Сказки Рускалы. Василиса (СИ) - Вечер Ляна - Страница 27

— Гляжу, у нас гости, — он кинул сумку на пол и принялся стягивать сапоги.

— Ты почему так скоро? Случилось чего?

— Это ты мне расскажи, что стряслось, — друг утер раскрасневшееся от спешки лицо огромной ладонью. — Душа изнылась, решил вернуться.

Следом в горницу вошли Малуша и Соловей. Ведьма бросила на меня суровый взгляд, но промолчала. Не стала при Ярке выговаривать за побег — на том спасибо. Вон, у разбойника глазки ходят — видать, хорошо влетело.

Собравшись за столом, мы выслушали девицу, высказали каждый свои мысли, но что делать — решить не смогли. В палаты царские опасно соваться — супротив царских чародеев не сдюжим, даже если Ягу позовем. Раскатают нас, что тесто на пироги, и не вспомнят как звали.

— Надо проверить, не пошел ли кто по следу, — Малуша закатала рукава расшитой рубахи. — С Яром сходим, а вы пока думайте, как Потапа выручать да Рускале царя ворочать?

— Не слушает меня никто, — Соловей раздраженно постукивал пальцами по столу. — Говорил Василисе — обратись к Кощею, он поможет…

— Она тебе что, первая подруга Бессмертного? — оборвал Ярка.

— Подруга — не подруга, а перстенек его имеет. Захочет — свидится с колдуном, — бессовестно сдал меня разбойник.

— Какой еще перстень? — в глазах друга мелькнула злость. — Вася, что он такое говорит?

— Потом расскажу, Ярушка, — пролепетала я дрожавшими губами.

— Так, добрые молодцы и красные девицы, — Малуша встала из-за стола, — хватит толковать. Поутру жду дельных предложений, а сейчас и впрямь надо идти.

Несмеяна оказалась, для царских-то кровей, девицей неприхотливой. Слопала подгоревшую кашу и, забравшись на печь, захрапела — не всякий богатырь так сумеет.

Погасила лучины и улеглась в кровать, но заснуть не смогла. Тяжелая голова сердцу покоя не давала. Обозлился на меня Ярушка, да и со свадьбой ничего не решили. Ох, о чем думаю? Какая, к лешему, свадьба, когда такое случилось?! Аспид в темницах неизвестно за что, на троне Кышек...

Заполночь дверь скрипнула, и в горнице вспыхнули огоньки — Ярка вернулся после обхода. Хотела встретить милого, да не решалась — шибко разговора боялась. Пока раздумывала, друг потихоньку зашел в комнату и поднял крышку сундука. Достал мою дорожную сумку, бросил взгляд на кровать и так же тихо вернулся в горницу. Чего удумал? В сумке-то кроме книги да перстня Кощеева и нет ничего. Ох, не приведи солнце… Подождала еще немного и, не выдержав, сдернула одеяло.

Яр стоял ко мне спиной, поднеся книжку к лучине. Он старался осторожнее перелистывать страницы, чтобы не шуршать. Кузнец то открывал, то закрывал колдовскую книгу, словно не мог решить — нужно ли читать. Широкая спина молодца раздалась от глубокого вдоха.

— Зачем ты ее взял? — вопрос шепотом расколол тишину.

— Вася! — резко выдохнул друг. — Напугала.

— Есть чего бояться? — стараясь не разбудить гостью, тихонько подошла и забрала из рук милого книгу.

— Не моли чепуху, думал, ты спишь.

— А вот не сплю.

— Не доверяешь, значит?

Притихшая было царевна вдруг смачно хрюкнула, заставив вздрогнуть. Я натянула на босые ноги сапоги, завернулась с головой в пуховый платок и кивком указала на дверь.

— Потолкуем? — набравшись смелости на свежем воздухе, дрожала не то от волнения, не то от ночной прохлады.

— Давай потолкуем, — Яр щелкнул пальцами, и лучины в горнице вспыхнули сильнее, отдавая из окна слабый свет.

— Зачем книгу взял?

— Хотел отыскать способ в палатах царских не оплошать, — глаза друга растерянно забегали. — А ты, гляжу, лучше Кощея о помощи попросишь? — укор милого больно шаркнул по сердцу. — Давай, расскажи жениху — откуда перстень взялся? Побрякушку на пальчике видал — недешевая вещица, — Ярка расходился все сильнее, голос сделался громким, напористым.

— Ярушка…

— Как жениться на тебе, ежели столько тайн между нами?!

— Так и не женись!

— Вот как, значит?! Вся Глухомань шепталась, мол, Василиса тебя любит без памяти, бегает, что псинка верная. Выходит, зря бегала столько лет?! Или тебя кузнец не устраивает уже?! — его взгляд налился злобой, в тусклом свете видно — остервенел друг. Обида за душу крепко взяла, да такая горькая. Стараясь не расплакаться, зубы сжала, голову опустила, зажмурилась. — За спиной у меня с колдуном снюхалась! На цацки дорогие позарилась!

— На себя глянь, язык — помело! — раскрыла глаза и не смогла больше держать гнев. — Впрямь решил, что собачонкой всю жизнь за тобой бегать стану, хвостиком на каждый взгляд вилять?! Замуж из кружки позвал, да и не позвал… так, предупредил, мол, женюсь, — я захлебнулась плачем. — Да иди ты к черту!

Яр крепко сжал кулаки, тряхнул льняной головой и зашагал прочь со двора. Вслед глядела, соленые слезы глотала, но ворочать не собиралась. Хочет средь ночи по селу бродить — пущай бродит. Ишь ты, псинку верную нашел, безотказную душу!

Вернувшись в избу, в сердцах пнула его сумку, оставленную у порога. Проснувшись от грохота, на печи подскочила Несмеяна:

— Утро уже?

— Ночь на дворе. Спи, — пряча слезы, потушила лучины и отправилась в комнату.

Рыдала в подушку пуще прежнего. Почти неслышно, глухие всхлипы рвались из груди, а боль в душе не стихала. Так и уснула, обессиливши от отчаянья. 

Утро облегчения не принесло. Яра дома не было, и сумки его тоже. Все углы проверила, во все сундуки нос сунула — нет ее нигде. Догадка холодом взяла за грудки. Глядя, как я засуетилась, Несмеяна свесила ноги с печи и сонно зевнула:

— Чего потеряла?

— Яр приходил?

— Приходил, до рассвета еще. Собрался, словно в дорогу.

— Да, что же ты меня-то не разбудила?! — ноги от внезапной слабости подкосились, и я опустилась на лавку.

— Откуда знать было, что будить надобно? — удивилась царевна.

— Ох, матушки…

— Ты чего? — испугалась девица. Спрыгнула с печи, ко мне поспешила.

— Ушел он! Не воротишь, — схватилась за голову и замычала.

— Да ну, быть не может. Вернется!

— Не вернется, — холодно заявила Малуша, неожиданно распахнув дверь.

Взгляд тяжелый взволнованный, сама бледная, что утопленница. Ведьма разжала пятерню, и на ладони сверкнул прозрачным камнем перстень Кощея.

— Ночью кузнец наш удумал лихо… — она присела рядом и сжала мою руку.

От слов Малуши чуть сердце стучать не перестало. Соловей полуночничал да углядел в окно огонь факела. Решил поглядеть, кто по улице бродит. Оказалось — Ярка. Не стерпел друг любопытство соседа, охальничать начал. Слово за слово — драка завязалась. Псы лай подняли, люди из домов повыскакивали, разняли. Да пока растаскивали, у Ярки перстенек выскользнул, упал на талый снег и звездочкой загорелся. Признался кузнец, что хотел из Глухомани уйти и перстень с собой забрать, чтобы я с Бессмертным не свиделась. Уйти-то ушел, но подарок колдуна разбойник не отдал.

— О чем только думал? — Малуша тяжело вздохнула.

Отвечать не стала. Слез не осталось, голова болела от переживаний. Солнечное весеннее утро показалось мерзким. Когда на душе черным черно, тяжело глядеть, как все вокруг оживает. Хотелось сквозь землю провалиться, исчезнуть, сгинуть, никогда не быть…

Ведьма с Несмеяной тоже молчали. Что тут скажешь, когда и так ясно — беда на беде сидит, бедой погоняет. Малуша осторожно положила подарок Кощея на край стола. Рука сама к перстню потянулась, надела его на палец и заиграл прозрачный камень на свету.

— Нечего сидеть, лавки греть, — пересохшее горло с трудом выпускало слова. — Надо колдуна на помощь звать.

— Вот это правильно, вот это умница! — оживилась ведьма. — Давай-ка, девонька, в путь-дорожку собирайся.

Сейчас хоть к черту на рога, хоть к мавкам в омут. В сумку отправились тетушкина книга да шапка-невидимка, о которой и думать забыла. Подарок Вареньки швырнула в сундук что тряпку, а зря — волшебными вещами раскидываться не стоит.

Хотела найтмара в сельскую конюшню определить, чтобы без ухода не остался, но как вошла в сарай, так и обомлела. Вместо худосочной клячи с поблекшей шкурой на меня глядел вполне упитанный лоснящийся конь. Вороной до синевы с игравшей огнем гривой, найтмар довольно раздувал ноздри.