Полное собрание рассказов - Хемингуэй Эрнест - Страница 16

Они вернулись в Париж, и многие из их знакомых по пароходу тоже вернулись туда. Дижон им надоел, к тому же они теперь получили возможность рассказывать, что, окончив курс в Гарвардском, или в Колумбийском, или в Уобашском университете, они слушали лекции в Дижоне, департамент Кот-д’Ор. Многие из них предпочли бы поехать в Лангедок, Монпелье или Перпиньян, если только там есть университеты. Но все это слишком далеко. Дижон всего в четырех с половиной часах езды от Парижа, и в поезде есть вагон-ресторан.

Так и случилось, что все они несколько дней ходили в кафе «Дю Дом», избегая показываться в «Ротонде» напротив, потому что там всегда полно иностранцев, а потом Эллиоты, по объявлению в «Нью-Йорк геральд», сняли château[20] в Турени. Эллиот успел приобрести много друзей, восхищавшихся его стихами, а миссис Эллиот уговорила его выписать из Бостона ее подругу, которая работала с нею в кафе. С приездом подруги миссис Эллиот заметно повеселела, и они не раз всплакнули вдвоем. Подруга была на несколько лет старше Корнелии и называла ее «крошка». Она тоже была южанка родом, из очень старинной семьи.

Они трое и еще несколько друзей Эллиота, называвших его Хьюби, поехали вместе в туреньский château. Турень оказалась плоской, жаркой равниной, очень напоминавшей Канзас. У Эллиота к этому времени накопилось стихов почти на целый томик. Он собирался выпустить его в Бостоне и уже послал издателю чек и заключил с ним договор.

Скоро друзья один за другим потянулись в Париж. Турень не оправдала надежд, которые на нее возлагали. Через некоторое время все друзья уехали в приморский курорт близ Трувиля с одним молодым поэтом, богатым и холостым. Там все они были очень счастливы.

Эллиот остался в туреньском château, потому что он снял его на все лето. Они с миссис Эллиот очень старались иметь ребенка, когда спали в большой жаркой спальне на большой жесткой кровати. Миссис Эллиот училась писать на машинке по слепой системе, и оказалось, что хотя писать так быстрее, но опечаток получается больше. Почти все рукописи теперь переписывала подруга. Она работала очень аккуратно и быстро, и это занятие, видимо, доставляло ей удовольствие.

Эллиот стал пить много белого вина и перебрался в отдельную спальню. По ночам он писал стихи, и утром вид у него бывал утомленный. Миссис Эллиот и ее подруга теперь спали вместе на большой средневековой кровати. Они всласть поплакали вдвоем. Вечером они все вместе обедали в саду под платаном; дул горячий вечерний ветер, Эллиот пил белое вино, миссис Эллиот и подруга разговаривали, и все они были вполне счастливы.

Белого коня хлестали по ногам, пока он не поднялся на колени. Пикадор расправил стремена, подтянул подпругу и вскочил в седло. Внутренности коня висели голубым клубком и болтались взад и вперед, когда он пустился галопом, подгоняемый моно, которые хлестали его сзади прутьями по ногам. Судорожным галопом он проскакал вдоль барьера. Потом сразу остановился, и один из моно взял его под уздцы и повел вперед. Пикадор вонзил шпоры, пригнулся и погрозил быку пикой. Кровь била струей из раны между передними ногами коня. Он дрожал и шатался. Бык никак не мог решить, стоит ли ему нападать.

В отеле было только двое американцев. Никого из тех, с кем встречались на лестнице, покидая номер или возвращаясь в него, они не знали. Их комната располагалась на третьем этаже и выходила окнами на море. Из окон был виден также городской парк и памятник воинам. В парке росли большие пальмы и стояли зеленые скамейки. В хорошую погоду там всегда можно было увидеть какого-нибудь художника с мольбертом. Художникам нравилось, как росли пальмы, и нравились яркие фасады отелей, обращенные к парку и морю. Итальянцы приезжали издалека посмотреть на военный монумент. Он был сделан из бронзы и блестел под дождем. Как раз шел дождь. Дождевые капли стекали с пальмовых листьев. На гравиевых дорожках вода стояла в лужицах. В пелене дождя длинная кромка моря преломлялась, то отступая от берега, то возвращаясь. Все машины разъехались с площади перед монументом. На противоположной стороне в дверях кафе скучал официант, глядя на пустую площадь.

Американка стояла у окна и смотрела на улицу. Прямо внизу, под одним из зеленых столиков, с которых струилась вода, свернувшись, пряталась кошка. Кошка старалась сжаться как можно плотнее, чтобы уберечься от капель.

– Спущусь заберу киску, – сказала американка.

– Давай я спущусь, – отозвался с кровати муж.

– Не надо, я сама. Бедная кошечка, как она старается не намокнуть.

Муж не отрывался от книги, полулежа головой к окну на высоко подоткнутых подушках.

– Смотри сама не промокни, – сказал он.

Женщина спустилась по лестнице, хозяин гостиницы встал и поклонился ей, когда она проходила через вестибюль. Его конторка находилась в дальнем конце вестибюля. Хозяин был старым и очень высоким.

– Il piove[21], – сказала американка. Ей был симпатичен хозяин отеля.

– Si, si, signora, brutto tempo[22]. Очень плохая погода.

Он стоял за своей конторкой в дальнем конце тускло освещенного вестибюля. Американке он нравился. Ей нравилась искренняя серьезность, с какой он выслушивал любые жалобы. Ей нравилось его чувство собственного достоинства. Ей нравилась его несуетная услужливость. Ей нравилось, как он осознает себя хозяином в гостинице. Ей нравились массивное лицо старика и его крупные руки.

Размышляя об этом, она открыла дверь и высунулась наружу. Дождь усилился. Мужчина в прорезиненном плаще направлялся в кафе через безлюдную площадь. Кошка должна была быть где-то поблизости справа. Вероятно, до нее можно дойти, прячась под карнизом. Пока американка стояла в дверях, над ее головой раскрылся зонтик. Это была горничная, убиравшая их номер.

– Чтобы вы не промокли, – с улыбкой сказала она по-итальянски. Несомненно, ее послал хозяин.

Под зонтом, который держала над ней горничная, американка пошла по гравиевой дорожке, пока не очутилась под окном своего номера. Стол стоял на месте, вымытый дождем, ярко-зеленый, но кошка исчезла. Американка вдруг очень расстроилась. Горничная взглянула на нее.

– Ha perduto qualque cosa, signora?[23]

– Здесь была кошка, – сказала молодая американка.

– Кошка?

– Si, il gatto[24].

– Кошка? – Горничная рассмеялась. – Кошка под дождем?

– Да, – сказала американка, – вот под этим столом. – И добавила: – О, я так хотела ее взять. Мне хотелось киску.

Поскольку она говорила по-английски, лицо горничной напряглось.

– Пойдемте, синьора, – сказала она. – Лучше вернуться в дом. Вы промокнете.

– Да, пожалуй, – сказала американка.

Они прошли обратно по гравиевой дорожке и вошли в дом. Горничная задержалась на пороге, чтобы сложить зонтик. Когда американка проходила по вестибюлю, padrone[25] поклонился ей из-за конторки. Какой-то маленький плотный комок сжался у нее внутри. Под взглядом хозяина она почувствовала себя совсем маленькой, но в то же время по-настоящему значительной. На миг она испытала ощущение собственной величайшей значимости. Она прошла вверх по лестнице и открыла дверь своего номера. Джордж по-прежнему читал, лежа на кровати.

– Принесла кошку? – спросил он, откладывая книгу.

– Она ушла.

– Интересно, куда? – сказал он, давая глазам отдых от чтения.

Она села на край кровати.

– Я так хотела ее взять, – сказала она. – Не знаю, почему мне так этого хотелось. Хотелось эту бедную киску. Невесело несчастной кошке под дождем.