Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна - Страница 29

Меня подхватывают с двух сторон чужие руки, но я отчаянно пищу, и меня отпускают.

Я поднимаю с пола куртку:

— Сумка! Моя сумка! — и тянусь за ней в общую кучу.

Меня отдергивают, и сумку, кажется, на всякий случай еще раз проверяют.

Я прижимаю к себе куртку, и медленно-медленно семеню к выходу…

Я сморгнула, выныривая из воспоминания.

Меня тогда привезли в поселковую больницу, предупредили, что если начну болтать — пожалею, и один из нападавших, назвавшись мужем, всё сидел со мной, гипнотизировал взглядом, пока не зазвонил телефон, и его не отозвали.

Обыскать мою куртку так и не догадались.

В ее рукав я, накрытая странным предзнанием, за несколько минут до нападения сунула свернутые трубкой учредительные документы и выдранное из печати клише.

А охрану, кстати, Макс после того происшествия сменил.

— Конечно, была, — устало вздохнула я. — Странный вопрос. Я ожидала других. Вроде “удалось ли установить заказчика”.

— И как, удалось? — недовольно отозвался Мир.

— Нет, — отрезала я.

А жаль. Вот кого я бы с удовольствием прокатила на Елань и познакомила с раками!

— Ладно. Не припомнишь точно, когда это было?

Такое забудешь, пожалуй…

Я пожала плечами и продиктовала, наблюдая, как он записывает дату в телефон.

Черт с ними, пусть роют. Сомневаюсь, правда, что что-то откопают. Утешает только одно: конфиденциальных данных я Азорам точно не выдала. Сама история отнюдь не тайна, её вовсю полоскали в сети, а свои ежегодные камчатские отпуска Макс с тех пор прекратил.

Мирослав Радомилович отбыли.

Не буду врать, что добровольно.

Просто я спохватилась, что мое развеселое трио вот-вот проснется, отдохнувшее, посвежевшее… А тут дядя доктор.

Дети у меня человеколюбивые, дядя доктор — новенький, ни разу не играный. Ну, и как тут устоять?!

Нет, я не скупая, и не жадничаю делиться с Азором общими детьми (до недавнего времени — моими, единоличными). Просто Азор еще не посвятил меня во все тонкости ухода за альтерами-полукровками, а потому пока что нужен нам в здравом уме и твердой памяти.

Кое-как придя к единому знаменателю с самой собой, Мирослава я попросила на выход.

Он ушел, проникновенно выдав напоследок:

— Лен, я очень рассчитываю, что тебе не нужно объяснять, что о нечеловеческом происхождении твоих детей никто знать не должен. Вообще, о существовании альтеров в принципе никто не должен знать.

Я сладко улыбнулась:

— Уж кто-кто, а вы, Мирослав Радомилович, могли бы быть уверенны, что дозировать информацию я умею!

Вот так-то: не учи бабушку кашлять, сынок!

ПростоМир поперхнулся воздухом (и инструктажем по соблюдению режима секретности), и вдруг ухмыльнулся:

— Кстати, Елена Владимировна! Вы мне свидание задолжали — извольте вернуть! О дате и времени уведомлю позже — я просто пока не знаю, к какому времени принято приглашать на свидания мать троих детей! — нахально подмигнул, и бодро поскакал вниз по лестнице, помахивая на ходу голубым стетоско…

Что-о-о?

Ну и мерзавец!

Нет, вы это видели, а?!

Ну, я еще понимаю попытку отжать “Тишину” — хотя в приличном обществе за такие вещи сразу бьют битой по зубам.

Но стетоскоп? Детский стетоскоп?!

Нервно хихикая, я заперла дверь за похитителем игрушек.

С ума сойти, у меня будет свидание с отцом троих детей.

Можно было бы отказаться, мотивируя тем, что у меня своих столько же, а шестерых мне Ада заводить запретила…

Я потрясла головой, вытряхивая из нее дивную чушь.

Ну-ка, где мой телефон?

— Алло. Макс, ты не занят? Ну, слушай!

Пятнадцать минут неразбавленного удовольствия — перераспределения шока в природе. Жалко, не включила видеосвязь — мне жизненно необходима моральная компенсация за все текущие стрессы.

Вот странно, выясняли отношения мы с Миром часа полтора по ощущениям, а смысловая выжимка уложилась в четыре предложения. Всё остальное время телефонной беседы мы с Максом бурно обсуждали, можно ли верить Азору. Оба утверждали, что нет, и старательно друг другу это доказывали.

Отчетливо понимая, что если Мирослав Радомилович не врет, то где-то рядом, под боком у нас с ним, затаилась хитрая, хладнокровная сволочь.

Кисло. Всем было бы удобнее, если бы, кроме “Азоринвеста”, сволочей здесь не было.

Второй разговор был еще сложнее.

— Ада? Как ты, солнце? Ада… — и как в омут с обрыва, — Ада, я сказала Азору про мелких. Не было выбора: анализы показали, что эта сыпь — ни черта не аллергия, а что-то наследственное. Да, пришлось экстренно признаваться и выяснять. Да, повезло, что он объявился именно сейчас. Нет, он сказал, что это не опасно, и… Всё наладится, Ад.

Я разговаривала с ней, и через всё разделяющее нас расстояние чувствовала, что она сейчас испытывает: агрессия, ревность, нежелание неизбежных перемен и страх перед ними… Отражение моих собственных чувств. Яростный протест зерен, уже проворачивающихся в жерновах.

Ничего. Зато перемелется — мука будет.

Вырубив телефон, я всерьез призадумалась: что мне делать?

Пойти, упасть рядом с детьми и умереть трупом (при том, что спать банде оставалось от силы пятнадцать минут), либо запереться в ванной, и те же пятнадцать минут вволю порыдать?

Психика, она, чай, не казенная. От такого перенапряжения и кукухой недолго поехать, если не стравливать давление иногда.

Так ничего и не выбрала — просто в какой-то момент обнаружила, что сижу на полу, под стеночкой, вцепившись обеими руками в телефон, и вперив взгляд в пространство.

И ладно бы, там что-то путнее показывали — а то дверь и обувная полка.

В комнате зашлепали чьи-то босые лапки, и я вынырнула из оцепенения.

Альтеры, поджоги, Азоры… Да катись оно всё покатом. С меня хватит.

Я решительно вскочила, забросила телефон с глаз долой. В конце концов, у меня вот больничный, первый за три года. И я планировала взять от жизни всё!

— А кто-о-о сейчас будет играть с мамой в разбойников? — вопросила я, входя в комнату.

— Я, я, я! — запищали дети на три голоса, моментально просыпаясь и прыгая вокруг меня.

— А вот и нет! — я подхватила на руки Ярика, потормашила его, потрясла под заливистый хохот. — В разбойников будет играть тот, кто сейчас хорошо покушает!

Суп под такую мотивацию зашел на ура.

А дальше мы до вечера увлеченно громили квартиру.

Разбойники и индейцы, родео на диванных подушках и визг-писк до небес. И соседи, притихшие в ужасе, в ожидании, что вот-вот эта стихия вырвется на волю, за пределы квартиры, и разнесет вдребезги и пополам весь мир.

Повезло, миновало.

Перед ужином мы с детьми даже расставили всё по местам — и трехлетки добросовестно мне помогали в меру своих сил. С точки зрения порядка это, конечно, дохлый номер — после ужина они в пять минут раскурочат всё обратно, зато полчаса все были заняты созидательным трудом!

Покормила. Поиграла. Выкупала. Уложила. (25769)

На цыпочках выбралась из детской и взялась за уборку.

Вот во время уборки меня и накрыло.

Я рыдала в ванной, самозабвенно, со слезами, соплями, кусаниями кулака и беззвучными подвываниями. Выплескивала накопившуюся усталость, старх за детей, шок от новости об их происхождении, черт знает что еще. Я рыдала, размазывая по лицу горячие, горькие, соленые слезы. И, кажется, стальной капкан на сердце разжимался.

Утро пятницы началось с приготовления молочной каши и малодушных размышлений: готовить обед сейчас, или потратить это время на уборку перед возвращением Ады, а потом поступить, как мать-ехидна, и покормить семейство в городе? С одной стороны, с другой стороны…

А, ладно, за один раз материнских прав не лишают!

— Отряд, слушай мою команду! Кто кашу сейчас не съест — тот забирать Аду из больницы не поедет!