Спасти диплом, угнать дракона - Мамаева Надежда - Страница 48

— Угу, а ничего, что по сюжету бедную крестницу в брачную ночь сожрал муж-дракон?

— А ты разве планируешь выходить замуж?

— Пока я собираюсь не выйти куда попало, а удрать отсюда.

— Нари!

— Алекс!

Подруга аж заискрила от возмущения. Одна из трех модисток, видя это, закашлялась и быстро вышла, видимо, попить водички, но отчего-то из-за двери заорала дурниной.

Платье мы все же купили. И придя домой уставшей до невозможности, я в форме звезды упала на постель и уснула.

А утро началось с деликатного стука в дверь. Оказалось, что Вир хотел проводить меня в университет. Я с волнением, которое скрыла за смущенной улыбкой, вложила свою руку в его ладонь. Все же подозрения — страшная вещь.

Занятия начались с пары аналитической алхимии и крайне недовольного Мейнхафа. Сегодня он язвил особенно колко, прошелся по всем и каждому. Даже Алекс досталось, хотя она-то всегда умела снискать благосклонность полутролля.

По расписанию был коллоквиум, а посему у доски солировал не магистр, а студенты. Кто-то неуверенно блеял ответы. Кто-то старательно выписывал формулы, скрипя мелом.

Алекс только что расписала на доске ступенчатую реакцию снежной пыли. Ее суть заключалась в том, что в базовый эликсир, кипящий на масляной бане, вливали серную кислоту и образовывался белый туман. Оный поднимался вверх, кристаллизовался и опадал белыми хлопьями, которые истаивали, не оставляя после себя ни капли влаги. Выглядело красиво, особенно на каком-нибудь балу или синемагографической картине. В виде уравнения эта реакция была скучной, зато на деле — весьма зрелищной. Но от Алекс магистр требовал только формул, а не практики.

— Уф, — тихо, чтобы Мейнхаф, не приведи двуединая сила, не услышал, выдохнула Алекс, с облегчением опускаясь на скамью. — Он сегодня лютует.

Я глянула на подругу с некоторой завистью: она-то уже ответила и может спокойно отдыхать. А вот я печенкой чуяла: для меня Мейнхаф припас какую-нибудь изысканную гадость. И оказалась права. Ну хоть раз бы мое чутье подвело… Но нет, оно, исчадие бездны, еще ни разу не промахнулось.

— Адептка Росс, к доске.

Я тяжело выдохнула и поднялась со своего места.

— Найриша, хоть мы и не на географии, но, пожалуйста, обрисуйте нам рубежи своих знаний, — начал Мейнхаф в столь несвойственной ему витиеватой манере, что я поняла: грядет большая пакость. — И, не стесняясь, покажите нам на доске принцип действия катализатора в реакции вулканизации «золотого тумана».

Мягко говоря, я удивилась. Вопрос оказался несложным. Нет, не простым, но и без закавык. Впрочем, как и ответ на него. Другое дело, что этот самый ответ был очень длинным. Занудным и длинным. Я взяла мел и, продемонстрировав некоторую робость, подошла к доске.

— Ну же, смелее, — издевательски подбодрил меня магистр и добавил: — Один совет: если не знаете ответа, не стоит маскировать его раскидистыми кустами фраз и терминов, о значении которых вы имеете весьма посредственное представление.

В аудитории раздались смешки. Впрочем, они быстро стихли под магистрским оком.

Я разозлилась. Ну сколько можно?! Да, все годы обучения я изображала не сильно обремененную званиями адептку. Но не клиническую же идиотку!

Мел застучал по доске, вычерчивая заглавные литеры, обозначавшие элементы, входившие в состав реагентов. Я рисовала кольцевые и линейные формулы, указывая над стрелочками условия протекания реакций. Внизу сразу же выписывала расчетные скорости, массы, коэффициенты погрешностей.

Все время, что мел скрипел под моими пальцами, я злилась. Но вот странность, это была злость, которая сродни холодной ярости. Той, что не застит глаза, а отлично прочищает разум.

Мой почерк стал отражением моего состояния. Обычно литеры выходили у меня слегка округлыми, но сейчас я не писала, а печатала. Единственная закорючка, которая при любом условии выходила у меня прописной, — знак времени в виде символических песочных хроносов. Почему-то, уж не знаю почему, но к нижнему хвостику я добавляла завиток, больше всего напоминавший перевернутую запятую.

Уравнение реакции было объемным. Мейнхаф расхаживал за моей спиной взад-вперед, аудитория тихо замерла в ожидании.

Звонок резанул по ушам в тот момент, когда я перешла на пятую строчку в уравнении.

— Все свободны, а вы, Найриша, допишите реакции и тоже можете идти. — Голос Мейнхафа прогремел по аудитории.

Адептов как ветром сдуло. Алекс, поняв, что в вопросе я не плаваю и ее подсказки мне не нужны, легко подхватилась с места. Вир сначала помедлил, посмотрел, как я быстро стучу мелом, и тоже покинул аудиторию. Но когда мы остались с преподавателем тет-а-тет, я услышала:

— Достаточно, адептка Росс.

Я повернулась, впрочем, не торопясь откладывать мел.

— Мне осталось совсем немного дописать, — ответила я, прекрасно осознавая, что вопрос был для преподавателя лишь предлогом, чтобы задержать меня.

— Я убедился, что вы все же кое-что усвоили из темы прошлого занятия.

— Вы оставили меня одну, чтобы лично сказать это? — Я решила играть в открытую.

— Нет, — правильно понял Мейнхаф и добавил: — Я хотел сказать вам, Росс, что оценил вашу предприимчивость. После того как возможность выехать на защите диплома за счет знаний подруги от вас уплыла, вы нашли другую кандидатуру. Знаете, Найриша, вы тот еще фрукт.

Я фрукт?! Да сам он… Сухофрукт! Причем почти столетний!

— «Выехать», «за счет знаний подруги», «другая кандидатура»… — Я в точности скопировала тон Мейнхафа. — Магистр, знаете, проблематично одной писать диплом, тема которого требует от адепта уровня «каната», если у тебя всего лишь «нить».

— Неправда, в списке была тема, которая вам одной вполне по дару. — Преподаватель ударил ладонью по столу.

— Единственная. И ее из-под носа у меня забрал Йонок.

— Йонок? — Удивлению Мейнхафа не было предела. — У него же «колодец»? Зачем ему брать сложную тему, требующую малого дара, вместо простой, но рассчитанной на большие затраты магии?

— Просто он тайно влюблен в магистра Махрума, — ляпнула я, вспомнив, кто именно является куратором того диплома.

Но Мейнхаф сарказма в моем ответе не услышал.

— То есть вы хотите сказать, что когда наконец соизволили дойти до списков, то темы вашего уровня уже не было? — с подозрением уточнил он.

— Могу поклясться собственным даром, что нет, уже не было, — отчеканила я категорично. Так, чтобы мой ответ мог трактоваться однозначно.

— Найриша, — Мейнхаф посмотрел на меня колко и внимательно, будто первый раз увидел, — смотрю на вас и думаю, как в одном человеке может уживаться столько противоречий: вы бездарная адептка с крохотным даром, но изворотливая, наглая и пронырливая. Таким, как вы, не место не то что в науке, но и в университете.

— Сочту за комплимент, — холодно произнесла я.

Меня так и подмывало ответить асимметрично. В смысле на негативный комментарий высказаться по-доброму, тщательно подбирая слова… для некролога обидчика. Сдержалась. Почти.

— Тогда и вы разрешите ответить любезностью, — начала я. — Вы, магистр, отлично знаете свой предмет, у вас даже есть определенный кодекс благородства, правда, исключительно для вашего же внутреннего пользования. Вот только, служа науке, вы забываете о простом и человеческом.

— Адептка Росс, я вас уже предупреждал, что сделаю все возможное, чтобы диплома вы не получили. Так вот учтите: напросившись в соавторы к альву, вы утянете и его за собой на дно.

— Поверьте, Вир отлично плавает, — глядя глаза в глаза и улыбнувшись одними губами, уверенно ответила я. Про себя подумала: «Но меня утопить будет тоже тяжело».

— Вы самая отвратительная адептка из всех, кого я когда-либо обучал, — припечатал магистр и, повернувшись ко мне спиной, дал понять, что наш разговор окончен.

Я также, не говоря ничего, схватила свою сумку и поспешила на следующее занятие.

После разговора с Мейнхафом я весь день была злой. Впрочем, своих истинных чувств не показывала, улыбалась. После общих занятий Вир ушел на языковой спецкурс, а мы с Алекс отправились домой. Выходя из университета, подруга посмотрела вперед, вдруг резко остановилась и скривилась.