Волки в городе (СИ) - Шаффер Антон - Страница 9

— Товарищ генерал, какая сейчас ситуация с Дробинским? — поинтересовался Днёв.

— Хороший вопрос, — усмехнулся Збруев. — Очень хороший. Сам бы я хотел знать, какая сейчас с ним ситуация. Секретарша его, молодая девчонка, сейчас на «конве йере». Несет всякую чушь, подписать что угодно готова, во всем призналась… Но если бы почитал эти протоколы, то сам бы понял, что она сейчас себя марсианским шпионом назовет, только бы этот кошмар прекратился. Мне очевидно, что она не при чем. Действительно не знает, откуда взялся этот чертов конверт.

— А что экспертиза?

— Да ничего, — нахмурился Збруев. — Только отпечатки Дробинского по всему конверту, да и по самому листу, на котором послание напечатано. А так все чисто.

— Понятно, — ответил Днёв, который и ожидал примерно такой ответ. — Где сейчас Дробинский?

— На работе. Он сам чуть не просился, чтобы его тут у нас заперли. У меня на этот счет тяжелая беседа была с нашим главным. Я его убедил, что этого делать нельзя. Тут же такая возможность на живца половить. Короче, уговорил его, а он журналиста, чтобы тот продолжал функционировать в обычном режима, а уж нашими людьми будет обставлен так, что каждый шаг его будет отслежен и защищен.

Днёв проанализировал полученную информацию. Звучало все вполне благопристойно, но слишком уж просто.

— Думаете, что волки не догадываются, что он уже нам все рассказал и теперь закрыт со всех сторон?

— Я, Боря, ничего не знаю, — раздраженно ответил Збруев. — Вот ты и выясняй.

В этот момент в кабинет вошел помощник, который катил перед собой тележку, заставленную тарелками и кострюльками.

— Давай обедай, поезжай домой, приведи себя в порядок, и к делу. Я тебя оставлю. Совещание.

Збруев поднялся из-за своего стола и на ходу, проходя мимо Днёва, кинул ему на стол книгу, на обложке которой была изображена большая красная звезда, в центре которой располагался пистолет-пулемет НК МР5. Оружие Днёв узнал сразу — уж в чем в чем, а в нем он разбирался отлично.

— Почитай пока это.

Как только дверь за генералом затворилась, Днёв жадно набросился на еду. После баланды, которой его неделю пичкали в камере, еда из столовой казалась ему манной небесной. Осушив тарелку с борщом и съев чуть не пол буханки черного хлеба, он наконец почувствовал насыщение. Но есть все еще очень хотелось. На второе было пюре с котлетами. Приступив к нему, свободной рукой подполковник открыл книгу, оставленную генералом. Она была посвящена истории той самой «Фракции Красной Армии». Первая часть книги давала информацию сугубо биографического характера, рассказывала про основных участников группировки, их жизнь, семьи и так далее. Вторая — непосредственно рассказывала про практическую сторону деятельности организации.

Днёв пробегал глазами по строчкам. Взрыв в здании издательства Шпрингера, нападения на чиновников, ограбление магазинов, 1970 год…более 80 взрывов и поджогов казарм, универмагов, правительственных учреждений, казарм НАТО и Бундесвера…покушения на сотрудников и руководителей правительственных организаций, грабежи, экспроприации…

Итак, получалось, что в Москве начала действовать примерно такая преступная группа, но с прямо противоположными политическими установками. Если германские террористы третьей четверти прошлого века хотели свержения капиталистического строя, но этим новоявленным героям мечталось покончить с национал-коммунизмом, который вот уже пятнадцать лет спаивал и сплачивал страну, давая ей нормально развиваться в условиях вражеского капиталистического окружения.

Днёв закрыл книгу, и мысли его на какое-то время ушли от главного, переключившись на второстепенное, как он сам определял для себя приоритеты на тот момент. Хотя, после недолгих размышлений, подполковник понял, что это второстепенное в определенном смысле является как раз таки основным — Днёв думал о причинах, побудивших этих людей на противозаконные действия.

Да, Союз Национал-Коммунистических Республик, созданный почти пятнадцать лет назад по образу и подобию СССР не был идеальным государством. Да и по размерам значительно уступал ему: Прибалтика осталась независимой, войдя в НАТО; почти полностью отсекся накануне революции Кавказ — там теперь Эмират, с которым идет затяжная война; не вошли в новый Союз и часть центральноазиатских республик. И все же, СНКР был крупнейшим на земле государством, к которому со времени революции уважение лишь росло, а страх так и вовсе переходил все мыслимые границы. Западные лидеры не позволяли себе ни одного лишнего слова в адрес руководства СНКР и его политики. Все принималось, все проглатывалось.

Возможным это стало после глобального экономического кризиса двадцатого года, благодаря которому, собственно, и стала возможна Великая революция. Тот кризис превзошел по своим масштабам все предыдущие в сотни, в тысячи раз. Некогда казавшийся ужасным кризис тысяча девятьсот двадцать девятого года мерк по сравнению с тем, что произошло почти сто лет спустя. Объемы его были предопределены глобальностью той самой экономики, о которой десятки лет твердили ведущие экономисты планеты и о которой без конца говорили бывшие руководители России. Да, к двадцатому году Россия окончательно вошла в экономическое мировое пространство, подписала все обязательства, стала членом всех экономических организаций глобального характера. Но именно это ее и погубило.

Когда, не выдержав биржевых спекуляций, рухнули рынки и доллар в течение нескольких часов превратился в фантики, мир стоял на пороге невиданной ранее катастрофы. Паника, массовые самоубийства, грабежи, анархия — именно это можно было наблюдать в ряде некогда процветавших европейских государств, а так же в Северной Америке. Так продолжалось два года. По крайней мере, в России. Очередное временное правительство сменяло предыдущее. Мало кому известные люди твердили изо дня в день, что страна вот-вот выйдет из затянувшегося кризиса, даже быстрее, чем иные европейские державы, и так далее…

Но жизнь за окном говорила совсем о другом. Тотальное обнищание населения, голод, безработица, шатания в армии, окончательное озверение того, что раньше еще называлось милицией. И как результат октябрьские события две тысячи двадцать второго года: к власти пришла небольшая, практически маргинальная партия, которую все политические обозреватели в последнюю очередь годами упоминали в рейтингах и прочих аналитических выкладках. Пришла, повторив то, что чуть более ста лет назад сделали большевики. Во истину, история повторилась….

Были, конечно, и свои нюансы. Да, национал-коммунисты первым делом закрыли страну, разорвав все кабальные обязательства и выйдя из всех двусторонних и многосторонних соглашений по всем вопросам. Абсолютно по всем. Тем самым, они открыли белый лист. Но это было в плане внешней политики. Это было то, что на сто процентов сближало их с предшественниками. Но внутри страны расклад сложился несколько иной. Дело в том, что с первых дней волнений, когда вооруженные толпы выметали из правительственных зданий по руководством активистов из Национал-коммунистической партии задержавшихся там хозяев кабинетов, органы государственной безопасности уже сделали свой исторический выбор — они перешли на сторону восставших, предрешив, тем самым, исход Великой революции, последний громкий аккорд которой прозвучал десятого октября двадцать второго года. В тот день по телевидению с обращением к нации выступил Вождь. Он призвал всех, кто согласен начать жить с чистого листа, построить принципиально иное общество, выбросить из окна своей квартиры красное полотно — что угодно, хоть кофту красного цвета. Выбросить и зажать оконной рамой, чтобы снаружи было видно, что эта квартира, эта семья поддерживает новую власть.

И уже через пол часа страна от Калининграда до Владивостока покрылась красным цветом. Даже теперь, много лет спустя, Днёв не мог без дрожи в душе смотреть кадры хроники тех дней — почти из каждого окна каждого дома на каждой улице в каждом городе виднелась красная материя!