Волки в городе (СИ) - Шаффер Антон - Страница 26

— Что будем делать? — встревожено посмотрел на Павла один из его спутников.

— По обстановке, — принял решение Павел и замер на месте, не моргая глядя на входную дверь, которая вот-вот должна была распахнуться.

Первым в подъезд зашел детина. Увидев перед собой незнакомого человека, он резко остановился и какое-то время тупо смотрел на Павла, словно пытаясь понять, что из себя представляет преграда, на которую он наткнулся. Сообразив, что преградой является человек, детина, наконец, отреагировал:

— Опа! Э, пацаны, давай сюда все!

Пацаны не заставили себя долго ждать, и в следующий миг уже вся шайка столпилась в воняющем мочой и помойкой подъезде, тускло освещенном то и дело мигающей лампочкой, готовой в любой момент погаснуть навсегда.

— Кто такие? — Развязно поинтересовался здоровый лоб, смотрящий на Павла сверху вниз.

— Ребят, — Павел старался говорить как можно мягче, но в то же временно уверенно. — Давайте разойдемся? А? Идите за совей Галькой, а мы пойдем своей дорогой. Договорились?

Детина выпучил глаза и на лице его заиграла дебиловатая улыбка. Он повернулся к своим кентам и кивнув маленькой головой на бычьей шее в сторону Павла, с неподдельным удивлением в голосе, сказал:

— Не, пацаны, вы слышали? Слышали, пацаны?

Пацаны подтвердили, что слышали. Бритый издал неопределенный звук, который должен был выразить удовлетворение ответом, и снова повернул голову к Павлу.

— А ты откуда, падло, про Гальку знаешь?

Поросячьи глазки его еще больше сощурились, а на шее заиграли желваки. По всему было видно, что в голову его закралось страшное подозрение насчет Павла и Гальки.

— Да ты же сам только что на весь поселок ее звал, — улыбнувшись, ответил Павел, стараясь не смотреть детине прямо в глаза, чтобы не вызвать еще большей агрессии со стороны этого одноклеточного существа.

— Врешь! — патетически воскликнул бритый. — Врешь, сука!

Продолжая извергать трехэтажные конструкции, он подошел к Павлу почти вплотную, и обеими руками толкнул его в грудь. Павел отлетел в сторону и ударился спиной о деревянную стену.

Пацаны сделали свой выбор. И выбор этот был неправильным.

Последнее, что бритый уголовник увидел в своей жизни, было страшной картиной. Человек, которого он только что оттолкнул, медленно встал с пола, громко дыша. Когда он поднял глаза, бритый с ужасом увидел, даже при тусклом освещении цедящей свет лампочки, одиноко болтавшейся под потолком, что они стали желтого цвета. Незнакомец смотрел на него уже не как человек, а как…

— Твою мать, — прошептал кто-то, стоявший позади бритого. — Это что же такое?…

Тем временем лицо Павла тоже изменилось до неузнаваемости: по обе стороны от носа образовались складки, а верхняя губа задралась вверх, оголив огромные клыки.

— Ээээ…дядя… — Детина попятился назад, но наткнулся на своих дружков и чуть не свалился. — Я же это…пошутил…

Но было уже поздно. Издав страшный звериный рык, Павел в стремительном броске преодолел несколько метров и впился клыками в шею обидчика. Хлестнула кровь, забрызгивая все вокруг. Мощным рывком Павел вырвал детине кадык и выплюнул его на пол. Уголовник в недоумении опустил глаза, посмотрел на кровавый комок, который еще пару секунд назад был составной частью его шеи, и упал замертво.

Теперь терять время было нельзя. Двое из группы Павла молниеносно оказались около входной двери и заблокировали ее. Их лица уже тоже был не те, что прежде — больше это были не люди. А волки в человеческом обличье.

Шпана стояла посреди узкого душного пространства и жалась друг к другу, не в силах выдавить из себя ни звука. А с четырех сторон к ним приближалась волчья стая.

Они набросились все вместе. Сразу. И начали рвать пацанов на куски, стараясь в первую очередь перегрызть горла, чтобы те не успели закричать. Когда все было кончено, кучки человеческой плоти были раскиданы повсюду, а стены из грязно-бежевых превратились в красные.

— Уходим. — Павел первым вышел на улицу и тут же увидел Доктора, который, видимо, подошел только что.

— Сколько? — спросил он.

— Человек десять, — ответил Павел. — Другого выхода не было.

— Я понимаю. Надо уходить.

Теперь их было пятеро. Но далеко уйти они не успели. Душераздирающий крик раздался из того самого подъезда, в котором только что они расправились с местными. Голос явно был женский.

— Похоже, Галя все же решила выйти на улицу, — усмехнулся Павел.

Но улыбка довольно быстро сошла с его лица. Внезапно раздался вой сирены. Всех пятерых накрыл луч прожектора, ослепив и не давая возможности ничего увидеть.

— Стоять! — послышался голос из громкоговорителя, доносящийся спереди, оттуда же, откуда бил прожектор. — Оружие на землю!

Это был милицейский патруль. Похоже, все это время он находился здесь. Может, они бы и прошли мимо него не остановленные, если бы не этот крик, который говорил о том, что в бараке, из которого только что вышло пять человек, что-то произошло. Народной милиции пришлось вмешаться.

Бронированный внедорожник «Коммунизм» — гордость национал-коммунистической промышленности, являвшийся официальном средством передвижения народной милиции, — стоял посреди дороги. На его крыше был закреплен тот самый мощный прожектор, рядом с которым, немного сбоку, был установлен пулемет.

— Предупреждаем! — снова раздалось из мегафона. — Любое сопротивление будет рассматриваться как неподчинение властям! Согласно второй статье Инструкции по задержанию народной милиции СНКР против вас будет применено оружие. Всем лечь на землю лицом вниз!

— Делаем, что они говорят, — сказал Павел и начал опускаться на колени. Остальные последовали его примеру.

Дверь внедорожника медленно открылась, и из машины вышел милиционер. Павел слегка приподнял голову и успел заметить, что тот одет в полное боевое обмундирование: бронежилет, темно-синий шлем с извечной эмблемой народной милиции в виде круглого (а не ромбовидного, как у МНБ) щита со звездой посередине и меча. На ногах и руках, скорее всего, были защитные пуленепробиваемые пластины. Единственным незащищенным местом оставалась шея. И этого было вполне достаточно. Оставалось только подпустить весь патруль к себе.

Вслед за первым нармилом (как в народе называли народных милиционеров) из «Коммунизма» вылезли еще двое с автоматами в руках. Землю примерно в метре от их голов прошила очередь, выпущенная одним из стражей порядка, видимо, для профилактики.

Нармилы приблизились к лежащим и нацелили на них стволы. В этот момент к месту событий подбежала девушка, которая заикаясь и жадно глотая воздух, начала давить из себя слова, но так и не могла ничего сказать. Наружу вырывались отдельные слоги, буквы, просто звуки. Галька была в глубоком шоковом состоянии. Видимо, осознав, что ее не понимают, она просто указала рукой в сторону барака и со стоном повалилась на землю, лишившись чувств.

— Сначала погрузим этих, а потом посмотрим, что там такое, — распорядился старший по званию среди нармилов. — Горшков, давай сюда шокер.

Времени больше не было. Шокер означал полный паралич на несколько часов. И Павел бросился вперед, щуря желтые глаза на свет прожектора.

* * *

Начало совещания откладывалось уже в третий раз. Оно должно было начаться в девять, но у главы государства образовалась срочная встреча, которую он никак не мог отложить. Вернее, мог, конечно же, но тогда пришлось бы искать благовидный предлог, который, скорее всего, был бы воспринят другой стороной как заведомая ложь. А это был уже повод усомниться в прочности режима, в том, что все так гладко, как это пытаются представить. Ведь, если откладывается такая важная встреча (А она была действительно важной. В газетах об этом не писали, но в СНКР с тайным визитом прибыл министр обороны Западного военного блока, который после волнений начала двадцатых годов пришел на смену НАТО), значит, у главы государства нашлись дела еще более важные. И тут любой прожженный политик сразу бы понял, что встречи отменяются из-за проблем и неприятностей, а отнюдь не по праздничным поводам. А враг о проблемах знать не должен…