубоко вдыхая насыщенный влажный воздух хамама мира теней. Порой ему слишком много яркой Москвы и шума мегаполиса.

Здесь же покой и мягкий сумрак, не режущий глаза. По крайней мере, на границе миров, этаком промежуточном кармашке между двумя реальностями.

Возможно, он слишком часто ходил за пределы человеческого мира и привык к месту, в котором не работает электроника, только магия и порой механика.

Камень горячит спину до самых косточек, изгоняя из них холод осени. Позвонок за позвонком Николай чувствует, как его отпускают тянущие жгуты усталости и напряжение последних недель. Давно он не чувствовал в себе такого жгучего одиночества, разъедающего душу на тонкие полоски.

Николай рос без отца, бросившего мать незадолго до его рождения. Их было трое вместе с его старшей сестрёнкой, которая тайком таскала ему по ночам печенье с кухни и обнимала, если снились кошмары.

Она погибла так глупо, затянутая в сомнительное приключение по миру теней, чьи загадки будоражат кровь некоторых молодых магов. Мать сгорела от горя следом, оставив Николая наедине с двумя могилами и жаждой мести. Вот только мстить было некому — ребята погибли все до единого.

Шорохов заменил ему отца. Кирилл стал братом, которого у него никогда не было.

Теперь один болтается неизвестно где, игнорируя все звонки и оповещения, а второй танцует с тенью внутри себя.

Рядом раздаётся смех и шепот голосов. По хамаму как тени скользят другие гости, затянутые в светло-серые полотенца, такие же любители экзотики, как он сам. Новые клубы пара вытягивают из тяжёлых мыслей, щекоча нос пробуждающим ментолом. Пора на выход, так и уснуть можно. Пока Николай сползает с камня и идёт к выходу, он ощущает на себе любопытные и царапающие взгляды других гостей. Как же — сам начальник Службы стражей. Воздух дёргается от лёгкого заклинания, рассеивающего внимание. Ему достаточно быть наедине с собой.

Перед дверью в раздевалку ледяной фонтан вместо душа. Николай зачерпывает горсть колотого льда, переливающийся насыщенно белым цветом, и растирает по груди и спине, выдыхая от покалывающего холодка. Подтаявший лёд течёт по шее вниз между лопаток, по рёбрам и животу, впитываясь в мягкую ткань полотенца вокруг бёдер. Приятный пряный холодок заставляет вздрагивать. Это те ощущения, ради которых он ходит в хамам — пар и лёд, их не познать магией тому, кто носит в себе землю и огонь.

Закончив обтирание льдом, Николай направляется в раздевалку.

В зоне отдыха никого нет. Только растекаются переливы арфы в полумраке помещения, освещенного язычками пламени в чашах по стенам. Николай, переодевшись в чистую футболку и штаны, забирается на один из шезлонгов в ожидании чая. В руках он вертит колбу с эликсиром, сейчас тускло-серым.

— Чай? — к нему подходит девушка в полупрозрачных шелестящих одеждах и с забранными в высокую причёску волосами. На подносе фарфоровая чашка, от которой поднимается сладковатый пар.

— Да, спасибо. Поставьте здесь, — он кивает на столик рядом.

— Ещё что-нибудь? — осторожно уточняет она. Николай смотрит на неё сверху вниз, мысленно раздевая взглядом и прикасаясь магией, распускающейся шелковыми бутонами цветов, к щекам. Девушка краснеет, опуская взгляд. Не его тип.

— Нет, спасибо.

Чай действительно сладкий и приятный. Николай прикрывает глаза, погружаясь в лёгкую дрёму.

Он вздрагивает, когда в его сознание словно запускают ледяные щупальца, от которых голова взрывается болью. И тут же холод охватывает его с ног до головы до мгновенного озноба, отсекая внутренний огонь.

Николай дёргается, пытаясь открыть глаза, но их щиплет от искр костров. Слух, осязание, обоняние — всё изменено и стёрто. Воздуха слишком мало, и лёгкие жжёт нехваткой кислорода.

Его поднимает в воздух, разрушая связь с землёй. Он пытается сломать ледяные оковы вокруг себя, надрываясь всей магией, но тут приходит боль. Она обжигающе течёт по рукам от локтей к запястьям, выходя толчками крови. Внутри холодный колодец с ухнувшей в него магией сухри. Хочется скрести рёбра изнутри, чтобы добраться до неё, но кто-то делает это за него, рассекая кожу осколком льда.

Кровь всегда отличная приманка для теней.

И они приходят, вонзаясь в так ненавидимого ими стража, кусая и запуская свои когти в саму душу. Изо рта вырываются судорожные хрипы.

Он не сдастся.

Надо открыть глаза. Преодолеть бездну колодца, ведь не зря он просиживал столько часов в камере без силы. Кипящая боль вздувается в пальцах. Наверное, он кричит, но вместо криков в ушах стоит болезненный звон.

Он не знает, сколько проходит времени, когда ощущает под собой колкость шерстяного ковра своей квартиры. С трудом разлепляя веки, Николай сквозь марево боли оглядывает комнату. Чья-то фигура приближается, носок тяжёлого ботинка врезается в челюсть. Николай теряет сознание.

Он приходит в себя от жуткого озноба, не способный пошевелиться. Вокруг всё плывёт, но это и правда его квартира. Ни холода, ни теней. Магия бьётся внутри свободным огнём и жизнью земли, но сил на простейший вызов язычков пламени нет.

Николай ползёт к дивану, рядом с которым журнальный столик и телефон, когда чувствует рядом шебуршение. На пределе воли он выставляет хотя бы щиты. Нечто живое и тёплое стонет и подаёт голос.

— З-за что?

— Т-т-т-ише, — зуб на зуб не попадает. Он хочет дотянуться кончиками пальцев до существа, но руки безвольные и слабые. Острая боль при каждом движении никак не даёт добраться до столика.

— Н-не н-надо больше, — скулит существо.

Да где же этот провод, когда он так нужен? Зацепись он за него, и можно сдёрнуть трубку.

Николай справляется с руками и стирает нечто липкое с глаз тыльной стороной ладони, чтобы взглянуть на того, кто рядом.

К горлу подкатывает тошнота.

На него смотрит третья пропавшая студентка. Вот только её лицо обезображено и искалечено. Его правая часть сдвинута немного вверх, создавая полную асимметрию.