Мартовские дни (СИ) - Старк Джерри - Страница 25

— А что, здесь в традициях разве не майорат, сиречь передача власти от отца напрямую старшему сыну? — на редкость вовремя сунулся любопытный собиратель сплетен Гардиано. — Царевич же седьмой из царских отпрысков. С чего вдруг он разгуливает в наследниках?

— Так вышло! — злобно рявкнул Пересвет. — Заткнитесь все! Уй-ей-ей… — с легким нажатием он прочертил острием клинка по левой ладони, оставляя алый след вдоль линии жизни. Сжал кулак, зачарованно смотря на плюхающиеся и растворяющиеся в толще сизого, надтреснутого льда алые капельки. Одна, вторая, третья…

— Будет, — смилостивился домовой. Ёширо выдернул из складок рукава чистый платок, быстрым, привычным движением обмотал царевичу кисть, натуго затянув тряпицу. Ожидаемой рези вроде пока не чувствовалось. — Теперь надеемся на лучшее и ждем.

— А сколько ждать-то?..

Льдины вокруг исходившей теплым паром полыньи вдруг распахнулись, как цветочные лепестки. Из всплеснувшейся черной воды с пронзительным воем изникло белесое, призрачное, бесформенное нечто, заполошно ринувшееся к берегу. За существом тянулась широкая полоса с грохотом ломающегося и раскалывающегося толстого льда. Пересвет успел заметить оскаленные сверкающие зубы, обрамленные распяленным в истошном крике пунцовым ртом, и смирился с тем, что ему не суждена покойная старость в кругу семьи.

Тоненько свистнула, покидая лаковые ножны, катана работы мастера Масамунэ. Серебряная звенящая полоса в руках Ёширо преградила путь визжащему ужасу в острейших осколках льда.

— Роксуня! — истошно заверещал домовой, шмыгнув под катаной, мимоходом смахнувшей разлохмаченную прядку с его макушки. — Роксуня, милая, окстись! Роксуня, это я, Доможирыч с царского терема! Гости к тебе пожаловали, краса ты наша ненаглядная! Роксуня, добром прошу — уймись!

— А? — порождение озера круто затормозило, щедро осыпав оцепеневших молодых людей снежной крупой пополам с увесистыми ледяными каплями. — Что?

— Роксуня! — домовник лихо заскакал на месте, размахивая руками над головой. — Тише, драгоценная! Свои! Угомонись!

— Ой, — беспощадное, несущее неминуемую погибель чудовище с ног до головы окуталось пеленой сизого, непроглядного тумана — и сбросило его на землю, как женщина изящным жестом сбрасывает с плеч расписную шаль. — Малуш. Ой. Прости. Я тебя… э-э… сразу не заметила.

— Конечно, где успеть по сторонам оглядеться, когда несешься кромсать всех без оглядки, — проворчал домовой, настойчиво дергая Кириамэ за широкую штанину-хакама: — Принц, саблю вострую спрячь, а? Не станет она больше кидаться, а от холодного железа ей дурно делается.

Нихонец с явной неохотой возвернул оставшийся незапятнанным меч в ножны. Пересвет запоздало вспомнил, что надо бы хлебнуть воздуху, и набрался отваги взглянуть в лицо вынырнувшей из холодных омутных глубин речной хозяйки. Взглянул, онемел и невольно присвистнул.

— Мать-Деметра шествует во славе своей, — враз осипшим голосом пробормотал Гардиано. — Боги, я сражен.

Тонкий профиль Ёширо исказило мгновенной судорогой. Водяница с нежным именем Роксуня воплощала в своем облике все, что напрочь отвращало уточенного нихонского принца от женщин. Ростом и охватом талии она ничуть не уступала богатырям царской дружины. Обтянутые намокшей рубахой и драным сарафаном великолепнейшие формы не оставляли никакого простора воображению и повергали в священный трепет. На бледном лице мерцали круглые глазища цвета неба в сумрачный день в обрамлении пушистых ресниц. Маленький курносый носик, яркий пухлогубый рот — и, о счастье, ни малейшего намека на смертоносные клыки. Мокрые зеленоватые волосы волной текли из-под расшитой речным жемчугом и множеством пестрых ракушек высокой кички-сороки, убора замужней женщины. На широком поясе, затянутом прямо под выдающейся грудью, раскачивались и звенели отлитые из бронзы обереги — рыбки, витые улитки да пучеглазые раки. Среди висящих на шее янтарных бус робко переливался тусклой позолотой крестик — последняя память Водяницы о былой человечьей жизни.

В отличие русалок и мавок-навок, загубивших свои бессмертные души в тоске неразделенной любви, в глупой надежде обрести на речном дне недосягаемую красу или способность завораживать парней единым взглядом, речная царица приняла смерть в водах Молочной не по своей воле. То ли ее, храбро сражавшуюся с вражинами, во время набега пронзили стрелами злые половцы, то ли отец-воевода своеручно порешил любимую дщерь, спасая от пленения и позорного полона.

— Здрасьте, — почти робко пролепетала смущенная своей выходкой Водяница. — Я… я спозаранку гостей-то не ждала, вот и осерчала малость… Обыкновенно я не такая…

— Совсем-совсем не такая, — подтвердил Малуш и яростно замигал обеими глазами-пуговичками, намекая, что негоже гостям стоять соляными столпами и беззастенчиво глазеть на ошеломительную Роксуню.

— Матрона бона, не вы, но мы должны нижайше испросить прощения за то, что в неурочный час потревожили ваш покой, — Гардиано первым справился с внезапной немотой. Мало того, ромей спустился вниз по размытому нахлынувшей волной и скользкому бережку поближе к Водянице, на ходу продолжая говорить. У Гая даже голос изменился — из раздраженно-хриплого вкрадчиво потек расплавленным мёдом. В памяти Пересвета явился сияющий портрет девы в призрачной комнатушке и подумалось: вряд ли такая расчётливая и сметливая женщина, как дама Лючиана — тем более ее лихой братец! — избирали себе кавалеров и сердечных друзей только по смазливости лица да статности фигуры. У Гардиано было в Ромусе много друзей… значит, он не отродясь был угрюмым бирюком. Может, сейчас он самую малость смахивал на себя былого — ибо от его речей Роксуня хихикала и стыдливым девичьим жестом прикрывала лицо рукавом. Вместо рдеющего алой зарей румянца ее щеки окрасила призрачная синева.

Слово за слово, очарованная Водяница протянула руку человеку и вышла из озера на берег. Ноги у нее были босые, с неожиданно маленькими для столь внушительного телосложения ступнями. Поддернув драный подол, Роксуня присела на поваленный древесный ствол и величественно кивнула — мол, нечего мяться с ноги на ногу, подходите ближе, потолкуем. Домовой шустро пристроился рядом.

— Гай говорит, вы ищете, где на реке два дня тому бросили в реку мертвую девушку, — чинно сложив руки на коленях, Водяница с вежливым интересом взирала из-под соболиных бровей на незваных пришлецов. В точности степенная и рассудительная хозяйка богатого купеческого терема, приветствующая дорогих гостей. — Так это случилось на Скрипучем ручье. Под самый вечер. Девица явилась на ручей не одна. Ну, как это всегда по весне бывает… хотя парочки на гулянки бегают в мае, как трава-мурава в рост пойдет и ландыши проклюнутся.

— Значит, Айша пришла с мужчиной, — мягко, успокаивающе сказал Гардиано. — Царевич, знаешь, где протекает Скрипучий ручей?

— Полверсты от города, — вспомнил паутину окрестных речек, речушек и ручейков Пересвет. — Почтенная Роксуня, а каков был с лица спутник девицы?

— Этого я тебе не скажу, — колыхнула внушительными плечами речная царица. — Не потому, что не желаю, а просто не ведаю. Я ж своими глазами их не видела. Спала я тогда. А когда я сплю, то, что творится на берегах, оно для меня как опрокинутое отражение в воде — зыбкое да неверное. Могу понять, что на берег вышли мужчина с женщиной. Не спорили, не кричали, даже почти не говорили промеж собой. Обнялись и долго-долго стояли так. А потом кровь пролилась и я малость пробудилась, — Водяница не сдержалась и быстро облизнулась, мазнув по губам остреньким язычком. — Девица не блажила и на помощь не звала. Мужчина держал ее на руках, покамест она не угасла. Потом разбил на ручье лед и опустил тело поблизости от берега. Постоял малость и ушел, вот и весь мой сказ.

Не сопротивлялась и стояли в обнимку, отметил Пересвет. Сыскалось объяснение умиротворенному лицу мертвой плясуньи, но все остальное по-прежнему скрывает полнейший мрак. С кем Айша на ночь глядя отправилась в темный лес, почему безропотно приняла смерть?