Письма мертвой королеве (СИ) - Старк Джерри - Страница 21

За очагом и зловещим котлом, как оказалось, скрывался самый обычный, косоногий стол из горбыля, и широкие лавки, накрытые облысевшими шкурами. Гости расселись, невольно стараясь держаться ближе друг к другу. Гюльва выставила на стол коряво вылепленные глиняные кружки и гулко булькнувший бочонок.

Старая Гюльва была не просто ворожеей. Гюльва принадлежала к немногочисленному клану вёльв, превзошедших всех прочих колдуний в искусстве сейта, плетения заклятий и умения прорицать будущее. Мудрость и глубина познаний вёльв могли сравниться с мудростью вещих Норн и богов Асгарда, и все в Девяти Мирах знали — предреченное вёльвой непременно сбудется. Рано или поздно, так или эдак, но мир повернется по ее слову.

Гюльва, рожденная от тролльей крови, многое повидала на своем веку. В давних молодых годах, еще до того, как предаться изучению чародейских премудростей, она успела дать жизнь единственной дочери. Наследница успела вырасти, подыскать себе мужа и наплодить целый выводок крикливых детишек, пока Гюльва в тиши и уединении своего кургана проницала тайны мира. Одна из внучек Гюльвы произвела на свет девочку, получившую имя Ангрбода, Приносящая Горе — ибо ее рождение стало концом жизни ее матери. Старая колдунья, как сумела, позаботилась о сиротке. Выросшая Ангра умом, хитростью и настойчивостью завоевала себе место предводительницы ведьм Железного Леса — а потом, на радость или на беду, молодая чародейка встретилась с лукавым и неуемно любознательным богом обмана, искавшим новых знаний. Гюльва не раз ругалась с правнучкой, твердя, что Ангрбода вытворила редкостную глупость, пойдя на поводу своих чувств и ничем хорошим это не кончится. Что ж, вёльва оказалась права: Ангрбода родила троих детей и, следуя велению судьбы, вручила их отцу. Локи честно пытался воспитывать свалившихся ему на голову детишек, укрывая их от всевидящего ока Хеймдалля. Ёрмунганд ушел в моря, Фенрира и Хель в конце концов забрали в Асгард. Волка посадили на цепь, Хель сделалась правительницей подземного мира.

И вот теперь выросшее дитя Ангрбоды явилось к старой прабабке. В компании со сводным братцем, тем еще высокомерным нахалом, и подружкой-сплетницей. Твердя, что отошедшая от дел мирских вёльва прям-таки обязана помочь запутавшимся в сердечных трудностях сестренке Хель и ее дружку-асу.

— Дак я никак не вразумевши, чего вам от меня-то надобно? — прошамкала Гюльва, в третий раз выслушав печальную историю мытарств двух несчастных, разделенных волею судеб и повелением Одина.

— Измените их участь, — робко пискнула Рататоск.

— И как же я это сделаю? — хитро прищурилась вёльва. — Эх, молодежь. Что ж вам смирно не сидится, что вы рветесь мир перешивать да перекраивать?

— Потому что тот мир, который есть, нам не нравится, — заявил Фенрир. — Вот если б вы, бабуля, выбрались из своего болота, да заявились в Асгард…

— И? — подбодрила его бойкая старушка. — Что мне там делать, в золотостенном граде Асгарде? Петь-плясать, как в былые времена, али на Торжище гадать по рунам всем желающим?

— Вы могли бы сделать предсказание, — медленно, тщательно подбирая слова, произнес Слейпнир. — Такое, к которому прислушались бы Один и Фригг. Предсказание о том, что Бальдру и Хель предрешено быть вместе. Если он не может попасть к ней, может, Один выпустит ее оттуда? — он зажмурился, словно устрашившись собственных дерзких слов, и зачастил: — Разумеется, выпустит не навсегда, и с определенными условиями. Вот Персефона, супруга Аида Греческого, владыки мира погибших душ, живет полгода на земле, а полгода под землей, и такой расклад всех устраивает!

— Ты вертихвостку греческую с моей девочкой не ровняй, — погрозила узловатым пальцем Гюльва. — Ишь, чего удумал, конь с копытами! Фальшивое предсказание им вынь да положь! Да ты знаешь, как судьба-доля карает тех, кто вздумает ее обманывать?

— Это не обман, а чистейшей воды правда, — вступилась Рататоск. — Уж я-то знаю.

— Да что ты можешь знать, поскакунья рыжая, — отмахнулась от нее вёльва. — У самой ветер в голове, все только болтовня на уме. Зря вы это затеяли, детишки, зря, говорю я вам…

— А я говорю, что слово вёльвы порой бывает сильнее самой судьбы, — Фенрир не собирался отступать. И даже когда старая Гюльва пристально уставилась на него выцветшими, равнодушно-знающими глазами, волкодлак не склонил головы и не отвел взгляда. — Бабуля, вы ведь знаете Хель. То, чем она была. То, чем она стала. И то, какая судьба ей якобы предначертана. Рагнарёк, корабль мертвецов и все остальное. Матушка всегда повторяла — нет судьбы, кроме той, которую мы творим сами. Хель сейчас на развилке. Если мы ей поможем, она может избрать другой путь, — его голос в кои веки стал умоляющим. — Нас всегда звали чудовищами. Хорошо, согласен, Ёрм чудовище, и я тоже, но Хель-то чем провинилась? Только тем, что она — дочь своего отца?

— Тем, что она есть тьма, — вёльва ушаркала в дальний угол пещеры и надолго замолчала. Рататоск потянулась было к стоящему посреди стола пузатому бочонку, дотронулась до крана… и опасливо отдернула руку. Гюльва размышляла. Гости сидели, затаив дыхание, и, кажется, даже не шевелясь. Было слышно, как шелестят крылья повисших на потолке летучих мышей, как скребется в ножке стола жук-точильщик, как устало покряхтывают старые бревна, удерживающие свод над входом в обиталище ведьмы-пророчицы.

— Законы чародейства не возбраняют брать плату за предсказание, — проскрипела бабуля Гюльва. — Говоря с Одином, я никогда не пользовалась этим правом. Но то, о чем просите вы, должно быть выкуплено и оплачено. Достойно оплачено. Тем, что может на старости лет удивить и поразить меня. Тем, чего я никогда не видела и не знала прежде.

— А… а что это? — опешил Слейпнир.

— Откуда мне знать? — огрызнулась вёльва. — Добудете и принесете, тогда узнаю. Слово сказано, и слово мое крепко! — затихший было огонь в очаге под котлом полыхнул багровой волной в оторочке золотых искр, а старая согбенная предсказательница, казалось, распрямилась и стала выше ростом. — Вы искали моей помощи. Я отправлюсь в Асгард и заговорю перед царем асов, когда получу желаемое. А теперь — ступайте, — она раздраженно замахала на внучка и его спутников. — Подите, куда себе шли! У меня тут от вашей болтовни зелье выкипело, вари его теперь наново! Пшли вон!

Рататоск могла поклясться чем угодно, что совершенно не помнила, как именно они оказались сидящими в бурьяне на склоне холма. У Слейпнира глаза были, как плошки, Фенрир обеими руками теребил буйную шевелюру, растерянно повторяя:

— Вот это влипли… Влипли, так влипли… Это ты во все виноват! — неожиданно напустился он на старшего брата. — Ты почему меня не удержал?

— Я еще в Асгарде твердил, эта затея плохо кончится, — сдержанно напомнил Слейпнир. — Но ты не желал никого слушать и рванул сюда. Я тебе что, нянька?

— Сторож ли ты брату своему? — устало съязвила Рататоск.

Фенрир в очередной раз безжалостно взъерошил черные пряди:

— Ладно, что теперь толку скулить да плакаться. Что сделано, то сделано. Пути назад все равно нет. Давайте соображать. Чего может недоставать всезнающей вёльве?

— Бессмертия? — предположила Рататоск. — Давайте добудем для нее золотое яблочко Идунн!

— Ага, папаша уже как-то попался на краже яблочек. До сих пор морщится, как разговор заходит о прогулках в яблоневых садах, — хмыкнул Фенрир.

— К тому же по повелению Одина каждой из живущих ныне вёльв в положенный срок преподносится в дар молодильное яблоко, — сообщил Слейпнир.

— А я об этом никогда не слышал! — возмутился волкодлак.

— Потому что не про тебя секрет, — с достоинством ответствовал Слейпнир, безнадежно пытаясь оттереть пучком сухой травы засохшую грязь с сапог. — Знаете, в Мидгарде — ну, в Мидгарде будущих времен — есть магические хрустальные шары, которые показывают истории о небывалом и все чудеса Девяти Миров. Может, принести ей один такой?

— Между прочим, мидгардские ученые мужи утверждают, мол, от чрезмерно долгого глядения в такой шар мозг скисает и вытекает через уши, — щедро поделилась знаниями Рататоск.