Либо ты, либо я (СИ) - "Lirva" - Страница 27

- Так а почему у меня всё тело болит? – и глаза так подозрительно щурит, обнимая себя за плечи.

- И у меня тоже, - задумчиво чешет подбородок Самойлов.

- Потому что вы, товарищи, оказали сопротивление сотрудникам ДПС, - и улыбаюсь совершенно обворожительно, как будто сообщил им о том, что универ закрыли на карантин.

- Пиздец, - философски выдаёт Кирилл, взмахивая руками, и закрывает за мной дверь. Им теперь разбираться надо со всеми этими правоохранительными органами. А я включаю телефон, смотрю на экран и молюсь. Время – третий час дня. Мало того, что универ безбожно прогулян, так ещё и Сонька вся, небось, издёргалась. Двенадцать пропущенных попахивают сковородкой по лицу.

POV Кирилл

Голова трещит, как горный обвал, во рту - Сахара, руки и ноги затекли. Состояние почти мёртвое, из разряда не «хуёво», и не «пиздец», и даже не «хуёвый пиздец». Нет ещё такого разряда, на который я себя сейчас чувствовал. Пытаясь пошевелить хотя бы мизинцем, понимаю, что «Убить Билла» - полный пиздёж. Рядом из-за моего пыхтения что-то стонет, возится, хрипит, а потом я натыкаюсь носом на белобрысую макушку. Через пару секунд смотрю уже в закрытые глаза этого нечто. Мужественное лицо, без намёка на бабские черты, синие мешки под глазами, едва-едва проглядывающаяся светлая щетина, короткие светлые волосы и общий помятый вид. Вывод приходит сам: всё неебически плохо. Рядом со мной лежит этот Мироновский друг Антон, хмурится, пытаясь проснуться и продрать глаза, у него явно, как и у меня, похмелье. Кое-как всё-таки удаётся выдрать из-под его головы свою руку и начать её разминать. Не рискую резко садиться, потому что знаю, что это будет фатальной ошибкой.

При попытке отползти от стонущего похмельного тела, ногой натыкаюсь на нечто… Очень похожее на чей-то чужой член. Чей-то чужой потому, что мой собственный спит мёртвым сном, и я это чувствую, а вот чужой засланец гордо торчит макушкой кверху, упираясь в мою ногу. Пиздец – это ничто по сравнению с тем, о чём я подумал.

- Тааак! Какого хуя ты тут трёшься об меня, гондон?! – возмущённо шиплю и отпихиваю это сивое нечто от себя, подтягиваясь повыше к подушкам.

- Хули орёшь-то, блять?! – парень недовольно жмурится, закрывает ладонями уши. Наверняка у него раскалывается голова, но мне сейчас не до этого! Что тут вообще…? Не успеваю даже мысленно задать себе этот вопрос – дверь в комнату резко распахивается, и на входе из ниоткуда материализуется Миронов собственной персоной. Конфетка жмурит сонно глаза и щурится в нашу сторону, придерживая дверь.

- Вы чё расшумелись с утра пораньше? – И замираем. Я, голый, откинувшись на подушки к изголовью. Антон, голый, разлёгшийся буквой зю посреди кровати. Максим, вцепившийся в дверную ручку. Картина маслом.

Столько эмоций на его лице я никогда ещё не видел. Он удивлялся, откровенно ахуевал, как и я, впрочем. Пока мы медленно и хмельно разбирались, в чём тут дело, мне становилось всё хуже от осознания, что я, похоже, переспал с этим Антоном, и всё лучше от вида котёнка, такого щедрого на эмоции в данный момент. Спина горела огнём, щипало где-то в районе ключиц и шеи. У Антона вид был и вовсе откровенно затраханный. Это адовый пиздец просто…

Дальше действую чисто автоматически: одеваюсь сам, одеваю вместе с Максом этого Антона, тащу его на кухню, роюсь в холодильнике в поиске яиц и молока. А в голове только крутится: «Макс нас видел. Он, блять, всё видел! Что он теперь думает? Обо мне? О нас с этим Тохой? Блядство!» Сидим за столом в напряжённом молчании. А я никак в толк не возьму. Я совал парню в… Блять, свой хер туда (!) совал. А Макс спал в соседней комнате. В наушниках.

Куколка задаёт на удивление неудачные вопросы. Один за другим, сука, один за другим. И намекает так неприкрыто, намекает. И смотрит на меня совсем по-волчьи, и мне впервые скукожиться хочется под этим взглядом.

А потом щелчок, поворот рычага, и бам – всё опять по-другому, мир переставили обратно с головы на ноги. Шутка. Грёбаная шутка этого мелкого засранца! Этот чёртов голубок! Сам пидор и шутки у него пидорские! Блять!

Злюсь, неистовствую, но потом и сам попадаю под действие этой истеричной лихорадки. Смеюсь вместе с ними, Антона трясёт на его стуле так, будто он в шторм попал, Максим открыто улыбается и смотрит мне прямо в глаза, хохоча. Вижу, как покраснела его шея, как в глазах блестят слёзы от смеха, как ему уже больно от этих порывов смеяться вновь и вновь. От него будто свет исходит. Кухня у меня мрачноватая, отделана в основном в тёмных цветах. А он среди неё кажется таким ярким, будто искрится. Мои мысли мне очень не нравятся. Совсем.

Провожаем куколку до двери. Жалею. Жалею я, блять, что он уходит! Что за адовая хуебетень?! Ну, пошёл он и пошёл, мне-то вообще какая разница? На прощание он, вновь сострив, очаровательно улыбается, а я, с мутного похмела, плыву, как будто мне Анжелина, мать её, Джоли улыбнулась голливудской улыбкой, а не какая-то крашеная рыжая кукла! Блять! Устал я анализировать всё это.

Дальше мы остаёмся с Антоном вдвоём, пьём антипохмелин, звоним в ДПС. Грозятся лишить меня прав, наивные. Звоню отцу, закрывшись в комнате один, – разговор не для чужих ушей. Отец зол и недоволен, не преминул в очередной раз упомянуть, что я бремя на его шее. Роптал, когда уже возьмусь за ум и начну заниматься семейным бизнесом. Обещал разобраться и с ментами, и с правами. Замолвил словечко и за этого Антона. Он ведь по моей вине во всё это встрял. Сухо прощаемся. Выдыхаю. Ебеня…

Антон сваливает, полностью заверенный мною в том, что наш весёлый вечерок не ударит по его кошельку и социальному положению. Хочу уже остаться один. Один, чёрт возьми! Бухаюсь на кровать в надежде уснуть, а в голове, как стоп-кадры, крутятся мимолётные жесты и улыбки. Куколки.

========== глава 18 ==========

POV Максим

Весёлые приключения хоббита по имени Максим закончились в тот момент, когда он, то есть я, зашёл в свой собственный дом. Тишина в квартире стояла просто гробовая, и это отнюдь не хорошо. Никогда в жизни я ещё так тихо не разувался, даже когда в свои шальные годы под утро возвращался домой. Почти на цыпочках прокравшись по коридору к комнате сестры, нахожу её там, на кровати: она спит, полностью одетая, уткнувшись носиком в подушку, а глаза немного припухшие – плакала. Присаживаюсь на край кровати возле неё, глажу по встрёпанным волосам осторожно и нежно, касаюсь холодными пальцами щёчки. Открывает глаза.

- Максим? Где ты был? – моментально приподнимается на кровати, встрепенувшись, и начинает обеспокоенно вглядываться в моё лицо. – Тебя не били? Ты не ранен?

- Нет, Сонька, нет. Всё в порядке, - улыбаюсь тепло и немного виновато.

- Что случилось?

- Самойлов и Тоха, они… Немного накуролесили. Пришлось их, пьяных, из бара забирать ночью. А когда к Кириллу их привёз, то там на диванчике и прикорнул. Прости, что не позвонил, - неловко жму плечами, немного привирая сестре, чтобы она лишний раз не беспокоилась за этих двух идиотов.

- А я-то уже думала, что вас побили, - облегчённо вздыхает сестра и прижимается лбом к моему плечу, а я в ответ заботливо обнимаю её, глажу по спине, чтобы успокоить.

- Нет, с нами всё в порядке. Просто немного идиотничаем, - смеюсь, чтобы разрядить обстановку, и у меня, похоже, получается – Сонька смеётся в ответ.

- А я там винегрет вкусный сделала. Только теперь вот даже не знаю, давать тебе его или нет. Ты же у нас провинился, - отстраняясь от меня, сестра по-девичьи хитро щурит глаза и улыбается заговорщицки лишь одним уголком губ.

- Сознаю свою вину, меру, степень, глубину, - глажу себя по груди, сделав скорбное лицо для убедительности. Кушать хочется очень, особенно если речь идёт о Сонькином фирменном винегрете.

- Ладно, так уж и быть, можешь взять его, - едва услышав её слова, почти бегом срываюсь на кухню, топая, как слон, а в спину мне летит её задорный смех вместе со словами, - Только мне оставь немного, всё-то не ешь!