Счастье любой ценой (СИ) - Лакс Айрин - Страница 44

Владимир молчит. Взгляд немного меняется.

— Умойся. У тебя всё лицо в моей крови. И собирайся, Янина! Потом будем выяснять подробности.

Я быстро выполняю всё: умыться, собрать документы и самые необходимые вещи. Оставляю маме записку на столе. Я, конечно, позвоню ей чуть позже. Но пусть останется и записка.

У Владимира всё ещё кровоточит рука.

— Давай я помогу?

— Ладно. Но пошевеливайся.

Я быстро залепляю ранки пластырем. Пальцы всё ещё дрожат, а перед глазами всё то и дело смазывается от слёз. Владимир нетерпеливо отбирает у меня пластырь, отбрасывая в сторону. Потом внезапно тянет меня к себе, усаживая на колени.

— Значит, звонила? — усмехается, вглядываясь в лицо.

— Да.

Я показываю ему список вызовов, доставая телефон из кармана джинсов.

— Звонила… — я словно оправдываюсь, потому что чувствую себя виноватой. — И ничего.

Владимир смотрит список вызовов и кивает, словно обещая самому себе что-то.

— С этим я тоже разберусь, — обещает Владимир, обхватывая моё лицо ладонями. — Не реви. Не реви, маленькая. Я помогу тебе. Всё, что угодно, помнишь? Даже луну с неба, только попроси.

Владимир нежно и бережно стирает слёзы. Я цепляюсь пальцами за его руку, трусь щекой.

— Не реви… Соберись, — просит он. — Всё будет хорошо.

Владимир резко приближает своё лицо к моему, целуя закрытые глаза.

— Я сделаю всё, что в моих силах, и вытащу его. Спасу твоего сына.

Владимир ещё несколько минут баюкает меня в своих объятиях.

— А теперь пора…

Я хотел, чтобы Янина осталась на квартире, которую я снял сразу же по приезду в другой город. Чтобы не слонялась по коридорам больницы.

Но на этот раз её, маленькую и хрупкую, было невозможно ни переубедить, ни отцепить от себя. Поэтому я махнул рукой. Пусть сидит.

У Ильи было обожжено было около тридцати процентов поверхности тела. Особенно сильно пострадали правая рука, животик и часть спины. Ожог был очень глубокий.

Врачи городской больницы через день после поступления мальчика сделали надрез на правой ручке, чтобы выпустить скопившуюся жидкость.

Должно было стать легче, но началось нагноение. От высокой температуры тело малыша раздуло, словно шар. Он уже едва дышал из-за сильного отёка лёгких. Желудочно-кишечный тракт «остановился».

Именно в таком состоянии Илью доставили в областной ожоговый центр.

Илье сразу же начали готовить к операции…

Заведующий областным ожоговым центром, Кирилл Владимирович, выругался из-за халатности и неправильного лечения врачей из маленького города, где жила Янина.

— Почему тянули, идиоты? Самонадеянность некоторых коллег в белых халатах поражает! Вы вовремя привезли мальчишку. Ещё несколько дней — и его было бы уже не спасти…

Илье сразу же назначили операцию. Врач заверил, что мальчик выздоровеет, шансы великие. Но восстановление будет непростым. Нужно будет сделать переливание крови после операции, и потом пересаживать кожу со здоровых участков на повреждённые.

Это всё — медицинские термины и краткий пересказ заведующего ожоговым отделением.

А у меня в голове сумбур.

Я впервые увидел сына.

Я увидел его в таком состоянии, что теперь я знаю лицо своего ночного кошмара.

Янина рвалась к своему сыну. Я мог бы устроить так, чтобы она увидела мальчишку, пребывающего в полубессознательном состоянии.

Но я не стал этого делать.

Ей ни к чему видеть сына в таком тяжёлом состоянии. Меня самого потряхивает так, что я боюсь сойти с ума. Несмотря ни на что, я не позволю Янине видеть это.

Янину пустят к сыну не раньше, чем ему значительно полегчает.

Всё остальное время общаться с врачами и посещать сына буду я. Янина может сколько угодно обижаться на меня и плакать. Может быть, она ещё больше возненавидит меня за чёрствость и цинизм.

Но всё я это делаю ради её же блага. Я всё делаю ради неё. Может, однажды она это, если не оценит, то хотя бы поймёт.

Операция длилась очень долго. За это время я успел выкурить не одну пачку сигарет и казался себе накачанным под завязку никотином.

Янина сидела, не двигаясь, прямая, как струна.

Ко мне подошла медсестра и пригласила на беседу с хирургом. Янина шевельнулась, впервые за несколько часов.

— Янина, жди меня здесь. Я скоро приду…

Врач выглядел уставшим.

— Мы вывели мальчика из шокового состояния, сняли омертвевшие участки кожи, сразу закрывая их стерильными лоскутами свиной. Так получится избежать заражения и унять боль.

Я переваривал услышанное.

— А как же пересадка кожи?

— Не всё сразу. Простите, не запомнил ваше имя.

— Владимир.

— Не всё сразу, Владимир. Повреждения обширные. Под этими так называемыми лоскутами раны подсохнут… На это потребуется недели полторы или две при благоприятном стечении обстоятельств. Только после этого можно будет пересаживать кожу малыша с не пострадавших участков тела.

— Операция прошла успешно?

— Операция была сложной. Но прошла, надеюсь, успешно. Мальчика перевели в реанимационное отделение…

— Его можно увидеть?

Врач отрицательно покачал головой.

— Пожалуйста. Я хочу посмотреть на него хотя бы издалека… Мне нужно успокоить его маму. Я должен убедиться…

— И что вам скажут показания приборов? Вы врач? — усмехнулся доктор.

— Нет. Вы можете надо мной смеяться, но сегодня — первый день, когда я вижу собственного сына. И в таком состоянии.

— Впервые? — удивился врач.

— Впервые. У нас с его матерью сложные отношения.

Врач поколебался.

— Хорошо. Вас проведут. Но мальчик в бессознательном состоянии. Эта операция — первая, но не последняя. Может потребоваться переливание крови… Какая у вас группа?

— Третья отрицательная. Ничем не болен…

— Отлично. У мальчика группа крови такая же, как у вас. Станете донором своему малышу.

Меня провели в реанимацию и дали посмотреть на сына издалека. Не разрешили подходить. Я мог только надеяться, что малыш пойдёт на поправку.

Надеяться и верить.

Иногда не остаётся ничего другого…

Врач ушёл. А я не мог заставить себя выйти и поговорить с Яниной. Понимал, что она сходит с ума от беспокойства.

Но меня сейчас ломало так, что я боялся не сдержаться. Я боялся наговорить ей тысячу обидных слов или ещё хуже — сделать.

Ничего этого бы не случилось, согласись она жить со мной. Я понимал, что от подобного несчастного случая никто не застрахован, но почему-то уверен: этого бы не произошло.

Я вызвал такси к зданию больницы. Янина задремала. Так же сидя в коридоре на диване, только голову свесила набок. Я накинул пиджак ей на плечи. Она встрепенулась и вцепилась в мои плечи пальцами.

— Что с Ильёй? Как он? Не молчи…

Круглые глаза смотрели умоляюще.

— Не молчи. Володя. Пожалуйста. Володя…

Немногим раньше я бы руку отдал на отсечение, лишь бы она вот так звала меня по имени. А сейчас… столько боли обрушилось разом, что я едва чувствую себя живым. Я не чувствую почти ничего.

Огромный кусок моего сердца остался там, на пороге реанимационного отделения. А тот ошмёток, что бьётся в груди, пропитан болью, страхом и одиночеством.

— Илья. Что с ним?

— Всё в порядке. Операция прошла успешно. Мне разрешили на него посмотреть. Он спит. Спит.

Янина всхлипнула и обхватила меня за шею руками. Прижалась всем телом, рыдая

Мне снова хочется, чёрт подери, сделать всё: перевернуть землю, засадить мёртвую пустыню цветами или заставить звёзды плясать хороводом вокруг неё.

Лишь бы Янина не рыдала так отчаянно.

— Спасибо. Спасибо…

Горло перехватило. Мне стало трудно дышать. Сердце билось через силу. Мои пальцы крепко стиснули её талию.