Eden (ЛП) - "obsessmuch" - Страница 105

— Почему? — Это все, что я могу сказать.

— Почему, что?

— Почему вы пытали его? — Со злостью в голосе спрашиваю я. — Я умоляла вас, мерзавец. Умоляла прекратить. Вы помните, когда я в последний раз умоляла вас, Люциус?

Конечно же, он помнит. Он отшатывается назад, судорожно вздыхая.

Но когда он, наконец, отвечает, его слова — вовсе не ответ на мой вопрос.

— Что может предложить тебе Уизли?

Заливаюсь краской. Он не имеет никакого права спрашивать об этом.

— Вас это не касается! — Вызывающе отвечаю я.

Он открывает было рот, но в последний момент решает смолчать. Он на грани, и вот-вот выйдет из себя.

Подходит ближе ко мне.

— После всего, что я для тебя сделал, меня это очень даже касается, — ядовито шепчет он.

Меня разрывает на тысячу частей.

— После всего, что вы для меня сделали? — В голосе появляются истерические нотки. — Ох, ну, конечно, я ведь стольким вам обязана. Вы помните, как ломали мне пальцы и выкручивали суставы, накладывали на меня Империо, чтобы я отрезала палец лучшему другу? А мои родители? Вы помните, как убивали их?

Он хватает меня за горло и почти тащит через комнату, впечатывая спиной в стену. Пальцы сильно впиваются в шею.

С мольбой во взгляде смотрю на него. Его глаза похожи на застывшие льдинки и полыхают гневом.

Он несколько раз глубоко вздыхает, а потом отпускает меня. Я снова могу дышать, и лишь чудом мне удается не подавиться воздухом.

— У меня были на то причины, грязнокровка, — шепчет он, и эти слова толкают меня на край пропасти.

— Да знаю я всё об этих ваших «причинах», — с шипением выплевываю слова ему в лицо, глядя, как он бледнеет. — Волдеморт рассказал мне. Вы хотели заставить меня думать, что не могли ослушаться приказа, но на самом деле вы убили их, чтобы Волдеморт не убил меня, пытаясь заманить Гарри. Так что, как видите, мне всё известно.

Мои слова повисают в воздухе. Наступает долгая пауза. Я опять сделала только хуже, но мне уже откровенно наплевать.

Люциус пристально смотрит на меня, и я чувствую, как мне не хватает воздуха и я тону в глубине его глаз.

— Ах ты, самонадеянная маленькая стерва, — произносит он. — Да ты понятия не имеешь, что толкнуло меня на убийство твоих родителей. Я не мог позволить ему убить тебя, потому что ты все еще могла нам пригодиться. А Темный Лорд просто на мгновение забылся, потому что был очень зол. Я лишь любезно напомнил ему о нашей выгоде, за что он мне теперь благодарен.

Непонимающе взираю на него. Мне действительно уже все равно. Хуже уже и быть не может, поэтому нет смысла молчать дальше.

— И поэтому вы так взбесились, когда увидели нас с Роном? — Тихо спрашиваю я. — Скажите, вы и вправду свято верите в собственные оправдания вашего ко мне отношения?

— Твоя самоуверенность не имеет границ, — жестко отвечает он. — Это она подбила тебя прийти ко мне прошлой ночью и утверждать, что ты увидела во мне то, что я якобы так ревностно пытаюсь скрыть от других? Ты еще смеешь думать, что я чувствую к тебе нечто большее, нежели банальное отвращение, — он усмехается. — Ты такая жалкая и наивная! Слышишь меня? Да я презираю тебя!

Гнев переполняет меня, зарождаясь где-то глубоко внутри.

— Тогда почему, проснувшись однажды посреди ночи, я почувствовала на себе ваши руки, ласкающие спину? — Я вновь срываюсь на истерику. Хочется ударить его больнее, заставить истекать кровью и кричать. — Почему вы поцеловали меня после того, как мы убили Долохова? Не смейте говорить мне, что я ничего для вас не значу, потому что отныне я не верю ни единому вашему слову! Вы не можете получить меня, и это убивает вас, Люциус. И вы знаете, что я права. Так почему бы вам не перестать быть таким трусом и не прекратить отталкивать меня?! Что, помимо моей грязной крови, мешает вам взять то, что вы хотите?!

Он замахивается, словно хочет ударить меня, от гнева краска приливает к его лицу, но спустя несколько мгновений он опускает руку и пытается успокоиться.

И это выводит меня из себя.

— ДАВАЙТЕ! — В ярости кричу на него. — Ударьте меня, трусливый ублюдок! Оттолкните снова, вы ведь этого хотите? Ударьте!

Со всей силы, на которую только способна, залепляю ему пощечину.

На его щеке проявляется отпечаток моей ладони, а глаза наливаются бешенством. И он бьет меня. Еще раз. И еще. Это больно, но мне все равно. Мне нужна эта боль. Мне нужно, чтобы он осознал свои чувства, даже если для того, чтобы доказать свою правоту, я должна буду пройти все круги ада.

Он хватает меня за волосы, с силой оттягивая назад мою голову и глядя мне прямо в глаза. Чувствую, как из уголка рта течет кровь. Голова просто раскалывается.

Он тяжело дышит. Его ненависть почти осязаема.

— Твоя самоуверенность, — шепчет он, — сослужит тебе плохую службу.

Его лицо в каких-то сантиметрах от моего. И глаза… огромные и темные, почти черные.

— Это вы так считаете, — тоже перехожу на шепот. — Но вы — самый высокомерный, надменный и самоуверенный тип из всех, кого я знаю.

Подобие улыбки появляется на его лице. Он сильнее тянет меня за волосы, на глазах выступают слезы.

Он наклоняется ниже. Его губы в каких-то миллиметрах от моих, рот приоткрыт. И Люциус наклоняется еще ниже.

Несколько секунд он колеблется, а потом отпускает меня, со злостью отталкивая.

— Будь ты проклята! — Шипит он сквозь стиснутые зубы. — Будь ты проклята!

Молниеносно развернувшись, он вылетает из комнаты, громко хлопая дверью и не забывая запереть ее.

Отворачиваюсь от двери, касаясь разбитой губы, и закрываю глаза. Слезы беззвучно катятся по щекам.

Я так устала от всего. Устала от его ненависти, хотя знаю, что ему не все равно, что со мной будет, пусть даже сам он никогда себе в этом не признается. Никогда.

Не хочу больше зависеть от него, от его милости и сострадания. Хочу быть свободной. Не могу больше выносить такие отношения. Мы высасываем друг из друга жизнь, эмоции, изматывая и себя, и другого до полного опустошения. Это ненормально. Это страшно. Это неправильно.

Не хочу жить дальше, зная, что пришла к нему в надежде, что если поставлю его перед фактом, то он, наконец, решится. Нет, я не дам ему победить.

Но, если я так хочу, чтобы он вернулся, не значит ли это, что он уже победил?

И он тоже знает.

«… такая покорная…»

Нет. Этому не бывать.

Сердце уходит в пятки, когда я слышу скрип медленно открываемой двери.

— Ну, что еще? — Устало спрашиваю я. — Неужели не достаточно?

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Почти готовая накричать на него, потому что чаша моего терпения переполнена, и меня уже тошнит от всего.

Но замираю. Страх ураганом проносится по венам, леденя кровь, сжимая стальными тисками сердце, разрывая легкие, потому что я перестаю дышать.

Это не Люциус.

* Invidia (лат.) — один из семи смертных грехов — Зависть.

Ее глаза сияют триумфом, она широко улыбается, и эта улыбка не сулит мне ничего хорошего.

— Что, удивлена, грязнокровка? — Лениво растягивая слова, спрашивает она, заходя в комнату. — Уверена, меньше всего ты ожидала увидеть меня.

Удивленно смотрю на нее, приоткрыв рот и пытаясь дышать ровно. Вдох — выдох. Господи, Боже мой!

Мне следовало б знать. Какая же я глупая! Как я могла надеяться, что она забудет о том, что видела? Такое невозможно забыть. И она это просто так не оставит.

— Странно, что многие считают тебя умной, — шепотом произносит она, приближаясь ко мне. — В нашу последнюю встречу, я, по-моему, ясно дала понять, что еще вернусь.