С волками жить...(СИ) - Петров Марьян - Страница 39

— Хорошо, давайте грубить. Ваш ультиматум бездоказателен, и следовательно, я плохо понимаю, что моя стая вам должна?

— Она должна заплатить кровью за убийство наших Глав. Дантрес свидетельствовал, что в Салане есть оружие, чтобы убить демонов.

Меня накрыло… Дан свидетельствовал… Остатки выдержки раскололись, как скорлупа, там где стоял, теперь плескалось алое марево безумия. Костром полыхая, жгло глаза и нутро. Я не видел инкуба, словно меня предали не в жизни, а гораздо в более высоких слоях понимания. На уровне души… Все, в чём был уверен, считал правильным, упало под ноги грязной слякотью, рваной тряпкой, которой стёрли всю красивую картинку и оставили промозгло-серую мразь… Вырвать бы глаза и сердце, чтобы не болели. И Дана бы, обрезая связь по нерву, чтобы всполохами и криками, истекая кровью, наконец-то понять — между нами увеличивалась пропасть, словно реальность раздирало пополам неведомой силой. Дан оставался на том берегу, а я — на этом, и сейчас мы не делали попытки удержать друг друга хотя бы взглядом. Волков выглядел очень естественно, почти сливаясь со своими, это не просто рвало крышу, это лишало равновесия. Оба наших вида ждали малейшей провокации с другой стороны. Я связал всех единой сетью разума, чтобы делиться энергией и раздавать приказы. Многие волки уже взмокли от моих манипуляций, но я всё ещё оставался вожаком, и стая должна была верить в меня. Ещё никогда это не было так тяжело.

Я выступил вперёд.

— Мой клан против бойни, демон! — глядя в глаза Древнейшего из инкубов, произношу, согревая последние крохи надежды, что можно мирно урегулировать конфликт и разобраться во всём.

— А это не бойня, волк, мы просто пришли поохотиться. Волчьи шубы изумительно греют зимой. Дану, например, очень пойдёт оттенок твоей шкуры, — инкуб облизнул узкие обескровные губы, — Салан будет стёрт с лица земли, и, поверь, никто вас даже не вспомнит.

Со звоном лопнула чаша терпения. Поднимаю тяжёлую голову вверх, гулко взвыв в тяжёлое небо, и так же медленно возвращаю взгляд своему собеседнику:

— Двое из ваших уже сдохли, поэтому на дармовые шубы не особо надейтесь, господа. Та плоть, что сейчас еле висит на старых костях, будет разорвана, а с содержимым дерьмом тоже придумаем, как поступить! — волки за мной ответили громогласным рычанием.

Теперь я смотрел на Дана, вкладывая единственный посыл в свою ненависть.

«Твой противник я!»

Как в дешёвой мелодраме не вспоминал, как было хорошо вдвоём. Нам всегда было трудно. Безумно трудно, но то, что связывало, больше не нуждалось в объяснениях, потому что мы были не просто предназначены, а нужны друг другу. Выше издёвки судьбы. Были спасением и лоскутным одеялом, части которого держались на честных человеческих чувствах, где доверие и любовь не были ниткой для смётки. Теперь покров сдёрнула реальность, и в охватившем холоде мы с Даном вдруг стали одной температуры. Температуры ненависти, гнева и смерти.

— Вик!

Шерсть стала дыбом на загривке. Только один безумец мог подойти ко мне сейчас так бесцеремонно и окликнуть. Не зря сучонка так долго накачивали моей кровью, яйца точно стали стальными или мозги утратили чувство самосохранения. Но Шейну мало такой демонстрации, он подходит почти вплотную, вжимается лбом мне в спину.

— Я принёс их. Возьми! Не забывай, перед тобой враги, — две рукоятки идеально ложатся в мои раскрывающиеся ладони, и даже не надо смотреть, что именно дал мне Шейн. Голоса уже шепчут в моей голове, отбирая остатки контроля, подчиняя дыхание и тело, скручивая в чудовищную пружину все внутренности перед броском в настоящее безумие. Я чую кровь и смерть… — Ты нужен мне живым, — ещё один голос, кажущийся неуместным, но подкупающий, как никогда.

Лица инкубов искажаются, мое оружие нельзя перепутать с обычными клинками. Они были выкованы убивать демонов, ради этого погибла не одна сотня волков, и ненависть колючей проволокой тянулась из тьмы веков, связывая извечных врагов. От Дантреса ко мне. Они чувствовали это, видели свою смерть живьём.

Убить своего врага. Увидеть, как развоплощается проклятый дух демона и… глубоко внутри умереть самому. Я готов.

====== Часть 16 ======

Обе стороны бросились вперёд одновременно, лишив друг друга каких-либо угрызений совести.

До Дантреса мне не дали дотянуться несколько тел. Мой инкуб, издеваясь, отступал вглубь тумана, и это не была трусость, он заманивал и уводил от всей стаи — жест ещё более выводящий из себя. Пришлось прорываться, уничтожая мечущиеся вокруг тени одну за другой, без жалости, демонстируя всю жестокость своих намерений, не разделяя врагов по степени собственной ненависти. Все демоны стали для меня одинаково омерзительны.

Клинки пели, захлёбываясь кровью, упиваясь тем, что я делал и давал. Главное, как делал… Заговорённые оборотни дымились, попадая под ментальные удары бесов, с воем валились на проталины, истекая кровью из ушей, глаз и ртов. С трудом поднимались, глухими и ослеплёнными всё равно продолжали вгрызаться в похожую на пергамент плоть. Я видел и слышал каждого, брал часть боли себе, дав волкам отдышаться и немного сил. И своей ненавистью делился, не жалея тоже. Оборотни, сознания которых, касался новый Вик, уже и вели себя по-другому. Сейчас я походил на Кира больше, чем когда бы то ни было. Вот бы Вагнер порадовался и ухмыльнулся. Он всегда хотел сделать из меня бездушное животное, тупое орудие смерти. Теперь я просто убивал, без наслаждения, в груди истлевало то, что могло чувствовать. Я не пробивался к Волкову. Он уже никуда не денется от меня, если не сбежит… Но Демон уж точно не сбежит, сам бросится на мои клинки. Ему надо подождать, пока я…

Я отвлёкся, проклиная себя за опрометчивость, ведь не переставал из вида терять Дантреса, наказание настигло сразу, острой болью врываясь в плечевой сустав и опрокидывая на лопатки. Взявшийся из неоткуда, словно вырвавшийся из преисподней, весь в крови и с местами опалённой шерстью Леон перескочил через меня, сбрасывая инкуба и отрывая ему голову ещё до того, как они оба приземлились на землю. Заглянув в глаза бати, понимаю, что делаю что-то не так. Это осознание потянуло душу наружу, она словно старалась вырваться из тела, отделиться, не одобряя мои суждения. Но говорить было некогда. И думать тоже. Ядовитая кровь, льющаяся на землю, отравляла её и каждого из нас, знакомя молодых со смертью, искажала и их души. Ведь каждый, кто выйдет отсюда, уже не будет прежним. Если выйдет.

Внезапно холодный поток воздуха ударил в лицо, вертушку заметил, только когда та зависла надо мной в двадцати метрах, вернув к реальности, как бы погано не звучало, за шкварник затаскивая в мир людей, где есть правила, и не всё решает грубая сила. Мозг перестал реагировать на всё, что было не моей стаей, и каждый из живых сделался врагом, даже люди. Так бы и бросился на спустившуюся по верёвкам опергруппу, если бы автоматная очередь не прочертила передо мной предупреждающую линию. Ножи дрогнули в руках, будто и сам хотел от них избавиться, но Дан всё ещё стоял в стороне, а не был возле меня, и на инстинктах пальцы сжались сильней.

Ненадолго всё стихло. Не считая шума ещё трёх вертушек. Только треск мороза и хруст проламываемого под ботинками оперативников снежного наста. Людей стало слишком много, этих чёрных безликих пятен на белоснежном покрове, окроплённом алыми пятнами, впитывающейся в снег мгновенно остывающей крови, которая вырисовывала на психике чудовищный узор реальности.

Крик вырвал меня из оцепенения.

— Где Дан?! — гном стоял прямо передо мной и, несмотря на невысокий рост, был словно выше, заполняя собой всё зрительное пространство передо мной. Глаза его лихорадочно блестели, в них отражалась вся ярость, злость, а ещё отчаяние и такое болезненное беспокойство, что я содрогнулся. Его взгляд бегал по телам убитых инкубов, по моим израненым волкам, уже трое из которых сегодня не вернутся, по живым. Несколько раз Славка смотрел в упор на Дана и снова продолжал выискивать, всё истеричнее дёргая меня за плечо. Никто не в силах понять, как сильно я хотел сломать ему руку.