Человек идет (Повести) - Мавр Янка - Страница 40

Возвратилась домой и соседка, жена гостя, тоже с вязанкой таро, да вдобавок с грудным ребенком на руках. Свиньи, увидев хозяйку, бросились к ней, стали визжать, ласкаться. В этом нет ничего удивительного: папуасские женщины нянчатся и возятся с ними, как у европейцев некоторые дамы — с собачками.

Положив ребенка на землю, женщина взяла на руки поросенка и, поглаживая его, стала кормить своей грудью. И это здесь обычное явление, неоднократно наблюдавшееся путешественниками.

Управившись по хозяйству, женщины снова пошли в лес. Навстречу им шли другие женщины с детьми и вязанками таро. Значит, где-то поблизости было поле или огород.

Папуасские огороды обычно находятся в стороне от селений, иной раз за три — четыре километра, на более влажных местах. Деревни же строятся, как правило, на возвышенности. Землю под посевы готовят все сообща, и тут уж главная роль принадлежит мужчинам. Труд этот очень тяжелый: нужно вырубить, выкорчевать или выжечь лес, взрыхлить землю, устроить ограждение, — и все это почти голыми руками, если не считать суков, кольев, каменных топоров, костяных ножей. Настоящих топоров и ножей, вероятно, нашлось бы лишь несколько штук на весь род Какаду.

Пахота производится таким способом: мужчины становятся в ряд с кольями в руках. Они вбивают эти колья в землю как можно глубже, затем все вместе налегают на них и выворачивают пласт земли.

Потом идут женщины. Они разбивают пласты маленькими деревянными лопатками и выбирают из земли корни и траву. За ними следуют дети. Они окончательно разрыхляют землю руками.

Вся эта работа выполняется сообща. И только потом каждая семья в отдельности устраивает для себя грядки.

Когда грядки вскопаны, мужчины считают себя свободными от обязанностей по хозяйству. Дальше трудятся одни женщины, а мужчины отдыхают. Женщину тут считают чем-то вроде полезного домашнего животного, и богатым считается тот отец, у которого много дочерей.

Папуасы выращивают кокосовую пальму, таро, бананы, ямс — вроде нашего проса — и табак. В любое время года что-нибудь у них поспевает, так что туземцы едят свежие плоды и овощи круглый год. И тем не менее, живут они бедно, так как земледелие у них весьма примитивное.

Но заглянем в ум-камаль. В нем сидят и лежат человек пятнадцать мужчин. На каждом только короткий фартук, зато на руках и ногах множество колец и браслетов. Пятеро сидят у костра и курят сигару из листьев зеленого табака. Каждый, сделав одну затяжку, передает сигару соседу. Сырой табак едва тлеет, и поэтому каждый раз приходится прикуривать от огня.

Папуасские франты много времени — пожалуй, больше чем наши дамы — уделяют своим прическам. Так и теперь: один молодой мужчина уже два часа бьется над тем, чтобы при помощи щепочки поставить торчком каждый волосок у себя на голове. А чтобы они держались в таком положении, он намазал волосы красной глиной.

Другой в это время облепил всю голову известью. Через день-два известь осыплется, но зато волосы на несколько дней сохранят белый цвет. Ради этого стоит, конечно, потрудиться.

Мужчины постарше проделывают то же самое со своими бородами. Затем все втыкают себе в волосы перья какаду и петухов, укрепляя их бамбуковыми гребнями, которыми здесь пользуются только мужчины. Эти же гребни употребляются и как вилки во время еды.

Устроив прически, все стали хвастаться друг перед другом. И было чем: прически удались одна другой внушительнее. А некоторые щеголяли еще и ожерельями из собачьих зубов. Такое украшение могли носить только мужчины. Женщины имели право только на два зуба в ушах, на манер наших сережек. А о таком украшении, как клык кабана, они и мечтать не смели: это была уже безраздельная привилегия мужчин.

Обстановка ум-камаля состояла из нар, оружия и значительного количества человеческих черепов. Раскрашенные в разные цвета, они висели у изголовий. В углу стояло большое вырезанное из дерева изображение человека — тэлум, в память предка, героя рода. У входа валялась выдолбленная деревянная колода, служившая барабаном. Звуки этого барабана извещали о каком-либо важном событии и были слышны далеко вокруг.

— Ходят слухи, что Мукку собираются напасть на нас, — сказал один из мужчин.

Мукку — это соседний род, с которым Какаду постоянно враждовали.

— Я буду рад добыть еще несколько черепов, — сказал франт с головой, вымазанной известью.

— И чего Мапу выжидает?

— Посланцев все еще нет.

Мапу был вождь рода Какаду. Он считался не только самым сильным и храбрым среди мужчин, но и самым умным. Он имел некоторое отношение даже к европейской цивилизации: дверью его дома, как известно, служила крышка от ящика с таинственной надписью. Кроме того, у него был жилет европейского происхождения, который надевался в особо торжественных случаях.

Но важнее всего было то, что он не боялся европейской цивилизации, наоборот, стремился к ней… Это им были посланы те двое папуасов, что променяли золото на спирт.

Мапу знал, что самое страшное оружие белых — это гром, то есть ружья. В то же время ему было известно, что больше всего на свете белые любят золото. Вот он и надумал использовать этот бесполезный для папуасов металл. Правда, Мапу еще не знал, как обращаться с громом белых, но достаточно уже и того, что он не побоялся бы иметь его у себя.

Он уже не считал ружье какой-то сверхъестественной силой и надеялся разузнать, как обращаться с ним.

— Если у нас будет гром, то мы покорим все соседние племена, — сказал один из присутствующих.

— О, наш Мапу великий вождь! — воскликнул другой.

В это время вбежал один из юношей-туземцев и сообщил, что к деревне движется чужой человек, чернокожий, но одетый на манер белого. Все повскакали с мест, схватили оружие и выбежали из ум-камаля.

— Он там, — указал рукой юноша.

Папуасы притаились и замерли в ожидании. По тропке между деревьями спокойно шагал человек, такой же, как и они, чернокожий, только одетый по-европейски. Удивило всех то, что у него не видно было никакого оружия. Это, конечно, был миссионер Саку.

Когда он поравнялся с засадой, папуасы выскочили и окружили его. Незнакомец ничуть не удивился и не испугался этого.

— Кто ты? — спросили его.

— Я — Саку, — спокойно ответил он.

Хотя почти все здесь были его ровесниками, но за десять лет, конечно, забыли о нем, тем более, что он и жил-то с ними недолго.

— Откуда и куда ты идешь? — спросили его.

— Я иду в племя Какаду, где осталась моя мать, — сказал Саку. — Жива ли она?

Теперь некоторые вспомнили его, опустили оружие и приветливо заулыбались, закивали головами.

— Жива, жива! Она у Мапу. Пойдем, — заговорило сразу несколько человек, узнавших его. Обратившись к остальным, они сказали: «Макрай».

Услышав это магическое слово, все остальные заулыбались и заговорили приветливо.

Тут нам необходимо несколько отклониться в сторону, чтобы объяснить таинственное слово «Макрай», ибо история его чрезвычайно любопытна и замечательна.

Мы знаем, что в капиталистических странах до сих пор существует пренебрежительное отношение к так называемым «цветным» людям, особенно — к черным.

В Америке, всячески превозносящей свою цивилизацию, негры не имеют даже права ехать в трамвае вместе с белыми. Негры — врачи, инженеры, ученые — терпят всяческие унижения только за то, что у них кожа черного цвета. Что же говорить о чернокожих других стран — об африканских неграх и папуасах Океании?

Их вообще не хотят считать за людей. Во многих книгах они описываются как полузвери, только и помышляющие о том, как бы убить и сожрать белого.

А таких человеческих качеств, как доброта, честность, преданность друг другу, чувство благодарности — по мнению колонизаторов — у чернокожих и предполагать не приходится. Многие европейцы и по сей день так думают. А что же было, скажем, лет пятьдесят тому назад?

И вот в то время нашелся русский человек, путешественник Николай Николаевич Миклухо-Маклай, который решил поближе познакомиться с жизнью отсталых народов, захотел сблизиться с ними.